— Теперь можно. Только я тебе как товарищ кое-что сказать должен. Не при всех.

— Разумеется!

— Ведьмак, подожди с лекарем пока здесь.

Через некоторое время Гюнтер с товарищем вышли с бутылкой доброго вина и четырьмя кружками. Они выпили за возвращение Юлиуша и предстоящую свадьбу, в которой ведьмак откровенно сомневался: кто ж из баб согласится идти за бесплодного жениха?

Когда друг начальника стражи ушёл с улыбкой на губах, Гюнтер сунул обоим спасителям своего сына по толстому кошельку с деньгами и повёл обратно в тюрьму, чтобы вернуть ведьмаку мечи. Вино развязало ему язык, и по дороге он сказал вот что:

— Я всё-таки внука или внучку на коленях подержу! Я как рассказал товарищу, что Юлиуш как мужик — того, ну вы поняли, так он аж в лице поменялся. «Я тебе тогда за честность тоже честно кое-что скажу», — говорит. Говорит, дочка его спуталась с одним проходимцем. Короче, брюхатая она. Кается: сам не углядел, а девка — дура, на сладкие речи повелась. Вот со свадьбой он и хочет поторопиться. Уговорились мы, что будем молчать о мужском нездоровье Юлиуша. Вы ведь ему не сказали о нём?

— Нет, — ответил А’рса.

— Вот и славно! Вот и не говорите. Ведь как славно всё выходит! И слово сдержу, и товарища от позора уберегу, и Юлиуш теперь заживёт! Разве ж у него жизнь была? Да уж… Герцог за всю свою жизнь сделал только одно доброе дело: сдох. Если бы он этого не сделал, никогда бы мы не встретились, ведьмак!

Эскель подумал, что это хоть и ладный, но всё же обман. Юлиушу не оставляли выбора и всё решили за него. С другой стороны, со страшной болезнью какой был у него выбор? Озвучивать свои мысли ведьмак не стал, убедив сам себя в том, что бедный «кровопивец» не мечтал даже и о таком счастье, которое ему приготовил отец.

В тюрьме их ждал сюрприз: герцогиня и Пантея, добравшиеся до города, ожидали, когда вернётся начальник стражи. Увидев знатную даму в монашеском платье, Гюнтер снял шляпу и поклонился, думая о том, что ведьмак не соврал: супруга Уайтфорда жива-здорова и действительно ушла в монастырь.

— Приветствую Вас, господин Гюнтер! — герцогиня легко кивнула на приветствие. Девочка в это время кинулась прижаться к Эскелю и А’рсе. Ведьмак успокоился: он хотел продолжить поиски Пантеи, как только его отпустят. — Я пришла ходатайствовать о невиновности господина ведьмака и его друзей. Как свидетель я подтверждаю, что мой супруг скончался сам. Как монахиня готова поклясться Вечным Огнём, что слова мои — правда.

— Госпожа, я непременно запишу Ваши слова как подтверждение. Хотя я своим путём установил, что ведьмак действительно невиновен. Прошу пройти ко мне и продиктовать всё, что Вы сейчас мне сказали.

========== Вторая зимовка ==========

Зима пришла лютая. Морозы стояли такие, что Славку перевели в крепость, в более-менее тёплый закуток. Приходилось поэтому его помещение постоянно чистить. Эскель делал это сам, а конский навоз подсушивал и пускал на топку очага.

Заготовленные дрова тратились быстрее, чем планировалось, и Пантее поручили иногда выбираться в лес за хворостом — чтобы не тратить хорошие поленья на растопку.

В очередной раз собираясь после тренировки в лес, Пантея закуталась потеплее, надела на голову вязаную овечью шапку и повязала её сверху платком (Эскель с А’рсой купили их ей на одной из ярмарок по дороге в крепость), обернула ноги в тёплых носках заячьими шкурками и только тогда надела сапоги. Она была похожа на капусту и из-за этого очень неуклюже выбралась из крепости, таща за собой импровизированные санки.

На морозе и солнце дыхание становилось похожим на табачный дым. Сверкающий снег скрипел под сапогами, пугая нахохлившихся на голых обледенелых ветках птиц. Девочка смотрела вверх на макушки деревьев — они были усыпаны снежными блестками и мерцали золотом на солнце. Холодно, тихо — и бесконечно красиво в лесу зимой.

Вдалеке пробежал заяц в белой шубке. Пантея пожалела, что не взяла с собой арбалет: можно было бы вернуться не только с хворостом, но и с добычей. По заячьему следу потянулась цепочкой стая волков. Вожак посмотрел на девчонку, та замерла, наблюдая за его поведением. Он опустил к снегу чёрный кожаный нос и повёл своих серых товарищей дальше за зайцем. Пантея выдохнула.

Девочка заходила за хворостом всё дальше и со временем вышла ближе к заметённой снегом дороге, ведущей в сторону Каэр Морхена. Отряхнув от снега узловатую ветку и положив её на почти полные санки, она вдруг услышала вдалеке приглушённый топот копыт. К ней приближался всадник. Пантея в очередной раз пожалела, что не взяла с собой арбалет, и на всякий случай достала из сапога ножик. «Если всё обойдётся, упрошу Эскеля научить метать ножи, как он!» — подумалось ей.

Всадник остановился около неё. Пантея увидела, что у него ведьмачьи глаза. Сердце сначала заколотилось сильнее: если это Белый Волк, как теперь с ним биться вот так — без меча, без подготовки, врасплох? Но у всадника волосы были не белые, как у Геральта, каким его описывала мама. Эти волосы расходились по бокам головы так, что со временем обязательно образуется плешь.

Кто же это?

— Эй, соплячка, ты откуда здесь взялась?

Девочка надула губы, и они чуть не треснули на морозе:

— А чего вы сразу обзываетесь? Я не соплячка!

— Откуда ты здесь, я тебя спрашиваю? — ведьмак начал сердиться. — В округе ни одного села нет!

— Не буду я вам отвечать, езжайте, куда ехали!

Всадник неприятно скривился, дал коню пятками по бокам и помчался дальше, нарочно проскакав мимо девочки и завалив её с головы до ног снегом из-под конских копыт.

Пантея отплевалась от снега и крикнула всаднику вслед:

— Да чтоб тебя леший побрал!

Пыхтя от усилий и негодования, девочка потащила санки с хворостом в сторону крепости.

— Ламберт! Ах ты ж, старый ***! Живой!

Эскель по-дружески обнял и похлопал по спине товарища, холодного с улицы. Ламберт ухмыльнулся и хлопнул его в ответ по плечу. Тут он увидел А’рсу, который стоял к нему спиной на строительных лесах и трудился над старой мозаикой, изображавшей бой с куролиском. Эскель пару дней назад отговаривал мага: зачем? Только силы потратишь на неё. Но А’рса настоял, объяснив, что это его отвлечёт от грустных воспоминаний и что не может он спокойно смотреть на то, в каком состоянии находится произведение искусства. Ещё маг понимал, что ему придётся остаться жить здесь, а раз так — надо вить гнездо, обустраиваться, и желательно со вкусом.

Услышав незнакомый голос, эльф обернулся и посмотрел вниз.

— Что, ***, здесь происходит? — глядя на него, спросил Ламберт.

— Знакомься, это А’рса. Маг. Расколдовали его от артефактной компрессии, — дальше Эскель шепнул Ламберту на ухо, — он в ней был двести пятьдесят три года.

— Ни *** себе, — присвистнул товарищ. — Я встречал максимум девять лет.

— Вот и живёт здесь: сам понимаешь, никого у него нет.

Ламберт про себя оценил, как расцветает под руками мага старая облупленная мозаика, и осмотрелся: в крепости как-то уютнее стало. Везде более-менее чисто, посуда медная на кухне даже сияет. То ли не был здесь давно и забыл, что здесь так хорошо, то ли… баба, что ли, здесь завелась, что так прибрано? Да нет, откуда: за Эскелем только разве слепая увиваться будет.

— Сам-то как здесь? Сколько ж я тебя не видел? — Эскель безуспешно пытался вспомнить, загибая пальцы.

— А хрен его знает, давно не виделись, — отмахнулся Ламберт и посмурнел.

«Никак опять куда вляпался?» — заподозрил его товарищ.

— А Кейра где? Вы же вроде…

Ламберт опять махнул рукой.

— Разругались мы с ней. Её, видите ли, ***, начало бесить, что я, ***, сапоги в жилище не снимаю!

— Это ты серьёзно? — усмехнулся Эскель.

Товарищ скривился:

— Хорош ржать!

— Женщины, — протянул Эскель, — что с них взять! Пойдём лучше винца с дороги выпьем! У нас кое-чего в припасах завалялось!