Я запер дверь на ключ, чтобы уберечься от привидений, - или шутников, - и начал неторопливо раздеваться, как вдруг услышал чье-то тяжелое дыхание.
- Эге! - подумал я. - А вот и нетерпеливый дух, явившийся поддержать честь дома!
Затем мне вспомнились слова О'Коннолла о слугах и выпивке. Ужас! Еще не хватало, чтобы это оказалась кухарка!
Я прислушался; тяжелое дыхание явственно доносилось из-под кровати.
Схватив кочергу, я яростно взмахнул ею и потребовал, чтобы скрывающийся там вылез.
Раздался шум, и оттуда выползла толстая пожилая фокстерьерша, продемонстрировав в извиняющейся улыбке несколько оставшихся передних зубов, с раболепной приветливостью помахивая хвостом.
Поскольку старушка казалась милой представительницей своей породы и, по-видимому, была недавно вымыта карболовым мылом, я решил позволить ей побыть моей гостьей на эту ночь, даже если она заявилась без приглашения. Поэтому я бросил на пол плед, и она принялась устраивать себе постель в углу у камина, почесываясь и поворачиваясь вокруг самое себя; наконец, удовлетворенно хмыкнув, свернулась калачиком, с наглым бесстыдством наблюдая за моими туалетными делами и виляя хвостом всякий раз, когда ловила мой взгляд.
Я положил коробку спичек и поставил свечу у своей постели, и вскоре заснул; последним моим воспоминанием было прерывистое дыхание собаки; меня охватило блаженное беспамятство без сновидений.
Совершенно неожиданно я был разбужен холодным носом, прижатым к моей щеке, и двумя передними лапами с длинными когтями, яростно царапавшимися в попытке забраться на мою постель; через некоторое время я обнаружил, что мой друг фокстерьерша стоит у меня на груди, сильно дрожа и жалобно поскуливая.
- Ах ты, неблагодарная маленькая скотина, - сердито сказал я, отнюдь не нежно сталкивая ее на пол, но через мгновение она уже встала и изо всех сил пыталась забраться ко мне под одеяло.
- Даже не думай, - сказал я, снова ее спихивая. В комнате было совсем темно, а поскольку, когда я ложился, огонь пылал довольно ярко, то я решил, что проспал довольно долго.
Совершенно взбешенный, когда собака попыталась забраться в мою кровать в третий раз, я опять грубо столкнул ее на пол, и на этот раз услышал, как она забилась под нее, в самый дальний угол, и сидит там, дрожа так сильно, что сотрясалась кровать.
К этому времени я окончательно проснулся и, испугавшись, что причинил собаке боль, поднял руку и щелкнул пальцами, чтобы позвать ее и приласкать.
Внезапно, моя рука коснулась другой, мягкой, прохладной, с температурой, заметно ниже моей собственной плоти.
Сказать, что я был удивлен, значит не сказать ничего! Через несколько секунд, другая рука отпустила мою, и почти одновременно я услышал тяжелое скольжение, как если бы в ногах кровати на пол упало большое тело. Затем, в абсолютной тишине комнаты, раздался глубокий человеческий стон и едва различимые слова, как кажется, молитвы.
Голос, - если это можно было назвать голосом, - снова перешел на стон; собака под моей кроватью издала резкий, хриплый лай, принялась кусать и царапать деревянные панели. Убежденный, что какой-то шутник проник неизвестным образом в мою комнату, я чиркнул спичкой и зажег свечу, а затем вскочил с постели и крикнул: "Кто там? Что это?"
Я на мгновение зажмурился от внезапного света, а когда открыл глаза и взглянул на то место, откуда раздавался стон, то никого там не увидел.
Комната была абсолютно пуста и находилась в точно таком состоянии, в каком была, когда я ложился спать. Все было в полном порядке, ничего не сдвинуто; я не заметил ничего, что могло бы объяснить слышанный мною шум.
Я попробовал открыть дверь. Она по-прежнему была заперта. Я осмотрел стены, - они были окрашены, а не оклеены обоями, - осмотрел всю мебель и, наконец, опустившись на колени в ногах кровати, поднял свечу и заглянул под нее.
В углу затаился фокстерьер, но больше ничего не было видно. Отполированые доски отражали свет моей свечи; совершенно озадаченный, я поднялся, но при этом ощутил, что рука, которой я опирался в пол, была влажной.
Я поднес ладонь к свету и увидел, что кончики моих пальцев покрыты пятнами, напоминающими кровь, и, отвернув ковер, обнаружил темное пятно, простиравшееся в одну сторону на два фута и на три-четыре - в другую.
Я инстинктивно взглянул на потолок, но на его побеленной поверхности не было заметно никаких следов. Сверху ничего капать не могло. Пятно было влажным, но не мокрым; а на ощупь - теплым, словно жидкость, что бы она собой ни представляла, была пролита совсем недавно. Я снова осмотрел кончики своих пальцев. Пятна, повторяю, были очень похожи на кровь. Я поспешно смыл их в тазу, а затем еще раз внимательно осмотрел комнату.
Ставни были закрыты, дверь - заперта, шкафов в стенах не имелось, в камине все еще горел огонь. Я осторожно простучал стены и не обнаружил ни малейшего намека на какую-либо пустоту или потайную дверь; но, когда я это сделал, мой здравый смысл возмутился моей собственной глупостью, - панели выглядели так, что не могли скрывать ничего тайного.
Но если надо мной сыграли злую шутку, то куда делся шутник?
Одно из возможных объяснений я с негодованием отверг, поскольку знал: я бодрствую и нахожусь в здравом рассудке, - и вовсе не являюсь жертвой бреда или кошмара наяву.
С минуту я раздумывал, не записать ли мне в подробностях то, что случилось, но тут у меня в голове промелькнула вполне здравая мысль. Я взглянул на часы и обнаружил, что уже почти три. Лучше было согреть дрожащие руки и ноги в постели, чем продолжать мерзнуть, записывая то, во что никто не поверит, потому что, в конце концов, я ничего не видел, а кто в состоянии поверить стонам и шепоту без каких-либо доказательств? Упоминание фокстерьера в столь важном документе нисколько не придаст ему важности в глазах Общества, исследующего оккультные явления.
Поэтому я опять забрался в свое гнездышко, сначала выманив собаку из ее угла и, желая иметь себе компанию, пусть даже и в лице маленькой зверушки, взял ее к себе в постель.
