Я остался совсем один в полном неведении, что здесь сейчас вообще происходило. И к чему всё это. Долго думать я не стал и также направился прочь от этого места; ноги не слушались до конца, но движимый к поставленной цели словно подталкивал меня в спину… Этого у меня было достаточно – стоило этим овладеть и шёл до нужного.

Овальный пятачок, освещённый ночным светилом, рассекала тёмно-синия линия. Встряска всполоснутого белья, осыпала мелкой крошкой края контура и овал заблестел. Заблестел красиво… Всё-всё, что может иметь цвет, звук, запах и глаза – всё должно быть красиво. (Прошу не учитывать оборотную сторону медали. Это не про это…)

… И шёл, стараясь выкинуть мысли об этих двух повстречавшихся странных типах, подальше. Но получалось плохо; мне показалось это некоим знаком и чему-то предшествующее, только не понимал к чему. Верил, что каждая новая встреча, каждый попавшийся человек на жизненном пути, это предзнаменование чего-то ещё. Вот только несёт ли это хорошее или плохое, предстоит узнать, а пока гадаю и шагаю.

Усыпанное звёздами ночное небо и яркий свет луны, периодически накрывали чёрные тучи. Они были редки и моментально рассеивались как утренний туман. Чем глубже в ночь, тем чернее тучи. И чем ярче лунный свет, тем темнее становилось, когда она исчезала. Из-за этого, когда пряталась луна, видимость была равна практически нулю. Ориентировался я по свету в домах с каждым шагом приближавшейся деревни. Жёлтые точки вырастали в овальные фигурки с закруглёнными уголками. И даже сеть и полосы из веток деревьев, ничуть не омрачал приближающийся вид – вид жизни. По мере продвижения вперёд на моём пути попадалась прибрежная растительность, колючие кустарники дикой яблони с опавшими на землю недозревшими плодами. Также собранная рыбаками бреднем тина и брошенная так, скрученная и ещё совсем мокрая и противная. Всё это было плохо видно, что несколько замедляющая моё продвижение, но в некоторой степени как-то маскируя и моё здесь пребывание.

Отошедшие на второй план Любава и Никита, со своим внезапным незнакомцем, не спешили исчезать, а так, присели в сторонке, в ожидании бурного и нахлынувшего когда-нибудь, смятения. Они ждали, когда я их наконец позову, или снова по причине возбуждённого себялюбия впаду в депрессию, тем самым раскроюсь для вторжения. То, что они мне мешали, неспешило осозноваться и поэтому я как-будто отвернулся от них в сторону, но знал, что они есть.

Уже когда до моего места назначения оставалось приблизительно метров восемьдесят, я замедлил шаг, а вскоре и вовсе остановился, чтобы осмотреться и понаблюдать за обстановкой. После встречи с Никитой и его спутником, я почему-то стал менее осторожен и внимателен, что в данный момент мне было нужно как никогда. Лягушачьи песни, а точнее свадьбы, торжествующе воспевали своё превосходство над чем-то большим, грозным и возможно смертельным. Так или иначе водоёмное мероприятие приглушало и громкое сердцебиение, и тяжёлое, с хрипотцой дыхание, и самое главное – вызов!

Вызов самому себе… Оно было через меру громким и вызывающим. Так что всё оказывается кстати. И как никогда!

Я простоял неподвижно несколько минут, реагируя буквально на каждый звук доходивший до моего слуха. После, уже крадучись начал, продвигаться вперёд, ближе к цели. Не смотря почти на глубокую ночь, у меня было такое ощущение, что деревня ещё не спит, столько мне слышалось всякого рода звуков, которые заставляли дышать через один раз. Но всё это были только мои предрассудки, вызванные страхом и чересчур возбудившейся чувствительностью и сосредоточенностью.

До забора скотного двора оставалось всего несколько шагов, и я крайне осторожно встал на четвереньки как маленький пугливый пёсик и сквозь проросшие мелким клёном кусты, пробрался к взрослому дереву всё того же клёна. Сломанные мною ветки пахли сочным, но кислым молодняком; листья прилипали к ладоням, а несколько раз я наступил на что-то мокрое и вязкое – даже боюсь подумать о том, что бы это могло быть.

Прислоняюсь к дереву спиной – перевожу дух. Земля таила страсть и тайну канувшую в небитие веков, а ещё сырость, отчего колени подверглись тяжбой памяти трёхмесячного похода и его развязки. Я сидел и думал о тех высших силах, что так легко и свободно предрешают судьбу таких как я. Нисколько не хочу поднять своего значение перед Ним, но можно же понизить планку и объективно считаться не только со своим, но и с нашим мнениями.

Но мне виднее, потому и считаюсь…

Это всё от воды, от того течения, которое, что хоть к вечеру, что хоть на туманной зорьке, приносит откуда-то издалека непонятное что-то и это что-то непонятное притягивает как магнит, как запретный плод, как свинцовый шарик при ударе о боёк, вспыхивает огнём сушёный порох, отправляя в единственный и последний путь его, на удачу и чью-то нежить. И всё это, без права на возвращение.

Мне ещё не довелось постичь скоротечности жизни; отлаживаемые дела ни делались, а накопившиеся новые, никак не приступали к старту. И теперь там, где-то, где сразу-то и рукой не достать, я вижу, что так оно никогда с места и не сдвинется…

К собственному удивлению, я почему-то не испытывал теперь дикого страха; я словно присел передохнуть в тенёчке и так, как это было около реки, посреди ночи, да ещё и несмотря на то, что я был практически рядом с логовом зверя. И меня это обстоятельство в кой-то мере напрягало, но так, чтобы вроде бы непосильную на первый взгляд ношу, я сумел бы легко взвалить на плечи и отнести куда мне нужно. Но по возникшей, по неосторожности (а осторожность я сохранял неподдельную), мог наделать немало шума и непоправимых глупостей. Предчувствие такого только накручивало и так на накрученное состояние… И я в конец понимаю, что шпарюсь, горю, плавлюсь как пластилин на солнце, как масло на разогревающейся скороводе.

Это не сумашествие – это гон…

Самое верное, что мне надо было сделать, так это переждать какое-то время. Встряхнуться, свесить руки подобно кистям, полных виноградных плодов и подумать о чём-то отрешающим, незначащим пока ничего. Если получилось, дать оценку своему новому положению и продумать о дальнейших действиях.

Дальнейшие действия. Их было десятки, сотни, а может даже и тысячи – там, у самого дома, у крыльца. Они были выучены наизусть, разобраны по пунктам, расставлены по полочкам. Подкреплены силой духа и уверенностью в их пригодности…

… тут они рассыпались как соль на стол и столько же на пол. Боишься начать уборку, потому-что плохая примета… Подбирать… Ну что, посмеёмся!

Сжавшись, словно снежный ком, готовлюсь к полёту. Вот сейчас клён сам собой оттянется назад, немного задержится и… Ти-и-иу-у!!! Поехали!!! Полетели.

Стоило мне только перевести дыхание и малость расслабиться, как мною овладевало неутолимое желание выкурить сигарету. "Как странно,– подумал я,– вовремя морального и физического напряжения, меня не тянуло к этой пагубной привычке, словно оторванное – не имеющее ко мне абсолютно никакого отношения, система газо- и космо-водородная цилиндрическая масса, чёрного цвета с золотистыми точками. А стоило дать организму небольшую разгрузку, выдохнуть и почувствовать мягкое и тёплое седло, как на тебе – надо затянуться".

Высунув голову из-за дерева, я стал внимательно осматривать территорию фермы и расположенные на ней корпуса. Видимое мною было хорошо мне знакомо, ибо уже не в первый раз здесь находился, а последний-то раз не плохо и засветился. И почему я здесь опять? Может у меня уверенность в собственной неуязвимости и не родился ещё тот, который сможет схватить Яшку-цыгана.

А может это подростковая упрямство, переросшее в старческий моразм и прочно укореняется.

"Ну да прочь задор и отвагу, лучше сконцентрируйся на объекте и делай то, зачем сюда пришёл."

"В кой-то века с тобой согласен…"

"Ещё бы. Одно дело делаем…"

Из-за очередного слияния туч, тухнет свет, но я довольствовался тем, что мне было уже знакомо из раннего посещения фермы. Единственное, что меня настораживало, это то, что территория не освещалась фонарями. Темно. Неужто на электричестве экономят барыги, или это, может, ловушка для такого как я. Мне было смешно и я представил, как они обсуждают моё появление и то, как меня схватят. Опять смешно.