А двухэтажными строили только трактиры и постоялые дома. Обычные избы были в три-четыре комнаты: трапезная и несколько спален, в зависимости от количества поколений семьи, живших в доме.

Откуда-то умопомрачительно запахло жареной курицей. Ноги сами понесли меня на запах. За большим столом в кухне уже сидели сладко жмурившийся Кирьян и вечно хмурый Максимилиан. Ждали только меня. Хозяйка поставила передо мной большую миску с дымящимся картофелем. На столе были и блины, и пироги, и запечённая курица.

Когда-то бабка, а за ней Линт учили меня, что девушка должна кушать аккуратно, деликатно и понемногу, и я всегда старалась соответствовать правилам. Сейчас мне было наплевать на это. Я слопала всю картошку, обе куриные ноги и затолкала в себя пирожок с яйцом. Потому что маги должны хорошо питаться. Кир съел всё остальное. На лавку напротив нас грузно опустился медведь, именованный Людвигом. Мужчина был невероятно огромным, в нем, наверное, было три Кира, да еще половинка Оберлинга. Знать, зверь его был крупным.

Я и раньше встречала оборотней-медведей, но столь большого — впервые. В Славии оборотней было мало, лишь переселенцы из Галлии или гости. Медведей среди славцев не было, только волки — серые или бурые.

Людвиг мне в диковинку: рослый и крепкий, заросший бурой бородой, аккуратно заплетенной в косички, с маленькими черными глазками; одна его рука была толщиной, как моя ляжка. Белый шрам на его щеке, терявшийся в бороде, цепкий взгляд, выбритые волосы на висках ясно говорили о том, что он бывший военный, не утративший своих привычек и здесь, в мирной жизни.

Прическа вообще может многое сказать о человеке (и об оборотне тоже). Например, в Славии две косы девушка носит только в девичестве. Если коса одна — перед вами замужняя женщина. Если на волосах черная или белая повязка или косынка — то вдова. У профессиональных военных, в том числе и бывших, всегда выбриты виски. Это значит, что именно этот человек отвечает за безопасность поселения и имеет право собрать ополчение. О, разумеется, это не относится к лордам! Лорды вольны носить любую стрижку, лишь бы это выглядело прилично. Впрочем, мало кто вообще их осудит за что бы то ни было.

У меня вообще нет кос. Но я вроде как леди, а это значит, что могу побриться хоть налысо.

— Чудны дела твои, Пресветлая, — наконец, заявил медведь, которому, видимо, надоело играть в гляделки. — За одним столом сидят два Браенга и Оберлинг, и все живы.

— Это с какой стороны посмотреть, — невозмутимо ответила я, подливая себе в кружку морса из глиняного кувшина. — Я, например, считаю, что за столом сидят два Оберлинга и один Браенг.

Людвиг расхохотался, и зрелище это было страшным. Я вообще вначале подумала, что у него начался какой-то припадок.

— Как ты ухитрился поймать в свои сети такую курочку? — с интересом спросил медведь. — Что она в тебе нашла?

— Я и не ловил, — пожал плечами Максимилиан. — Меня женили без моего согласия. Можно сказать, подкинули.

Людвиг перевел взгляд на меня, а я только развела руками: дескать, всё так и было.

Кир задумчиво разглядывал потолок, делая вид, что он совершенно не причастен к данному событию.

— И что теперь? — обалдело спросил Людвиг.

— Поживем — увидим, — философски ответил Оберлинг. — Скажи мне лучше, Гленн с Марком здесь проходили?

Разговор перешел на насущные проблемы. Да, Гленн и Марк прошли через деревню в сторону шахт. Нет, обратно не возвращались, да и какой дурак бы вернулся в такой буран? Спасибо магам (мы с Кирьяном вежливо склонили головы) за своевременную помощь. Нынче зима особенно сурова. В деревне дрова на исходе, а из дома не выйдешь. А коли выйдешь, вряд ли вернешься. Уже двое мужчин замерзли насмерть, заблудившись в метели. Три дома раздавило лавиной снега, сошедшего с горы, и не какие-то хибары, а прочные каменные здания! Люди, к счастью, спаслись, живут по соседям. Сейчас, когда погода наладилась (спасибо магам еще раз), можно будет поглядеть, что с хранившимися в подпольях запасами, и есть ли смысл что-то чинить, или лучше летом отстроить новые.

— Запасов хватит? — спросила я, пристально глядя на медведя, который, видимо, был в деревне старостой. — Голодать к весне не будете?

Мужчина отвел глаза.

— Конечно, будем! — сердито ответила за него жена, плюхнувшаяся на лавку рядом. — Этим летом у нас неурожай яблок, да огороды селью залило — не в обиду вам, миледи, магов своих нет, только приезжие, их не дозовешься, а реку совсем размыло. Мяса, наверное, хватит, если буйволиц заколоть к весне, да только детей малых одним мясом кормить не будешь. До весны, пожалуй, и дотянем, а дальше-то что? Весной тоже есть хочется.

— Вот что, — подумав, сказала я. — Те семьи, у которых дома раздавило — среди них дети есть?

— В одном трое малышей, в другом постарше ребята, а в третьем старики жили — тоже что дети малые.

— Пусть на лыжи встают, или сани снаряжают — на чем вы тут передвигаетесь? — берут личные вещи и идут в замок. Места там хватит, с одеждой поможем. Скотину, которая у этих семей осталась — под нож. Вряд ли её по снегу удастся перегнать. Весной решим, что дальше делать, может, прикупим. Молочных коз и коров оставить в домах, где малые дети. Если есть еще те, кто боится зиму не пережить, сироты там, или немощные — всех в замок, но с припасами.

Это меня батюшка так учил — всех немощных и осиротевших малых детей, коли беда пришла — в дом брать. Во-первых, кнес для своих подданных навроде отца. Он для того и над волостью поставлен, чтобы мудро управлять ей и заботиться о людях, а не чтобы мошну набивать. У крестьянина работа — на полях трудиться, у пастуха — за стадом смотреть, а у кнеса служба — разумно управлять своими владениями. А во-вторых, лишние руки никогда не будут лишними. Сегодня тебе кажется, что ты берешь в свой дом нахлебников, а завтра сироты вырастут, станут трудиться да милость твою помнить.

Запасы еды в замке немалые, а коли не хватит — из столицы помощи попросим. Не помрем с голоду, даже и всю деревню к себе переселив. Разве что тесновато будет.

Людвиг внимательно посмотрел на моего супруга, возражений с его стороны не увидел и кивнул.

— Старого Пата и его жену дети к себе забрали. Они, пожалуй, не согласятся их отпустить. Не по-человечески это. А вот вдову Горта и вовсе бы в замок перевести. Дети у нее далеко, одной ей сложно, приживалкой не идет ни к кому — стыдится. А такой зимой да в снегопад может и насмерть замерзнуть.

— Отчего же у вас, Людвиг, старицы в одиночестве живут? — прищурилась я. — Али нет доброго человека, кто их в матери возьмет? В Славии, пожалуй, запозорили бы вашу деревню.

Людвиг покраснел и надулся, как индюк, но супруга тут же ткнула его в бок.

— Правду говорите, госпожа, — затараторила она. — Я, хоть и не из Славии, а южной части Галлии, но и у нас так принято. Да только Айша степнячка, живет по своим обычаям, к чужакам в дом не пошла. И к вам не пойдет, госпожа, скорее умрет с голоду. Гордая.

— Ясно, — сказала я мрачно, поднимаясь из-за стола. — Дозвольте мне с ней переговорить.

Степнячка, значит. Степняки мне оказались не менее дороги, чем галлийцы. Пожалуй, что и более. Словно я всё-таки немного была женой степного хана. Где-то внутри.

Почувствовала тяжелый взгляд Оберлинга, обернулась. Мне показалось, что он прекрасно понял, о чем я размышляю. Но, как ни странно, не возражает. Вообще он на удивление быстро отдал мне бразды правления. Ведь это же его люди, его деревня, его владения. И подобные вопросы в отцовском доме всегда решал кнес. Или я.

— Сарина, найди леди Оберлинг валенки и приличную шубу, — внезапно вполголоса сказал мой супруг. — Обстоятельства нашего брака таковы, что у нее почти нет теплой одежды.

Хозяйка дома внимательно оглядела меня с ног до головы, что-то прикинула и через пару минут приволокла мне тяжелый толстый плащ, подбитый изнутри мехом, сплошь затканный алыми и золотыми диковинными цветами.

— Забирайте, владейте, — сказала она, с облегчением кидая это великолепие на лавку. — Для меня слишком яркий, для дочки моей велик. Как на ярмарке купила, так ни разу носила. Я ж как сорока: хватаю всё блестящее, а потом жалею.