Одного он не ожидал, дурак — что встретит Мастера.
— Саша, — удивился Самойлов, увидев своего студента в стенах училища во время каникул. — Ты что здесь делаешь?
— Я… мне нужно было… — растерялся Белецкий, но всё же взял себя в руки и смело взглянул на Мастера. — Рубен Константинович, я хотел бы написать заявление на отчисление по собственному желанию.
Несколько секунд Мастер молчал, всматриваясь в его лицо, а потом кивнул:
— Пойдём-ка со мной. Сейчас я не могу задерживаться, меня попросили провести прослушивание у абитуриентов, заменить заболевшего педагога… Посидишь со мной. Поприсутствуешь. Посмотришь. А потом мы с тобой поговорим.
— Но мне надо… — запротестовал было Белецкий.
— Всё равно на факультете сейчас никого нет. Заперто, — пожал плечами Мастер. — Кому ты собираешься подавать своё заявление? Пойдём, пойдём, — и потянул парня за собой ещё более решительно. Белецкому ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
Прослушивание растянулось до самого вечера. Белецкий смотрел, как читают стихи и басни все эти симпатичные мальчишки и девчонки, которые жаждут стать актёрами. Мечтают, что этот волшебный мир приоткроет для них хоть краешек своей завесы…
Кто-то был откровенно бездарен, кто-то явно подавал надежды, а в ком-то с самого первого взгляда угадывался талант. Среди поступающих не было одинаковых или похожих. Все — личности…
Та самая блондинка с косичками бойко затараторила Агнию Барто: “Что болтунья Лида, мол, это Вовка выдумал…”
— Так, подождите, стоп, — прервал её Мастер, — вам сколько лет?
— Восемнадцать… — пискнула та, оробев.
— А что ж вы нам детский сад какой-то читаете? Давайте что-нибудь… — он покосился в сторону Белецкого, — ну, хотя бы про любовь. Вот, видите юношу? — он кивнул на своего студента. — Представьте, что вы влюблены в него по уши, страдаете, умираете от этой любви, а он вам взаимностью не отвечает. Итак?..
Девчушка залилась краской и вдруг, неожиданно глубоким и чувственным голосом, начала читать пушкинское “Письмо Татьяны к Онегину”, вперившись в Белецкого взглядом ясных серых глаз:
— Я к вам пишу — чего же боле?
Что я могу ещё сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня…
— Посмотри на этих ребят, — негромко сказал Мастер, наклонившись к уху Белецкого. — Они все верят, ждут и надеются на то, что пройдут. Тебе они сейчас страшно завидуют. У большей части из них сегодня рухнет последняя надежда. А ты… ты счастливый человек, просто не догадываешься об этом.
Белецкий понуро молчал. Он понимал, что Мастер прав. В самом деле, брось он училище — ему будет дико не хватать вот этого всего. Неповторимой сумасшедшей атмосферы, окружающей обстановки, стихов и выступлений на публику, чтений и показов в учебном театре…
Последний абитуриент давно покинул зал, где проходило прослушивание. Самойлов и Белецкий остались вдвоём.
— Соберись, Саша, — произнёс Мастер спокойно. — Не будь жалким. Я же вижу, что с тобой… с вами обоими происходит. Я всё понимаю и не осуждаю. Когда и любить, как не в восемнадцать — двадцать лет… Но не позволяй этой любви полностью завладеть твоей жизнью, править ею. Используй свои переживания и страдания в актёрской игре. Реализуйся в творчестве. Учись на собственных ошибках и ранах. Всегда дыши полной грудью. Даже несчастная любовь бывает прекрасна, если не превращать её — и себя заодно — в посмешище…
Белецкий молча, с жадностью внимал каждому его слову.
— У настоящего актёра все жизненные драмы и трагедии идут в дело, как у хорошей хозяйки на кухне все имеющиеся в холодильнике продукты — в салат, — продолжал Мастер. — Полюбил — запоминай. Анализируй. Ты потом обязательно воплотишь это на сцене. Да так, что у зрителя будет рваться сердце от твоей игры. Понял?
— Понял, — кивнул Белецкий. — Спасибо вам, Рубен Константинович. И простите меня… — ему уже было стыдно за свой глупый необдуманный порыв.
Мастер приобнял его за плечи, показывая, что всё в порядке.
— Поезжай домой, Саша. Отдохни, наберись сил за лето. И — до встречи в сентябре.
2019 год, Москва
И всё-таки Белецкий немного припозднился, хотя в принципе ненавидел опаздывать и был крайне пунктуальным человеком. Крепко застряв в пробке за пару кварталов до ресторана, он уже всерьёз подумывал о том, чтобы оставить машину где-нибудь здесь и дойти пешком. А может быть, судьба просто намекала ему, что не стоит и вовсе идти на эту встречу… Жил же он как-то без своих драгоценных однокурсников больше двадцати лет, и ещё столько же проживёт, если, конечно, здоровье позволит. Может, стоило вообще развернуться и отправиться домой?
Перед глазами до сих пор стояло лицо Галинки. Это непередаваемое выражение, когда он заговорил о детях… Белецкий улыбнулся. Возможно, он и ведёт себя как последняя сволочь и эгоист, заставляя беременеть и рожать двадцатичетырёхлетнюю девчонку, чтобы ещё крепче привязать её к себе… но ему очень этого хотелось. И, кажется, она была явно обрадована его идеей, хоть и смущалась.
Наконец, движение на Красной Пресне потихоньку восстановилось. Зато погода снова начала стремительно портиться, как это было всю последнюю неделю: на небе сгустились тяжёлые тёмные тучи, обещая скорый дождь.
Так оно и вышло — когда Белецкий парковал машину, на лобовое стекло упали первые нерешительные капли воды. А едва он ступил на порог ресторана, буквально за его спиной разверзлись хляби небесные, и он торопливо вошёл внутрь.
Как выяснилось, местом встречи бывшие однокурсники избрали караоке-бар. В небольшом и довольно уютном зале имелась профессиональная сцена для выступлений, и прямо сейчас там с микрофоном в руке оглушительно надрывался, подражая Лепсу, какой-то здоровенный мужик:
— Толька-а-а рюмка водки на столе, ветер плачет за окно-о-ом.
Тихо болью отзываются во мне этой молодой луны-ы-ы крики…
Белецкий поискал взглядом своих. Вообще-то, он не был уверен, что с лёгкостью их узнает. К счастью, он быстро заметил Анжелу, а следом за ней разглядел и другие знакомые лица.
Пока он шёл к столу, где расселись его бывшие однокурсники, то успел заметить, что бывшая жена сегодня в ударе. Она явно солировала, что-то оживлённо рассказывая и жестикулируя.
В этом окружении Климова, несомненно, чувствовала себя звездой. Да она и была ею, если сильно не придираться. Кто бы мог подумать каких-то три года назад, что из неудачницы, малоизвестной актрисы крошечной труппы захудалого театра она превратится в знаменитость! И всё с лёгкой руки Белецкого — это он посоветовал её кандидатуру режиссёру, у которого тогда снимался. Одна-единственная, но яркая трагикомическая роль моментально вознесла Анжелу на вершину славы и зрительского обожания. Её стали наперебой приглашать в сериалы и “большое” кино, в основном в комедии. Климова даже умудрилась найти себе мужа среди поклонников. Глядя на эту полную, румяную, пышущую энергией и задором женщину, мало кто догадывался, что за её внешним добродушием и широкой приветливой улыбкой прячется личина истинной интриганки…
— Саша пришёл! — заметив Белецкого, радостно ахнул кто-то. Анжела моментально была забыта. Все радостно загудели, приветствуя вновь прибывшего — всё-таки, из всех них он оказался в итоге самой большой звездой. Мужчины жали Белецкому руку, женщины взвизгивали и бросались на шею обниматься, и через пару минут у него голова пошла кругом от запаха всевозможных духов. С удовольствием отметив, что во главе стола сидит Мастер, Белецкий двинулся к нему, чтобы поздороваться. И только потом, опустившись на свободный стул рядом с Рубеном Константиновичем (словно специально оставленный для Белецкого), он, наконец, увидел Кетеван, сидевшую через два человека от него.
