– Там серьёзный срок, – еле слышно проговорил Никита.

– Что? Ты хочешь, чтобы я…

– Нет, конечно, не хочу. Но…

– Что – но?

– Иначе меня посадят.

Нэнси молча смотрела на Никиту, который опустил глаза в пол.

– Уходи отсюда, – едва выговорила она.

– Боюсь, он нескоро уйдёт отсюда… – вмешался милиционер.

– Я согласна, но только если он уйдёт прямо сейчас.

– Ну, это меняет дело. Что же, Никита, было очень приятно познакомиться. Может, ещё свидимся. А сейчас я вас больше не задерживаю.

Никита несколько секунд сидел, как вкопанный, не решаясь встать.

– Вали! – приказала Нэнси.

– Спасибо, – произнёс он и быстрым шагом вышел из кабинета.

9

Город продолжал жить своей жизнью. Стада автомобилей заполонили центральные улицы, то там, то здесь раздавались нетерпеливые гудки клаксонов. На тротуарах ситуация была не лучше, те кому пока не удалось стать счастливым обладателем кредитной машины активно работали локтями, расчищая дорогу к ненавистному офису или опостылевшему дому.

Никита, хромая, блуждал по проспектам и переулкам, не замечая ни противные автомобильные сигналы, ни увесистые удары офисных локтей. Время не ощущалось, как будто никогда не существовало никаких секунд, минут, часов или даже веков и тысячелетий. Он просто шёл, ни о чём не думая, не чувствуя ни злобы, ни обиды.

Устав идти с пробитой ногой, он сел на трамвай, где-то в районе метро «Спортивная», в котором долго трясся, пока «длинный красный лимузин» не привёз его в глубину Васильевского острова.

– Молодой человек, конечная! – противным голосом прокричала пожилая кондукторша.

Никита послушно вышел из трамвая и оказался в окружении нелепых панельных многоэтажек. Он зашёл в один из дворов, там не было ни души, сильный контраст по сравнению с переполненным центром города. Голова снова раскалывалась. Эти головные боли становились всё чаще и сильнее. Никита присел на скамейку возле одной из парадных, инстинктивно засунув замёрзшие руки в карманы. Одним из пальцев он нащупал маленький бумажный клочок.

Видимо, во время погони закладка растряслась, и одна из «марок», просочившись сквозь все препятствия, затерялась среди карманной пыли. Никита равнодушно посмотрел на нежданную находку и с тем же каменным лицом положил «марку» на язык. Подержав её во рту пару минут, он выплюнул бумажку, тогда как спасительная кислота отправилась внутрь вместе со слюной.

До самой темноты он шлялся по Васильевскому острову. Иногда настроение улучшалось, в эти моменты все без исключения прохожие казались прекрасными улыбчивыми людьми из какого-нибудь старого голливудского фильма. Каждого хотелось обнять, с каждым хотелось поболтать. Белозубые бармены василеостровских заведений доброжелательно зазывали пропустить стаканчик «Маргариты». Беспечно гуляющие девушки недвусмысленно подмигивали, Никита отвечал им тем же. А потом настроение менялось. Счастливые прохожие превращались в ходячих мертвецов. Эти зомби вереницами плелись по проспектам и линиям Васильевского острова, издавая отвратительные звуки, похожие на скрежет ножа по стеклу. В такие моменты Никита заползал в первое попавшееся укрытие, где смирно сидел, стараясь не попасться на глаза чудовищам.

В один из этих приступов ужаса он залез в подвернувшийся подвал, откуда наблюдал за совершающими вечерний променад «зомбаками». К тому моменту уже стемнело, а в подвале, и вовсе, стояла непроглядная тьма.

– Здесь слишком тесно для двоих, – раздался грубый голос из темноты.

– Кто тут? – Никита испугано вглядывался в темноту.

Из мрачных глубин подвала выступил силуэт мужчины в пальто до колен. Лицо было трудно разглядеть, но Никита подметил, что мужчина явно не первой молодости и отнюдь не богатырского телосложения, сквозь темноту проглядывала жиденькая вьющаяся бородка и глубоко посаженные маленькие глаза.

– Зачем ты пришёл сюда? – спросил мужчина.

– Я не знал, что это ваш подвал…

– А, это ты, – мрачно прервал его незнакомец.

– Это я? – удивился Никита. – Разве мы знакомы?

– Снова убегаешь от реальности? – проигнорировал вопрос мужчина. – Ну конечно, так проще всего. Проглотил немного отравы, и сразу чувство облегчения, ощущение, что море по колено. Никто не хочет быть маленьким человеком, всем подавай замки с принцессами. Никому не интересно честно работать изо дня в день, каждый видит себя первооткрывателем неизведанных островов. И неважно, что бог предназначил для тебя иной путь. Нет, каждый считает себя умнее бога…

– А с чего вы взяли, что бог не может ошибаться?

Мужчина сделал несколько шагов в сторону Никиты, и его лицо осветило тусклым светом уличного фонаря. Никиту озарило воспоминание из далёкого детства. Это был, кажется, шестой класс. Вяло тянулся очередной урок литературы. Учительница скучающим голосом зачитывала отрывок из какого-то произведения, а Никита, засыпая от убаюкивающей манеры чтения преподавательницы, лениво перелистывал страницы учебника. Вдруг он наткнулся на портрет странного мужчины с грустными глазами, которые смотрели не вперёд, а куда-то вглубь страницы. Никита к тому времени легко узнавал Пушкина с бакенбардами, Гоголя с каре и Толстого с длинной седой бородой, но этот человек был ему не знаком. В этом изображении чувствовалась какая-то страшная тайна. Никита прочитал подпись под портретом – «Фёдор Михайлович Достоевский». Несколько минут он заворожено изучал картинку, не в силах перевернуть страницу, пока его не прервал громкий окрик учительницы. Придя домой, Никита прочитал единственное произведение Достоевского из этого учебника, то был небольшой рассказ «Мальчик у Христа на ёлке». Никите не понравилось, но изображение глубоко запало ему в душу. И теперь он не сомневался, что перед ним стоит сам Достоевский.

– Бог это и есть высшая правда! – нервно выпалил классик. – Только ему известен наш истинный путь. Ни тебе, ни мне. Только ему! И не надо сворачивать с дороги. Как только ты свернёшь, тут же окажешься в объятиях дьявола. Дьявол повсюду, он жаждет того момента, когда ты совершишь ошибку, чтобы забрать тебя к себе!

– Вы, Фёдор Михайлович, говорите, как старый выживший из ума поп. Если бы бог существовал, он бы давно собственноручно уничтожил своё неудавшееся детище. Разве вы не видите, что этот мир состоит из сплошного дерьма.

– Мы сами строим этот мир. Из чего ты его построишь из того он и будет состоять.

– Зачем же тогда нужен бог, если мы всё делаем сами?

– Ты и есть бог! Разве непонятно?! – выпалил Достоевский, а затем, немного успокоившись, добавил: – Я знаю, что бывает очень трудно принять некоторые события в жизни. Я через многое прошёл, рано стал сиротой. Ещё в ранней молодости пережил оглушительный успех, а вскоре после него не менее грандиозный провал. Всё было: и насмешки, и издевательства. Да что там, я уже стоял у плахи, когда меня помиловали и сослали в Сибирь. Я проклинал всех и всё. Только много лет спустя мне удалось понять, что все эти испытания от бога. Всё это было дано не просто так, без всего этого я бы не состоялся ни как писатель, ни как человек. Пойми, что и твои испытания не пройдут даром.

– Слова, это всё пустые слова. Сколько раз я слышал всю эту чушь про данные богом испытания. Только чем он тогда лучше дьявола?

– Чувствую, что дьявол уже проник в тебя…

– Зачем тогда нужны эти проповеди?! Раз я окончательно потерян, так плюнь на меня. Раз мне суждено отправиться в ад, то стоит ли брыкаться. Ты же сам говоришь, что пути господни неисповедимы.

– А ещё я говорю, что бог в тебе! Пока внутри тебя теплится жизнь, всё ещё не поздно измениться. Надо только поверить! Если не хочешь верить в бога, поверь в себя! Ты молод, красив, неглуп. Перед тобой открыты все пути. Не потеряй это!

– Что-то мне подсказывает, что все эти пути ведут в никуда, – усмехнулся Никита.

– Сколько можно повторять, что ты сам прокладываешь свою дорогу!

– Ну, тогда не учи меня, как это делать!