Михаил Юрьевич считал свое детство не только не очень счастливым, но даже в какой-то степени горьким. Ранний уход из жизни его матери не прошел для него бесследно. Это было первое сильное душевное потрясение для трехлетнего ребенка. Позже он писал в одном из стихотворений:

Все свое детство будущий поэт провел в селе Тарханы Пензенской губернии; оно было обеспеченным, но не безоблачным. Ему не хватало родительской ласки и внимания, хоть бабушка Елизавета Алексеевна всеми силами старалась заменить ему и мать и отца. «Забота бабушки была невероятной, – писал литератор Петр Кириллович Шугаев, основываясь на воспоминаниях тарханских старожилов. – Каждое его слово и желание было законом не только для окружавших его лиц, но и для нее самой». По описанию мемуаристов, Мишель в детстве был «слаб здоровьем, но бойкий, резвый и шаловливый». Нрав его был «добрым и чувствительным».

Мемуарист А. Корсаков со слов одного старика капитана, рота которого находилась вблизи усадьбы Елизаветы Алексеевны, а он был частым ее посетителем, писал о детских годах Лермонтова: «Старуха была добрая, хлебосольная. Мишель от азбуки отбивался, рос баловнем. Здоровьем был жидким, золотушным мальчиком. От его капризов нянькам доставалось». Это все, что сумел постичь тогда капитан своим нехитрым умом.

У Мишеля было все, что требовалось для его развития, как умственного, так и физического. Павел Александрович Висковатов писал в одной из своих книг: «Елизавета Алексеевна так любила своего внука, что ничего не жалела для него, ни в чем ему не отказывала. Все должны были ходить вокруг Мишеля, угождать ему и забавлять». Он был окружен воспитателями, нянями, учителями. Позже, будучи взрослым, он сетовал на то, что у него не было русской няни, как у Пушкина. «Жаль, что у меня мамушка была немкой, – писал он друзьям, – и я не слышал русских сказок».

Его воспитательница-немка – «добрая старушка» Кристина Осиповна Ремер – была для него одновременно и няней, и воспитательницей, и учительницей. Она жила в доме Елизаветы Алексеевны с первых лет жизни Мишеля. Аккуратная и пунктуальная, она приучала своего воспитанника соблюдать порядок во всем, но он ему не всегда следовал из-за своего капризного нрава. Кристина Ремер говорила с ним только на немецком языке, и он овладел им в совершенстве.

Учителем французского языка с раннего детства Мишеля был француз Жан (Иван) Капэ. По воспоминаниям троюродного брата Лермонтова – Шан-Гирея, «это был высокий худощавый француз, с горбатым носом, всегдашний наш спутник». Биограф Александр Корсаков писал о нем: «Гувернер Капэ имел одну странность – любил мясо жареных галчат и старался приучить к этому блюду Мишеля, утверждая, что галчата – вещь превкусная». Но Мишель категорически отказался от такого лакомства, назвав его «падалью». Капэ был уже немолод и через несколько лет умер в Тарханах в доме Елизаветы Алексеевны, успев обучить своего ученика французскому языку, и Мишель владел им так же хорошо, как и русским.

Был у Мишеля и учитель греческого языка, бежавший в Россию из Греции из-за преследований. Уроки греческого языка не понравились Мишелю, и он стал уклоняться от них. Занятия были отложены на неопределенное время, а учитель занялся выделкой шкурок павших собак. Обучил скорняжному делу нескольких жителей Тархан, которым этот вид промысла стал приносить неплохой доход.

Помимо учебных занятий с учителями, бабушка старалась уделять для Мишеля внимание физическим упражнениям. Едва ли Елизавета Алексеевна знала о постулате древних врачей Гиппократа и Галена, который гласил: «Старайтесь укреплять тело, это способствует укреплению нервной системы», но только интуитивно она придерживалась этого правила. В ее усадьбе были все возможности для этого. Перед домом находился большой пруд, а в одном из садов еще два небольших пруда. Рядом с усадьбой протекала река, и Мишель рано научился плавать в этих водоемах. Зимой они замерзали и использовались как катки. Мишель довольно быстро научился кататься на коньках, а позже ходить на лыжах по заснеженному саду.

Бабушка давала полную свободу его желаниям. Для него не было никаких запретов, кроме тех действий, которые могли причинить вред ему или другим. Она угадывала его желания уже при первых намеках на них и немедленно их выполняла. За шалости никогда не наказывала, а за любые удачи поощряла. Помимо игр во дворе Мишель любил заниматься в своей комнате рисованием. Биограф Лермонтова Павел Висковатов в своей книге писал: «Пол в комнате мальчика был покрыт сукном. Величайшим удовольствием для мальчика было ползать по нему и чертить мелом». Он рисовал фигурки людей и животных, а позже и целые сценки из жизни поселян, но уже не мелом, а акварельными красками в альбомах. В юности он рисовал портреты знакомых уже почти как настоящий художник.

Как уже говорилось, дом, в котором жил Мишель с бабушкой и прислугой, был построен вскоре после смерти его матери Марии Михайловны. Старый дом Елизавета Алексеевна продала на снос, чтобы он не напоминал ей о трагических моментах недавнего прошлого. На его месте была построена часовня, а рядом выстроен новый дом, описанный выше, в котором Мишель провел все свое детство до самого отъезда на учебу в Москву в 1827 году. Возле дома был посажен вяз и две липы. Скамейки под ними стали любимым местом отдыха для Мишеля.

Усадьба напоминала красивый оазис внутри села. Во дворе было много цветочных клумб. Цветы росли и вдоль дорожек, распространяя благоухание. Летом все дорожки посыпали крупным песком. Вблизи усадьбы находилась дубовая роща, а за нею большой лес с разными породами деревьев. Сзади барского дома было много хозяйственных построек: сараи, конюшни, птичники, погреба. Позже Лермонтов описал эту усадьбу в одном из своих стихотворений:

Детские годы навсегда запечатлелись в цепкой памяти будущего поэта.

Почти полная свобода действий, которую предоставляла любвеобильная бабушка Елизавета Алексеевна своему внуку Мишелю, способствовала раннему развитию его умственных способностей, самостоятельности суждений, наблюдательности, а с другой стороны порождала своеволие и капризы, от которых «доставалось и няням и воспитателям» (Шугаев). Для забав и детских игр к Мишелю приглашали детей его возраста. Они играли в войну, «строили крепости, сражались, «представляя нечто вроде потешных полков» (Шугаев). Некоторые из них жили в доме Елизаветы Алексеевны по несколько месяцев, а иногда и лет.

Бабушка Мишеля Елизавета Алексеевна каждый раз находила что-то новое для того, чтобы разнообразить игры детей, и даже приобрела оленя и лося. Но когда они подросли, то стали опасными не только для детей, но и для взрослых: олень поранил своими огромными рогами одного слугу, от него избавились тем, что не давали корма, и он погиб. Оставшийся лось был прирезан, и мясо его употребили в пищу.

В усадьбе была и другая живность: козы, овцы, коровы, кошки, собаки, куры, гуси, в большом количестве. Жители Тархан периодически устраивали «кулачные бои» с соседями. Победителей угощали водкой. Мишелю нравились такие зрелища, и «он от души хохотал» (Шугаев). А увидев своего садовника с разбитой губой, расплакался, но интереса к кулачным боям не потерял. Наблюдательность была с детства свойственна Мишелю. Однажды, гуляя по селу с воспитателями, увидел, что печной дым выходит прямо из крыши. Он удивился и по возвращении домой спросил у бабушки: