========== По локоть руки в серебре ==========
Эскель, весь грязный, в сосновых иголках и смоле, швырнул голову лешего перед деревенским старостой и устало вздохнул. Остатки смолы с головы залили земляной пол с соломой, и старик вынужден был невольно отойти в сторону, чтобы не испачкать сапог. Целых, что удивительно в послевоенное время.
— Эк и гнусь! Как их только терпеливая земля носит! Ну, пан возьмак, благодарствуем: таперь охотиться могём без опаски, — староста брезгливо обошёл лужицу лешачей смолы и потряс своими дряблыми руками грязную руку ведьмака.
— Такая моя работа. Теперь оплата, — ответил Эскель и подумал, как бы успеть до ночи ещё сходить обмыться на реку.
Староста замолк и виновато опустил глаза к полу.
«Как всегда… — вздохнул про себя ведьмак. — Опять промышлять в лесу, чтоб пожрать?»
— Пан возьмак, вы в думку не берите, что мы свиньи неблагодарные! — промямлил старик. — Люди графа нашаго вчера, как вы в лес пошли, весь хлеб вынесли да всю складчину нашу из ларца моево того, — тут он свистнул, открыл пустой ларец и сунул его в доказательство своих слов под нос избавителя от лешего. Только кто знает, не прикопал ли он обещанные денежки где под соломой.
— Старик, я не богатый ковирский купец, чтоб за так работать, — Эскель незаметно попробовал на старосте Аксий. — Так где всё-таки моя награда?
Глаза старика под действием знака подёрнулись мутной плёнкой.
— Нет вам денег, пан возьмак. Пшаницы — и той дать не могём. Детишек таперь незнамо чем кормить будем.
Пришлось подождать, пока дурман знака пройдёт.
— И что вы мне предложите? — спросил Эскель, твёрдо решивший не уходить без какой-нибудь оплаты. Да хотя б в виде сапог — те, что на ногах, скоро будут просить каши.
— Пан возьмак, слыхали мы, что вы, возьмаки, детишек себе берёте…
— Нет, это в прошлом, — ведьмак посмурнел и потрогал шрам, который ему подарила Дейдра. Нет уж, хватит с него этого треклятого Права на неожиданность: то морду расцарапают, то жеребёнка получишь вместо ребёнка. Хотя конь Василёк, выросший из жеребёнка, долго и верно ему служил. Жаль только, что помер от старости год назад. — Если нет денег, мне б лучше сапоги хорошие…
— Миг, пан возьмак! — старик будто прослушал его и выглянул за дверь хаты. Подал кому-то знак рукой, и через минуту в дверь неохотно вошёл крепенький ребёнок лет восьми-девяти. Староста обхватил его плечики и толкнул перед собой ближе к ведьмаку. Ребёнку, судя по выражению его серьёзных карих глаз навыкате, спрятанных под низкими бровями, не нравилось такое обращение.
— Чего вы меня толкаете, как корову на базаре? — возмутился он низеньким голоском.
— Цыц! Гляньте, пан возьмак, какая девчуля у нас хорошая! Неслух, правда, но готовить могёт, вам в странствиях ваших подспорьем будет. А ишо из лука стреляет, маленький мы ей сделали. Она даж с нашими охотниками в лес ходила — то бельчонку подстрелит, то зайца, да. Только как лешай вот этот вот завёлся у нас, знамо дело, мы её в лес не пущали.
— Чего ж отдаёте, раз она такая хорошая? — спросил Эскель, даже не думая воспринимать предложение серьёзно.
— Неродная она нам — приблудилась. Как вырастет — кто ж приданое будет собирать, чтоб её замуж отдать? А она, как подрастёт, вам ещё кой для чего сгодится. Вы ж, возьмаки, баб-то любите?
Всем выражением лица Эскель показал, что ему не нравится ход мысли старика.
— Не хочу я с ведьмаком идти! — встрял ребёнок. Ведьмак сразу вспомнил маленькую Цири, которая так же когда-то не слушалась и на всё высказывала своё мнение.
— Цыц, тебе говорят! — староста зло зыркнул на девчонку глазами. — А, погодите! Пан возьмак, есть у нас, чем вас одарить! — старик бесцеремонно залез девочке за ворот платья и ловко снял серебряную цепочку с подвеской. Девчонка рванулась защищать своё добро, запрыгала, пытаясь достать её с высоты, на какую поднял свою руку староста, но безуспешно. Тогда она кусанула его за свободную руку, и старик, охнув от боли, бросил цепочку Эскелю. Тот подхватил её и осмотрел: аккуратная, несомненно дорогая работа с гравировкой в виде переплетённых букв Р и М. Добротное серебро, если переплавить — сгодится наконечники для арбалетных болтов покрыть.
— Да разве ж можно! — девочка чуть не задохнулась от возмущения и подбежала к ведьмаку. — Это ж маменькино! Отдайте!
— Цыц! И так тебя кормим, поим, свои ребята недоедают из-за тебя, а пан возьмак нашу деревню от лешаго избавил, чтоб тому провалиться да не вылезти! Надо его благодарить чем-то? То-то! И так эту цацку берегли, почитай, два года, — староста ухнул, тряся укушенной рукой, и продолжил. — Она ж дикая, она за эту висюльку свою одной бабе нашей глаз чуть не выцарапала.
— Потому что она продать её хотела! — огрызнулась девочка и полезла на Эскеля, надеясь отобрать драгоценность. Тот немного улыбнулся левым уголком рта, обезображенного шрамом:
— Вот настырная!
— А вы не лыбьтесь! — почти пробасил ребёнок и очень по-взрослому поглядел Эскелю в глаза. — У меня из-за ведьмака папеньку убили! Я терпеть вас не могу! Не знаете вы ни о дружбе, ни о милости! Вы все злыдни, вам бы всё золото!
Неплохо было бы проучить её за обидные слова, но взять у ребёнка последнее, что от матери осталось — не по-человечески. Ведьмак опять вздохнул про себя: придётся меценатствовать второй раз подряд.
— Ага, живём, как в сказке. По колено ноги в золоте, по локоть руки в серебре.
Эскель протянул девочке её подвеску. Та быстро вырвала её из рук, надела себе на шею и прижала к груди; после этого посмотрела на взрослых исподлобья. Староста нахмурил брови и закричал на неё:
— Ах ты, *** мелкая! Это что ж, таперь пан возьмак без награды уйдёт? Ведь всей деревне срам! Себяшница! Значит, вот моё слово: или идёшь с паном возьмаком, как положено, или вон из деревни сей же час! Сердца моево на твои выверты не хватит!
— Не пойду я с ним. А в деревне и сама не останусь! — парировала девочка, откинула назад тёмную растрёпанную косичку и решительно ушла за дверь, на всякий случай не переставая прижимать цепочку к груди.
— Кхм, кхм. Мне бы пару хороших сапог, — напомнил о себе Эскель.
Староста проводил девочку глазами, поглядел на ведьмака и с горьким старческим охом полез в сундук. Достал оттуда тряпицу, развернул и отдал Эскелю пару почти неношеных сапог.
— Разве ж сапоги стоят лешаго… Вот серебро б! Держите, пан возьмак. Сыну младшему на свадьбу берёг.
«Значит, как у девчонки отнимать — сразу сообразил, — подумалось ведьмаку. — А про сапоги и не подумал. Правильно — своё жальче».
Эскель примерил сапоги. Они немного жали на икре, но это ничего: разносятся.
— Вот это дело.
— Прощайте, пан возьмак! Век не забудем!
«Многие так говорят…» — подумал Эскель, покинул хату старосты и направился в сторону реки отмываться от грязи и смолы лешего.
На деревенской дороге тем временем собрались ребятишки и хором кричали и улюлюкали вслед девочке с цепочкой:
— Дворянка-оборванка! Дворянка-оборванка!
Та, сжав в руках лук и колчан со стрелами, шла в сторону поля чётким мальчишеским шагом и изредка оборачивалась, чтобы зыркнуть из-под бровей на обидчиков или крикнуть что-нибудь обидное в ответ. За словом в карман она не лезла. Один мальчишка подбежал к ней ближе и крикнул: «Дворянка-засранка!» Тогда тактика девочки изменилась. Положив лук рядом на траву, она пошла на мальчишку с кулаками. Повалившись на землю, они некоторое время катались в пыли, пыхтя и взвизгивая. На их крики набежали бабы и стали разнимать драчунов. Подняв лук, девочка отряхнулась, откинула назад косичку, крикнула что-то грубое в ответ матери обидчика и пошла дальше.
========== С волками жить ==========
Солнце катилось к западу — вода в реке в это время тёплая, как парное молоко. От прогретых трав несло пряными и сладкими запахами — пить не надо, чтобы стать пьяным. На душе ведьмака было хорошо от славной погоды, новых сапог на ногах и завершённого дела. В отличие от товарища, Ламберта, Эскель не привык жаловаться на свою ведьмачью долю. Наоборот, он чувствовал себя благодаря этому очень нужным на земле, а что ещё надо для счастья человеку? Разве только хорошего коня: Эскель уже год ходил по Нижней Мархии и её пограничным местам пешком, надеясь накопить денег на нового скакуна. Василёк, боевой конь каэдвенских кровей, был прекрасным товарищем, но смерть приходит равно ко всем…
