Команда высыпала на внутреннюю площадку, старкары начали назначать и расставлять по местам дозорных, остальные, пока у них случилось свободное время, покидав циновки на раскаленный песок, повалились отдыхать. Охрана с автоматами заняла позиции между рядом стоящими картами в вершинах треугольника, распределили секторы обстрела. Лекс с шеф–капитаном стояли у кабины головного кара, дожидаясь пока к ним подойдет мастер–помощник. Ворон, расставив наемников, тоже направился к ним. Вот, морок, только его истерик сейчас не хватает, все и так дерганные, а его наемники так вообще уже три дня на взводе, того и гляди прорвет. Вожатый искоса посмотрел на шеф–капитана. Старик выглядел хреново, дорога измотала его совсем, пытается держаться, но через силу, видно, что не сдюжит, отдых ему нужен. Придется самому с Вороном разбираться, да усмирять взрывной нрав наемника.

Хоть Лексу и было двадцать два года от роду, многое уже успел в жизни повидать, через многое пройти. Жизнь подарила ему настоящего и любящего отца и учителя. Но она же его и забрала совсем рано, в пустой ссоре на постоялом дворе на глазах у Лекса его зарезал пьяный наемник. Самого парня сука жизнь не обделила талантами, родовое ремесло он перенял быстро и легко, уже в двадцать на его плече красовалась нашивка птица на фоне солнца частично закрытого луной на синем фоне. Красовалась по праву, у него был талант выбрать наиболее безопасный маршрут для каравана, был у него и дар – ориентироваться без подручных средств и приборов во время Солнечной Бури. Как он это делал объяснить обычному человеку сложно. Он мог вживую, средь бела дня, видеть звездное небо, так как будто бы дело было ночью, видел, как по карте звездного неба движется дневное светило, поэтому безошибочно находил нужное направление движения для шеф–капитана. Он любил Пустошь, всегда воспринимал ее как живое существо, он ее понимал, слышал. Совсем еще ребенком, он с отцом уже колесил с караванами по этим пескам, учился стрелять из ружья, учился распознавать людей, учился их слушать, учился говорить с ними. Со смертью отца он многое потерял, не только наставника, но и лучшего друга и товарища, он целый мир потерял, с тех пор Пустошь стала для него пустой и какой–то чужой. Теперь ему всегда хотелось поскорее вернуться домой, к матери и младшей сестренке, единственным дорогим ему людям, теперь он глава семьи, он в ответе за них.

Подошел мастер–помощник, веселый парень, на три года старше Лекса, как и все в караване с ног до головы замотанный, закрытый одеждой, чтобы не дать песку ни малейшего шанса до кожи добраться, ожечь, отравить.

– У третьего карта одна пластина левой рессоры на средней оси лопнула, лашинг не выдержал. Веревка лопнула и груз сместился, как следствие, рессору оси перегрузило, вот на очередной кочке она и треснула.

Старик тяжело опустил голову. Подошел Ворон, только конец предложения он, скорее всего, смог услышать. Шеф–капитан поднял голову, посмотрел на Лекса, перевел взгляд на мастер–помощника.

– Сколько времени понадобиться, чтобы дублер завести, поставить и обтянуть?

– Часа два, никак не меньше.

Ворон, стянул платок–повязку с лица, сплюнул под ноги, на шефа Анд сен Ивера смотрит. Молчит пока.

– Лекс, что скажешь, если через два часа закончим, есть нам резон сегодня снова паруса ставить, или будем сразу лагерь разбивать до завтра?

Нам? А ты–то сам как, сдюжишь? Лица на тебе нет.

– Дальше рельеф сильно поменяется, холмы будут намного выше, выше картов. Ветер будет сильно рваным, местами с сильными завихрениями, ускорениями и спадами, паруса придётся все время добавлять и убирать. Через пару часов он начнет слабеть, это нам очень на руку, чтобы этот участок проскочить, Пойдем туда завтра по сильному ветру, можем не пройти, тем более на сломанной рессоре.

Старик кивнул.

– Хорошо мастер Гикс. приступайте к ремонту, время терять нельзя, постарайтесь не затягивать, время дорого. Распределите людей по вахтам, самых опытных для ремонта задействуйте, остальным отдых – впереди трудный переход, много работы.

мастер–помощник ушел.

– Дойдем сегодня?

Голос скрипучий, неприятный, глаза за стеклами запыленных очков холодные. Обращается к Лексу.

– Ветер стихнет через час после заката, времени хватит.

– После заката?

Пауза.

– Ты что нас ночью вести хочешь? Ты что грибов перебрал, морок тебя дери!

– Шеф Анд сен Ивер, вам тоже лучше отдохнуть, мастер–помощник будет занят ремонтом, устанет и не сможет заменить вас на переходе, вам понадобятся силы, а мне ваше умение, чтобы дойти сегодня.

Старик спорить не стал, куда там, выжатый совсем. Только руку на плечо вожатому положил. В глаза устало посмотрел, развернулся и полез в кабину на отдых устраиваться.

– Ты бля, меня не слышишь или вид делаешь?

– Прекрасно слышу, ты просто меня слышать не хочешь. Я же сказал, что ветер стихнет через час после заката, я не смогу вас ночью вести без ветра, поэтому планирую быть на месте еще до темна.

– А если не выйдет у тебя до темна нас довезти, что тогда?

Ну все, приехали, начал заводиться ирод, не хочет слышать ничего.

– Тогда я вас буду поить в трактире три дня, тебя и твоих четверых головорезов, идет?

О, магия слов о дармовой выпивке подействовала – глаза аж заблестели, только это совсем другой, не тот холодный блеск. Вплотную подошел к вожатому, в глаза ему посмотрел.

– Идет, только я сначала с тебя шкуру спущу и аргам ее скормлю, а уж потом ты нам выпивку поставишь.

Погруженный в предрассветную темноту Атолл еще дремал, тихо было, только изредка раздавалось хлопанье дверей, на площади в районе рынка, торговцы просыпались, и неспешно открывали свои лавки. Короткая ночь не приносила желаемой прохлады и облегчения после бесконечно долгого жаркого дня. В период Солнечной Бури дни были особенно долгими, жаркими и изматывающими, а ночи мимолетно короткими и нестерпимо душными. По улицам лениво передвигались дворовые. В их обязанности входило убирать улицы и дворы, утром тушить фонари освещения, а вечером разжигать их вновь. На базарной площади, возле зданий городской администрации и зданий первого яруса, трактира, и обоих постоялых дворов освещение было электрическое – от ламп накаливания, остальные переулки, переходы и галереи верхних ярусов освещались от жировых ламп, которые нужно было разжигать и тушить вручную каждый день. Электричество в городе было, но его вырабатывалось крайне мало, не хватало генераторов. Ночью ветра Пустоши тоже спали, поэтому электричество нужно было запасать, в аккумуляторы, собирать которые нынче стоило безумно сложно и дорого. Когда–то люди в избытке имели даже портативные батареи в любом приборе, а электрический фонарь было чем–то настолько обыденным, насколько сейчас обыденны лучины в домах бедняков. Странное было время, то о котором сохранилось множество воспоминаний в книгах того времени, которые в огромном количестве выкапывались копателями и приносили добытчики, из мест погребения древних городов. У тех людей было все, они даже по воздуху летать могли, у них даже была чистая вода и практически неотравленный воздух, не было таких страшных болезней, они были счастливы! Но тогда чего им не хватало? Зачем развязали ту страшную последнюю войну? А чего не хватает людям сейчас? Зачем выжившие потомки тех людей развязали большую войну больше десяти лет назад? Наверное, дело в самом человеке, а не в условиях, в которых он живет…

Небо на восходе окрасилось предрассветной желтизной, узкая полоска света быстро расширялась, ползла вверх. Тревожные тени проснулись, поднимаются, растут, удлиняются, шепчутся – дневной владыка Пустоши приближается. Легкий ветерок пришел с заката, играя как ребенок, подбросил вверх пригоршню песка с поросшего травой, небольшого холмика, отсалютовал своему дневному другу. Ветер побежал дальше, просыпаясь, стал подниматься выше и выше, минуя город на его пути, ударился об отбойник на крыше, отскочил, задел дремлющие на мачтах городские флаги, на синем фоне которых красовалась массивная башня среди песков. Флаги затрепыхались, ветер отпрыгнул в сторону, запутался в лопастях ветряка, лопасти недовольно заскрипели, поворачиваясь, разгоняясь все сильнее и сильнее, пришла пора и им проснуться, людям нужно электричество, и генераторы будут добывать его из ветра, превращая в ночной свет.