- Муни, что ты имел в виду, сказав мне, будто наша корова злая и не дает молока? Ты сказал, что не смог ее подоить, в то время как мистер Смит сделал это без каких-либо затруднений, и корова все время вела себя очень спокойно.

   - Хотел бы я, чтобы это оказалось правдой, - недоверчиво заявил Муни.

   Смит присел и повторил операцию. Как только он начал, Муни воскликул:

   - О Господи! Так вот вы как доите корову!

   - Разумеется, - ответил Смит. - А как же иначе?

   - Значит, вот как вы это делаете! Теперь я понимаю, что делал неправильно. Знаете, у меня нет большого опыта в этом деле, я вырос в городе, а потому, когда я ее доил, то положил на спину и попытался использовать прищепку для белья. Век живи - век учись, не правда ли?

   Смит вернулся домой, а корова осталась, и наемный работник судьи с тех пор каждый день открывает для себя все новые тайны бытия.

   Впрочем, корова и впрямь оказалась не идеальной. Среди прочего, Смит заверил судью, что у нее превосходный аппетит. Он предупредил, что она - самая непритязательная корова в смысле пищи, какую он когда-либо встречал; она способна съесть что угодно, и всегда голодна.

   По прошествии первой недели миссис Твиддлер сделала первые выводы относительно приобретения коровы. Наемный работник целый день крутил ручку, и на закате сбил масло. Его оказалось почти полфунта. Миссис Твиддлер прикинула, насколько это экономично, - делать свое масло. Полфунта в магазине стоили тридцать центов. Заработная плата наемного работника за день составляла один доллар, следовательно, масло обходилось около трех долларов за фунт, не считая затрат на содержание коровы. Когда масло попробовали, оно оказалось таким водянистым, что его не смогли съесть и отдали работнику, смазывать тачку. Казалось непозволительной роскошью, держать корову с целью получения масла, ценой в три доллара за фунт, для смазки тачки, но трудно было понять, где еще его можно было использовать. Через пару недель содержания в сарае корова казалась такой несчастной, что судья выпустил ее во двор.

   В первую ночь, оказавшись на свободе, корова разрушила увитую виноградником беседку своими рогами, и съела до корней четыре молодых персиковых дерева и карликовую грушу. На следующий день ей дали столько сена, сколько она едва смогла съесть, и, казалось, аппетит ее был удовлетворен. Но через час или два она проглотила шесть шаров для игры в крикет, лежавших на траве, половину скатерти и пару ящиков с бельевыми веревками. В тот вечер молоко ее показалось сильно разбавленным, и судья приписал это неусвояемости скатерти.

   Ночью корова, скорее всего, бродила во сне, поскольку перелезла через забор; а когда была обнаружена, дожевывала одну из юбок с фижмами миссис Твиддлер. В тот вечер она совсем не дала молока. Судья подумал, что испытание, которому она подверглась, оказалось слишком суровым, а юбка - недостаточно питательной. Однако, было приятно утешиться тем, что, не давая молока, она обходилась дешевле в содержании, чем когда давала. На следующее утро она съела кусок водосточного желоба, а затем, сунув голову в окно, две тарелки и кувшинчик для сливок. После чего прилегла на клубничные грядки, чтобы отдохнуть. Вошедший на двор сын судьи Твиддлера, по всей видимости, чем-то ей досадил; она подцепила его своими рогами и перебросила через забор. Затем отправилась на конюшню, где съела щенка и три фута цепи.

   Судья был уверен, что бывший владелец не погрешил против истины, предупредив о ее хорошем аппетите. Она могла съесть столько, сколько слопало бы приличное стадо крупного рогатого скота и несколько отар овец. В тот день судья отправился к мяснику, чтобы уговорить его ее купить. Когда они вернулись, корова только что съела разводной гаечный ключ и отвертку, и пыталась перепрыгнуть через забор. Мясник сказал, что корова неплохая, вот только очень тощая. Он сказал также, что купит ее, если судья станет кормить ее и откормит; судья пообещал хотя бы попытаться. Он дал ей на ночь корм на четырех коров, и она съела все, как если бы это была половинная порция, а она - месяц голодала. Закончив, она потянулась к соломенной шляпе наемного работника, съела ее, а затем, отправившись в сад, слопала жимолость и бухту резинового шланга. Работник сказал, что если бы это была его корова, он бы ее убил; судья ответил, что было бы лучше отучить ее столько жрать.

   В течение ночи она опять испытала приступ сомнамбулизма и, выбравшись из сарая, съела дверной коврик с переднего крыльца, откусила чугунные украшения на воротах, проглотила шесть кирпичей, добытых ею из стены дома, и улеглась среди розовых кустов. Когда утром вышел судья, она казалась лишенной сил, тем не менее, их хватило на то, чтобы схватить газету, которую он держал в руках; сжевав ее, она три или четыре раз вздрогнула в конвульсиях, после чего издохла. Чтобы убрать тушу, судья заплатил три доллара. С тех пор он снова покупает масло и молоко и совершенно выбросил из головы мысли заняться животноводством.

<p>

ГЛАВА X. НАША ГРАЖДАНСКАЯ СЛУЖБА</p>

   Некоторые гражданские служащие Милбурга также по-своему интересны. Система гражданской службы городка основана на принципе, что если у человека имеется очевидная неспособность исполнять какую-либо должность, его непременно следует на эту должность утвердить. В результате дела нашего маленького правительства продвигаются самым непостижимым образом, что предвещает в будущем хаос и революцию, разумеется, местного значения.

   Типичным представителем является мистер Бэунс, единственный ночной сторож городка. Одна из его обязанностей заключается в зажигании уличных фонарей. Это действие не требует особых усилий интеллекта; но в течение некоторой части лета ум мистера Бэунса, как кажется, не был способен справиться с напряжением, возникавшим при решении данной задачи. Было замечено, что каждый раз, яркой лунной ночью, мистер Бэунс зажигал все фонари, и они горели с раннего вечера до рассвета, в то время как в те ночи, когда луны не было, он вообще не зажигал их, и на улицах царила темень, густая, как смола. Наконец, жители стали жаловаться на это, и однажды один из них пришел повидать мистера Бэунса. Он сказал ему:

   - Мистер Бэунс, люди недовольны тем, что вы зажигаете фонари в лунные ночи, и не зажигаете, когда луны нет. Я бы хотел, чтобы вы лучше справлялись со своими обязанностями.

   - Мне бы это тоже показалось странным, но я ничего не могу поделать. У меня есть инструкция относительно календаря, и я обязан ей следовать.