Скоро остановятся стрелки часов. Коломира умрёт…

Чёрная невеста более не покинула их жилища. Она безмолвно появлялась в коридоре, недолго стояла над кроватью Коломиры и также бесшумно уходила. А порой ложилась рядом с больной и что-то шептала ей на ухо целую ночь, а та билась в горячке. Рвала простыни и наносила себе раны, царапая тонкую, отдающую синевой кожу.

Маргиза осознавала, что уродливую женщину никто, кроме неё не видит.

Поначалу девочка жутко боялась. Но потом постепенно страхи и надуманные ужасы улетучились. Маргиза прогоняла Чёрную невесту. Обливала водой или бросала на неё белоснежный шелковый платок. Та исчезала ненадолго, затем возвращалась. Заходила в комнату Коломиры, даже если там кто-то был. Склонялась над женщиной и целовала в потрескавшиеся от температуры уста. После каждого поцелуя в поместье случалась смерть. Не люди, живность. Все животные в поместье, словно болезнь переходила и на них, постепенно вымерли. Остальные бежали прочь. Улетели бабочки, уползли жуки.

Осторожно забравшись на подоконник, Маргиза вылезла в окно. Босые ноги опустились в прохладную рыхлую землю. Девочка обступила цветы и вышла из клумбы на вымощенную гладкими камнями тропинку. Она хотела услышать пение ночных птиц, но кругом было тихо. Пташки больше не вили гнёзд на ветвях сада Кариссима. От этого делалось печально. Но Маргиза точно знала, что где-то на чердаке, под крышей, живёт молодой филин. Иногда она приходила к нему и оставляла что-то съедобное. Ей нужно было кому-то высказываться, изливать печали и она смело раскрывала душу ночному хищнику. Тот внимательно слушал, но никогда не отвечал и не перебивал. Идеально.

Есть такие места в родной обители, где каждый может чувствовать себя особенно уютно и защищенно. Для Маргизы это углубление в стволе пепельного дуба. Она свободно помещалась там, и это уже стало неким ритуалом, приходить сюда, сидеть до зари. В эти блаженные минуты девочка была мысленно далека от своего горя.

Скоро рассвет, но до первого лучика на небе еще есть немного времени. Маргиза закрывает глаза и, глубоко вдохнув, погружается в подлунную грёз наяву. Живо воображает мир, в котором нет бед и горя. То царство красоты и покоя.

Мне нужно преподать тебе урок

Сафэлус и Вербонур не на шутку сдружились. Говорили они обо всё на свете. Башка рассказывала невероятные истории. Грустные, весёлые, совершенно безумные. Вербонур внимал с неистовым интересом, порою делал выводы. От некоторых сказаний правитель хохотал в голос вместе с новым другом, от других оба придавались легкой грусти.

О себе Чудина практически не рассказывала. Лишь только…

– А живу я в огромном стеклянном ларце, сделанном из пурпурного льда. Висит ларец на драконьих жилах в маленькой темнице, внутри затерянного во мраке холма.

– В одиночестве?

– Полнейшем! – отвечал Сафэлус. – Во тьме и тиши.

– И не тоскливо тебе?

– Я только сплю. Пока меня не закинет в очередное королевство с долгом зовущим.

– Но откуда тогда ты знаешь столько историй, стихов и песен?

– Я обладаю редким даром, – улыбнулся Сафэлус, обнажая желтоватые зубы. – Я путешествую в мире снов. Знаешь, ведь мир этот огромен и прекрасен. Он граничит с земным, реальным миром. Грань эта ослабевает с наступлением ночи…

Сафэлус практически не видел белого света. Почти всё его существование прошло в грёзах, да в потаённом царстве Гекаты. Вербонур предложил своему другу устроить настоящую прогулку. На что Чудина охотно согласилась.

Переложив Сафэлуса в серебряное блюдо на сервировочный столик с колёсиками, правитель покатил его по широким коридорам, попутно рассказывая историю замка и государства. Они обошли все залы, посетили небольшой музей и театр при дворе. Исколесили цветущий сад и, наконец, сделали привал у пруда под раскидистой ивой. Рядом журчал небольшой каскадный ручей, стекающий со ступенчатого пригорка. Глаза Сафэлуса лицезрели все красоты бытия с восхищением. Порою он издавал изумленные выдохи или восклицал в голос:

– Вот это да!

Вербонур едва заметно улыбался.

Жители замка привыкли к необычному виду гостя и перестали его опасаться, хотя стороною обходили. Главное – сплетни рассеялись, страхи разбежались. Издали Сафэлус увидел Дэличею, девушка бесстрашно прошла мимо и поприветствовала друзей. Сафэлус неподдельно порадовался за Вербонура.

– Твоя невеста безумно красивая и утонченная, – искренне признался он. – И теперь при виде меня от испуга в обморок не падает.

«А чего тебя бояться? Ты ведь такой хороший!» – подумал правитель, но вслух ничего не сказал.

***

В утро воскресного дня башка открыла тайну своего визита к правителю…

– Мне нужно преподать тебе урок… – таинственно произнесла Чудина и посмотрела в глаза Фиделю.

Таким серьезным государь еще не видел Сафэлуса. Он даже присел на софу.

– Я в чём-то провинился? – еле заметное удивление промелькнуло на лице Вербонура.

– Нет, друг мой. Это на будущее…

Его Величество стал с пристрастием любопытничать. Но как бы он не старался выведать больше, Сафэлус говорить ничего не стал. Он лишь с загадкой отметил, что всему свое время. И настанет момент, когда Вербонур без чьей-либо помощи всё поймёт. А самое главное: за ним стоит великое право выбора. И от этого выбора зависит множество человеческих судеб! Единственное, что уверенно отметил Сафэлус, это…

– Слушай голос внутри себя, когда он начнёт громко взывать.

***

Этим вечером они завели странную тему. Друзья сидели у камина и изредка поглядывали на колышущиеся языки огня, танцующие на костях углей.

– Убивая убийцу убийцей меньше в мире не станет! – утверждал Вербонур.

– Я с тобой согласен, но осмелюсь всё же оговориться – это утверждение! – пробурчала башка. – Суть не в том, чтобы уменьшить количество убийц, а в том, чтобы не допустить большего числа жертв. Убийц меньше не станет в мире – твоя правда, но и покойников более не прибавится. А я с особо точной уверенностью могу сказать, что нет ничего ценнее и прекраснее подаренной Высшим жизни!

– Я бы не смог убить… – отрешенно прошептал правитель, глядя на яркие узоры пламени. Он успел задуматься и решить это для себя. – Даже отъявленного подлеца не смог бы.

– А если подлец, забавы ради, истязает самых слабых: детей и женщин? И за тобой лежит право погубить мерзавца, дабы материнские сердца были спокойны, что их сокровищам нет угрозы, чтобы ты сделал?

Вербонур размышлял долгое время, затем ответил, будучи убежденным в своей правоте:

– Предал бы его суду! Убийство есть ничто иное, как страшный грех!

– Хм… – Сафэлус был явно огорчен. – Правосудие слепо, друг мой! Детей матерям не вернуть. Подлец может избежать наказания. И каково родительским сердцам пережить такую несправедливость? – башка искоса взглянула на правителя. – Ты вообрази себя на их месте! Представь, что испытывают они?! А ты? Ведь мог помочь, но отступил, боясь испачкаться в грехе благородного дела.

– Какая интересная игра слов, – призадумался король. – В грехе благородного дела… – Отчужденно повторил он.

– Каждая ситуация в нашей жизни несет какой-то урок! – объявил Сафэлус. – Ни один разговор, даже самый пустой, не случается просто так. Во всём есть смысл!

– Не уж-то? – наигранное удивление и неверие одновременно смешалось в голосе короля. – А те бредни, что ты поначалу говорил! В чём же заключается их смысл?

– А в том, Вербик, – башка прознала про ласковое прозвище правителя, и оно так пришлось ей по душе, что теперь не только Маушка звала короля «Вербиком». – Что тебе нужно было заговорить со мной на моём языке, так сказать, снизойти до моего уровня, чтобы мы могли выйти на контакт.

– А может мне стоило найти с тобой другие, так сказать, точки соприкосновения?

– Например? – прищурился Сафэлус.

– Допустим… – государь призадумался на мгновение. – Интересы! Вот что ты любишь более всего?

– Спать! – быстро ответил Сафэлус и издал смешок. – Люблю видеть сны. Особенно если они чужие! Они такие красивые и невероятные. Вот вчера мне довелось увидеть трогательное сновидение о чахнущей душе…