Эскель с девочкой снова сели за стол: принесли их заказ. Ведьмак налил себе вина и поднял кружку:

— Ну, несмотря на всё, мы с тобой сделали очень хорошее дело: устроили целой деревне настоящий праздник жизни. Отметим! — Эскель залпом глотнул напиток и принялся за поросёнка.

Пантея пригубила малиновый сок, ссутулилась и нахмурилась:

— Лучше бы они так и оставались, так им и надо!

— По крайней мере, это будет на их совести, а не на нашей. И в любом случае наши старания были не зря.

— Да… Мне маменька всегда говорила, что самое страшное — это когда ты лезешь вон из кожи, а всё напрасно… Она с папенькой мечтала спасти Темерию… и тоже напрасно. А ведь это моя родная страна, страна моих предков. Нельзя человеку без родины… Слушай, Эскель?

— Ну?

— Вот Геральт — из Ривии…

— Не совсем. Его королева Ривии посвятила в рыцари, вот он и стал так зваться.

— А ты откуда?

Ведьмак крепко задумался. Ему никогда не давали никаких прозвищ, а откуда он родом — уже сам не помнил.

— Меня в ведьмаки мальчишкой забрали, не помню даже. Помню только, что там были горы…

— Надо это срочно исправить! — заметила Пантея серьёзно. — Давай ты будешь… Эскель из Синих Гор? А? Звучит!

— Пожалуй, — согласился ведьмак и улыбнулся левым уголком рта. — А ты тогда Пантея из Темерии?

— Но я же не ведьмак, да и не могу им быть: я же девочка!

— А с игошей мы боролись всё-таки вместе.

Тут охотник на монстров почувствовал, как в который раз дёрнулся ведьмачий медальон. Эскель уже осматривал гостей — магов среди них не было, чудовищ тем более. Если только допплер где-то неподалёку скрывается? Странное дело.

Пока они беседовали, на сцену вышел толстенький бард в берете с павлиньим пером и стал настраивать лютню. Пантея никогда раньше не слышала пения бардов, поэтому стала следить за каждым движением певца и забыла про кусок мяса в руках.

— Дамы и господа! — бард учтиво раскланялся на все стороны. — Сейчас вашему вниманию будет представлена баллада, прозванная в народе «Серый взгляд»! Се творение знаменитого мастера Лютика и его дражайшей супруги Цираночки!

Гости постарались не шуметь. Из уважения к выступающему Эскель и Пантея перестали жевать и сосредоточились на слухе.

Бард запел, быстро перебирая струны:

Расскажу историю одну,

Ни в одном из слов не обману!

Я встречал дочь графа меж солдат —

Ту, что имела грустный серый взгляд.

Всех она оставила подруг

И взяла отцовский старый лук,

И пошла в суровый спецотряд

Та, что имела грустный серый взгляд.

Девочка вдруг распахнула свои тёмные глаза пошире, быстро глянула на Эскеля, а потом снова на барда.

И метала стрелы, как гроза

Светом молний режет небеса,

Позабыв про девичий наряд,

Та, что имела грустный серый взгляд.

Тень войны накрыла старый мир,

Но суровый смелый командир

В бой пошёл, ломая цепь преград

С той, что имела грустный серый взгляд.

Я с тех пор её и не встречал.

Может быть, погибла от меча

И ушла, как многие, вослед

Той стране, что уже на карте нет…

— Эскель… Это же… Это же про маму с папой! Правда! — глаза девочки увлажнились. — Только мама — баронесса. Маменька рассказывала, что Лютик был с ними на корабле, а ещё он навещал её, когда она пряталась от каэдвенцев! Мама… у неё были серые глаза…

По щеке Пантеи быстро сбежала слеза, которую она сразу же утёрла нижней частью ладошки. Бард заметил это и улыбнулся, подумав, что он хорошо исполнил песню, раз слушатели плачут.

Ситуация тронула Эскеля. Захотелось найти подбадривающие слова.

— Знаю я Лютика. Знаешь, что он мне сказал? Тот, о ком сложена песня, будет всегда жив.

Девочка посмотрела ведьмаку прямо в глаза:

— Правда?

— Да, он так сказал.

— Значит… Значит, всё-таки они старались не напрасно!

— Не напрасно. Знаешь, я всё хотел тебе сказать… Я же тоже встречался с твоим отцом. В Каэр Морхене, когда мы все бились с Дикой Охотой.

— Как? — девочка опять заглянула ему в глаза. — Значит, я была там, где сражался мой отец?

— Да, и сражался доблестно. Помянем его и твою маму. Чувствую, хорошие они были люди.

— Лучшие!

Оба, не чокаясь, подняли кружки и выпили каждый своё.

— О Геральте тоже много баллад сложено этим самым Лютиком, — подумав, с грустью сказала девочка и посерьёзнела. — Слушай, Эскель… а тебе не грустно оттого, что ты… ну, не Геральт? Тебя не воспевают в балладах, о тебе вообще мало кто знает, а ведь ты ведьмак не хуже Белого Волка.

Никто ещё не задавал Эскелю такого вопроса, но он точно знал, что́ на него надо отвечать.

— Раньше мне бывало завидно, что Геральта и его подвиги знают так много людей. Только знаешь… слава не принесла ему ничего хорошего. Короли пытались заполучить его как опытный меч. Связь Предназначением с Цири привела к тому, что им хотели пользоваться и чародеи. Он в балладах обрёл бессмертие, но в жизни потерял немало. Так что я в этом плане гораздо счастливее Геральта. Я убиваю чудовищ. Я помогаю людям. Если кто-то мне за это благодарен — хорошо, нет — ну и пёс со всеми ними, — закончив монолог, Эскель сделал большой глоток из кружки и хмыкнул. — Опять медальон дрожит. Да что ж такое… Как будто что-то магическое совсем рядом.

Пантея задумалась.

— Ведь раньше такого не было?

— Не было. Тааак… Погоди… Дай-ка мне сюда статуэтку эльфа! — Эскель позвал пальцами к себе.

Девочка достала её из походного мешка. Ведьмак взял статуэтку в руки — медальон завибрировал сильнее.

— Вот значит что! Это от неё такая магия исходит.

— Ого! А что это значит?

— Значит, что не статуэтка это, а настоящий заколдованный эльф. У магов это называется… ммм… артефактная компрессия, да.

— Огоо!!! — у девочки загорелись глаза. — А можно ли его как-то расколдовать?

— Опытный маг может. Только сейчас магов не сыщешь: на них повсюду объявлена охота.

— Неужели он так и останется у нас в виде статуэтки? — с тревогой спросила Пантея. — Он же живой! Пожалуйста, давай найдём мага!

Жаль, что давно ничего не было слышно ни о Трисс, ни о Йеннифэр. Можно было бы обратиться к ним. Теперь остаётся только выведывать вести о местных магах у каких-нибудь лиц, которые могут с ними пересекаться: травниками, спекулянтами, книжными торговцами.

— Попробуем. Только надо действовать осторожно.

Одна нетрезвая горожанка, сидевшая рядом с половиной бутыли мутно-серого самогона и стаканом, услышала их разговор и виновато опустила глаза. Эскель это заметил. Да уж, будешь тут осторожным!

Горожанка встала, зацепила локтём стакан, и он упал на деревянный пол. Шатаясь по знатной амплитуде, она подошла к столу Эскеля и Пантеи. Женщина не была магичкой, ведьмак бы это почувствовал.

— Можно прис-сесть?

— Прошу, — ведьмак указал на скамейку рядом.

— Я извиняюс-сь, но я ус-слышала ваш разговор, — женщина перешла на шёпот. — Одна магесса ж-живёт за городом, на болотах. Только… — в глазах горожанки появилась настоящая большая печаль, — отправляйтесь к ней б-быстрее. Мож-жете не успеть…

— Она уезжает? — спросила Пантея.

Женщина пьяно улыбнулась, хотя глаза у неё по-прежнему оставались виноватыми и грустными.

— Нет, дев-вочка, тут другое… Поторопитесь.

Горожанка закрыла лицо руками, и сквозь её пальцы было видно, что она заплакала.

— Ведьмак, — обратилась она к Эскелю, не открывая лица. — Пожал-луйста, скажи ей, что Марта п-просит простить её… если можно…

Говорит ли она правду? Доверие людям — всегда риск. Ведьмак решил рискнуть:

— Где точно она живёт?

Женщина, насколько могла в своём состоянии, описала дорогу до жилища магессы.

========== Кто слабее? ==========