– Этот тип кому-нибудь здесь дорог? – мрачно поинтересовался Нергал.

В глазах бургомистра забился непередаваемый ужас, ближайший хуторянин стянул шапку, растрепав густую шевелюру.

– Дык, не особо…

Закончить он не успел. Раздался выстрел, на белом снегу расплескались красные ошметки, тело с обезображенной головой рухнуло бревном.

– Ну, этот вопрос решен, – устало заключил убийца, – Так что насчет мехмобиля?

Мужики задумчиво переглянулись.

– Пришлют ведь нового… – пробубнил один, – Как пить дать пришлют. Да еще расследование учудят…

– Пришлют или нет, это еще бабушка надвое сказала, – резонно возразил второй, – А коли и приедет, так будет посговорчивее, памятуя об этом, – он без всякого почтения поддел мертвеца носком сапога, – Тем более, когда это еще будет? А мехмобиль-то вот он, уже здесь…

– Тоже верно, – согласился первый.

Рихтер стоял с непроницаемым лицом, дожидаясь окончания неспешного обсуждения. Ему доводилось встречаться с разными людьми, и убийца понимал, что мужики тянут время не со зла, просто им нужно все обговорить, вроде как посоветоваться, переложить часть ответственности друг на друга.

– А тебя, часом, искать не будут? – настороженно уточнил хуторянин, – Нам тут лишние проблемы ни к чему.

– Может и будут, но не сегодня, – усмехнулся Нергал, – Да и вам-то что? Скажете правду. Был, мол, убил бургомистра, переночевал да уехал. С вас и спроса нет.

– Так-то оно так… – пробормотал мужичок.

– Ладно, – решился второй, – Раз уж так повернулось… Ступай в бургомистерский дом, – он указал на стоящую поодаль избу, – Размещайся. Насчет еды сейчас распорядимся.

Войдя в протопленную хату, Рихтер с удовольствием скинул осточертевший бушлат, ноги наконец высвободились из тесных ботинок. Раскочегаренная печка жарила немилосердно, пришлось стянуть свитер, чтобы остановить льющийся градом пот.

Незваный гость, а теперь, пожалуй что и хозяин дома, уселся за грубо срубленный стол. В комнате больше ничего, по сути, и не было: каменная печь, стол с двумя лавками по бокам, да пара сундуков для хранения барахла. За широкой ширмой спряталась двуспальная кровать, образуя в закутке своеобразную спальню. Крохотные оконца почти целиком заросли инеем, на стенах между ними нависали полки, уставленные всевозможной утварью. В целом изба оставляла стойкое ощущение холостяцкой берлоги, неуютной и неухоженной.

На столе лежал ломоть хлеба с салом, дымилась кипятком чашка чая. Видимо, хозяин как раз собирался вкусить поздний ужин, да на свою беду, не успел. Рихтер в один присест умял гигантский бутерброд, запивая обжигающим напитком. Нергала нисколько не смущал тот факт, что он в доме только что убитого бургомистра, ест им же приготовленную для себя пищу. Что поделать, такова жизнь…

В сенях хлопнула дверь, вскоре в комнату вошла усталая испуганная женщина. Она посмотрела на жующего убийцу со смесью заметной тревоги и тихой решительности.

Красивая, совсем еще не старая, с выразительными карими глазами и темными волосами, опускающимися до пояса. Потрепанное серое платье открывало вид на высокую грудь и безуспешно пыталось скрыть крутые бедра и сильные ноги. Пальцы натруженных рук сцепились между собой, она теребила край подола, крепкие зубы закусили нижнюю губу.

Нергал не сказал ни слова, женщина стояла, стараясь перебороть страх. Наконец, решившись, она опустила глаза и принялась суетиться вокруг пугающего незнакомца. В печи брякнули чугунки, непонятно откуда появилась тарелка с картошкой. Постепенно на столе образовалась более чем сытная трапеза, составленная из простой, но весьма вкусной снеди.

Рихтер насыщался, краем глаза поглядывая на хуторянку. Фигуристая, как раз в его вкусе, да и на лицо дурнушкой не назовешь. Полные губы, густые изогнутые брови, небольшой нос. Единственное, что портило впечатление – выражение усталости и страха, не сходящее с милой мордашки. Проглотив последний кусок, убийца удовлетворенно отодвинул тарелку.

– Как звать? – холодно поинтересовался он.

– Мария…

Голос тоже понравился. Низкий, густой, чувственный. Было в нем нечто… многообещающее.

– А муж, что же, не против, что ты прислуживаешь чужаку?

– Я вдова, – она сказала это со смесью гордости и простодушного вызова.

– Понятно, – кивнул Нергал, – Потому тебя и подослали.

Женщина неопределенно пожала плечами, не поднимая взгляда от стола.

– Туда ты тоже пойдешь? – Рихтер указал на кровать за ширмой.

Мария ничего не ответила, лишь острый подбородок предательски дрогнул.

Мужчина понятливо кивнул, сильные руки заграбастали хуторянку в охапку. Не задавая больше глупых вопросов, он грубо стянул платье, женщина вздрогнула от уверенных жестких прикосновений. Сноровисто разоблачившись, двое рухнули на широкое ложе. Кровать заскрипела в такт быстрым размеренным движениям, ей вторило пыхтение мужчины и женские стоны, вызванные то ли болью, то ли приступом сладострастия. Прошло немало времени, прежде чем соитие достигло апогея, а звуки борьбы сменились мирным сонным посапыванием.

Поднявшись, Рихтер вышел в комнату, ширма взвизгнула, скрыв от взора кровать с раскинувшейся женщиной. Она удовлетворила убийцу более чем, страсти и нерастраченной сексуальной энергии Марии хватило бы на много ночей подряд. Но сон не шел, нечто непонятное тревожило мужчину. Он прошелся по комнате, краем глаза оглядывая темные углы.

– Долго ты там намерен прятаться? – сурово поинтересовался ассасин.

Ответа не последовало, лишь в дальнем конце комнаты послышалось сдержанное шуршание. Спустя пару секунд на свет выступил молодой юноша с ножом в руках.

Черноволосый, чернобровый, среднего роста, но заметно, что с возрастом станет гораздо выше. Уже сейчас сильный, жилистый, худые плечи начинают раздаваться в стороны. Нергал внимательно всмотрелся в лицо – пронзительно голубые глаза сверкали смелостью и решимостью.

– Мать? – поинтересовался убийца, слегка кивнув на ширму.

Мальчуган склонил голову.

– Почему же не вступился?

– Она… сама вызвалась, – буркнул парень, стараясь придать голосу солидности, – Я ведь понимаю…

– А оружие тогда зачем?

– На всякий случай. Чтобы никто не обидел!

Рихтер ухмыльнулся, поглядывая на юношу с интересом. Было в нем что-то… некая необузданность, скрытая до поры сила.

– Если уж держишь нож прямым хватом, парень, то будь добр поверни его лезвием к противнику, а не в пол, – мужчина покрутил ладонью, демонстрируя нужное положение.

Мальчик несколько смущенно развернул оружие, выставив его перед собой, хотя Нергал и не думал нападать.

– И запомни, юнец, – с паскудной миной добавил убийца, – Никогда не доставай клинок, чтобы пугать. Схватился за нож – будь добр резать! Оголенное лезвие должно попробовать крови.

Сверкнула сталь, юноша молниеносно прыгнул вперед, широко взмахнув рукой. Нергал отшатнулся, с трудом избежав удара. Холодное лезвие рассекло кожу, оставив на плече тонкую царапину. Красная капля сгустилась на краю ранки, кровь тут же загустела и свернулась.

– Хорошо! – ледяным тоном похвалил убийца, – Ты схватываешь на лету!

Нергал взглянул на рану, взор мужчины помутился. Сколько таких шрамов, больших и маленьких, глубоких и поверхностных, легких и смертоносных, хранят руки и тело убийцы? Он давно сбился со счета, сетка порезов покрывает кожу равномерным узором, где реже, а где сгущаясь в непроходимую вязь. При каких обстоятельствах получены – не упомнишь, но все же память выдает порой незабываемые эпизоды…

Толпа гудит и беснуется, зрители орут, подбадривая бойцов, народ жаждет крови. Как можно больше крови и – как финал действия – смерть!

Два гладиатора скользят напротив друг друга, круглая песчаная арена истоптана следами босых ног, кое-где на желтой поверхности видны красные брызги. Каждый сжимает в ладони по ножу, сталь угрожающе блестит в отсветах ламп. Потные худые тела напряжены, полусогнутые ноги готовы к прыжку, руки дрожат от нервного напряжения, глаза провожают врага с непримиримой злостью. Толпа надрывается, призывая к активным действиям, особой пикантности бою придает возраст противников: одному парню двенадцать, другому четырнадцать лет.