– Я ошибся. Извините, – он оставался спокойным.
Лучшее, что он мог сделать – это принять её слова и не спорить. Он не хотел стать подобием Тины и опротиветь Спектре. Миронов понимал, что поторопил события, и готов проиграть бой, но не сдаться. Огонь в нём не угас – вспыхнул ярче, словно подлили керосина.
– Ладно. То было недоразумение. Ты выпил, вот тебя и понесло на нежности, – для себя Спектра не нашла оправдания.
– Вы правы, это недоразумение.
Если бы она только понимала, как много значило «недоразумение» для Каила. Хорошо, что не ведала.
Наставница успокоилась и была рада, что Миронов подтвердил мысль. Какая-то потаённая часть её души хотела, чтобы он сознался в чувствах и, быть может, она перестала ощущать себя одинокой. Хотя, Спектра одиночество рассматривала как свободу и дорожила им.
Безопаснее оставаться к Каилу равнодушной. Увы, с эмоциями сложнее, чем с врагами из плоти и крови – чувства имеют препаршивое свойство воскресать даже после тысячного убийства.
– Ну, рассказывай. Что на этот раз видел? – она села на корявое бревно у воды, прикрывая лицо от ветра. Её волосы походили на языки пламя, танцующие с ветром под луной.
Каил хотел выложить всё, как на духу, но вспомнил предыдущую попытку сказать правду.
– То же самое. Звёзды, шар, железных птиц. Ничего особенного, – Миронов не умел врать и повезло, что наставница сейчас не желала докапываться до правды. Он сел рядом, устремив взгляд вдаль. – А вы чем занимались без меня?
– Думала, как попасть в Эдемион.
– И как? Появились идеи?
– Появились. Солдаты прилетят на бой с механиками, и мы обратно улетим с ними. Сейчас найдём высокое здание, сядем на крышу и будем высматривать вертолёт.
– И сколько придётся ждать? День, два, полгода? Мы окоченеем раньше, чем он прилетит.
– Сколько потребуется. Но ты можешь не ждать. Иди к своей Тине – всё равно от тебя никакого проку. Только мешаешь.
– Ну, ждать – так ждать.
Они посидели несколько минут возле озера и затем отправились на поиски высокого здания. Побродив около часа по улицам, они остановились подле единственной девятиэтажки в колонии. Здание рассекало небо и выглядело гигантом по сравнению с приземистыми двухъярусными домишками. В нём жили преуспевшие колонисты – иначе говоря, воры в законе.
Отыскав на стене выцарапанный пароль к кодовому замку, они проникли в подъезд. Лифт не работал более пятидесяти лет из-за отсутствия электричества, и пришлось по лестнице подниматься на девятый этаж.
Проход на крышу преграждала деревянная дверь, закрытая на замок. Миронов вспомнил, чему учили приятели не самой чистой репутации. Он несколько раз ударил ногой в районе замочной скважины, и старая древесина дала трещину. Звук удара не привлёк внимание – у жильцов предостаточно своих дел, и даже выстрел не выманил бы людей из квартир.
Миновав лестницу в пять ступеней, они отворили ещё одну дверь и вышли на крышу.
С высоты мир виделся иным. Сонную колонию покрывал туман, и дома казались игрушечными, а звёзды близкими, но по-прежнему недосягаемыми. У Каила закружилась голова, и он сел на каменный блок посередине крыши.
Спектра высоты не боялась и подошла близко к краю. Мир казался ей ничтожным, как и проблемы, душевные терзания. Она чувствовала себя свободной хищной птицей, которую никто не держал в клетке, и она вольна лететь в любые дали – туда, где нет войны и прогнивших людей. Вот только полёт для Спектры был бы одноразовым и не к солнцу.
Ветер свистел, пронимал до дрожи озябшее тело. Наставница куталась в кожанку и держала открытыми слезящиеся от холода глаза. Она не хотела пропустить вертолёт, гул которого боялась не услышать из-за сильного ветра. Её подбадривала мысль о скором возвращении домой. В «Синтезе» всё встанет на круги своя, и впредь никакие чувства не потревожат душу. Там будет не до Каила.
– Вы не замерзаете? – Миронов даже на расстоянии видел, как она дрожит.
Ему тоже зябко, но он к холоду привык. Ночь тёплая, от силы минус тридцать градусов, а Каил и при более низкой температуре ожидал утро на улице.
– Нет, всё отлично, – соврала Спектра, крепче обхватив себя руками.
Она плохо переносила холод, что некстати в стране вечной зимы. Сейчас она всё отдала бы за чашку горячего чая.
Миронов снял с себя пальто, подошёл к Спектре и накинул ей на плечи. Наставница схватила пальто за края, и закуталась в него, как в тёплое, мягкое одеяло. Каил, стоя за спиной, осторожно обнял её за плечи, чтобы согреть. Спектра была ледяной, как айсберг, и не оттолкнула Миронова.
Он устремил взгляд вперёд, на заснеженную колонию с мельтешащими людьми-точками. Со Спектрой он забыл о страхе высоты и наслаждался моментом. Тонкий свитер не спасал от холода, но Каила это не волновало.
Наставница рассеянно смотрела вдаль, погрузившись в мысли. С Мироновым она чувствовала себя спокойно, как будто он мог защитить от всего мира. С ним уютно, словно он не чужак.
– Мне тут нравится. Видно колонию, в которой я вырос, – Каил желал рассказать о себе, обо всём, что пережил. Хотел, чтобы любимая знала его мысли, грёзы – он ей доверял и впервые за пять лет не боялся впустить человека в душу. – Удивительно, там прошла вся моя жизнь, улицы до боли родные, а я не хочу возвращаться. Да и мне некуда возвращаться, я ведь никому не нужен, по мне никто не скучает. Наверное, я не заслуживаю любви.
Спектре знакомо ощущение, будто все бросили, оставили одну сражаться с целым миром. У неё нет тыла, в который можно вернуться после войны, поэтому она не мечтала о полном уничтожении механиков – тогда бы исчезла единственная причина жить.
– Не говори так. Ты заслуживаешь любви даже больше, чем другие, – она положила голову на грудь Каилу.
Казалось, чёрные тучи стали немного светлее, приобрели серо-голубой цвет с розовым оттенком вдали, который бывал только перед бурей. Снежинки срывались с неба и плавно опускались на землю, украшали волосы, дарили колонии запах свежести. Снег прятал под собой несовершенства мира.
– Не заслуживаю. Я не всегда был таким, как сейчас. Жил без цели, искал счастье в женщинах, точное количество которых и не припомню. Был ничем не лучше тех лесорубов из трактира, – он прижал Спектру сильнее.
С ней не страшно даже рухнуть вниз – главное, вместе.
– Ты лучше них. Они – животные, которые никогда не осознают свою никчёмность. И я тебя понимаю. Когда-то я тоже пыталась найти счастье в мужчинах. Все, кто мог, уже осудили меня.
– Я осуждать не стану. Если это приносило вам счастье, то хорошо. Человек должен быть счастлив – это единственная обязанность.
– Я никогда не была счастлива, и мужики – последнее из того, что приносило радость, – она усмехнулась, вспоминая всех желающих сделать её счастливой. Утром у них это стремление куда-то исчезало, поэтому Спектра уходила до рассвета.
– Вы никому не открывали душу? Не любили?
– Любовь – это чушь. Знаешь, сколько раз я слышала любовные клятвы? Тысячу, не меньше. Так почему я всегда была одна?
– Мало только услышать. Надо ещё и ответить.
– Да кому нужна моя любовь? Мужчинам бы только засадить мне, да поглубже. Всем плевать на мои чувства.
Раньше она ощущала себя котёнком, которого любят, пока он не доставляет неприятностей, а за царапину выкидывают обратно под дождь. Мужчины с ней только играли, хотели обладать как вещью, красивым аксессуаром. Теперь играла она. Избавлялась от мужчин прежде, чем успевала надоесть.
– Не всем.
Спектра подняла голову и встретилась с ним взглядом. Каил едва заметно улыбался.
До ушей донёсся гул. Наставница устремила взгляд в небо и увидела вертолёт, который приземлился через несколько кварталов отсюда. Спектра радостно улыбнулась и, вернув Миронову пальто, спешно покинула крышу и вышла на улицу. Она быстро миновала три квартала, и, не дожидаясь Каила, забежала в подъезд хрущёвки, на которую приземлился вертолёт. Наставница боялась не успеть и обрадовалась, когда, открыв дверь на крышу, увидела знакомые лица.
