Астории в зале тоже уже не было. Она бросилась забирать из подготовленной для них спальни необходимые ей вещи.

— Зря?.. Ты в своём уме? Ты ещё и защищаешь его? — выплюнул тот.

— Я… — задохнулась Гермиона. — О, Мерлин! Но он всё же твой отец!

— Ты слышала его, — зло усмехнулся он. — У него больше нет сына, значит, и у меня больше нет отца.

— Драко, так нельзя! — из глаз Гермионы брызнули слёзы, и она приложила дрожащую руку к своему рту.

— Гермиона, послушай, — внезапно очень серьёзно заговорил он и, приблизившись к ней, понизил голос: — Если… если тебе нужна помощь… с Розой и… Если ты боишься, что он не отдаст тебе её; будет преследовать вас, угрожать или что-то такое… только скажи. Я всё устрою. У меня есть влиятельные знакомые в конгрессе, вам предоставят убежище, он до вас не доберётся.

— Что? — всхлипнула Гермиона.

— Да ладно, не бойся, он ни о чём не узнает… Мы провернём всё быстро, — улыбнулся Драко, похлопав её по плечу.

Гермиона отскочила от него как ошпаренная, должно быть никак не меньше, чем на метр.

— Никогда, — выдохнула она. — Никогда, Драко Малфой, не предлагай мне больше ничего подобного.

Лицо его вновь искривилось в саркастичной усмешке, и он закивал:

— Ах, я понял! Я понял, ты прямо как моя мать. Будешь терпеть до последнего. Может ты ещё и надеешься, что всё у вас наладится? Ах, эта ослепляющая сила любви! Ты что ещё не в полной мере поняла, с кем добровольно связала свою судьбу, а Грейнджер?

— Вот именно, Драко. Добровольно, — сказала она. В голосе её откуда-то взялась прежняя уверенность. — И я не собираюсь трусливо бежать от собственного выбора.

— Гриффиндорская храбрость, значит? Или беспросветная глупость? Скорее второе: лучше терпеть, конечно! Не думал, честно говоря, что ярая защитница прав униженных и оскорблённых Грейнджер, будет безропотно сносить издевательства Люциуса Малфоя, похлеще домашнего эльфа! — зло хмыкнул он. — Что ж, это твой выбор… В таком случае, во всей этой ситуации, Гермиона, мне жаль только Розу. Я надеялся, её детство будет несколько отличным от моего, по крайней мере, в том, что касается взаимоотношений её родителей. Но нет, увы. Я вижу, всё будет точно так же, как и в моём собственном детстве!

— Ты на полном серьёзе предлагаешь мне лишить её отца? Ты в своём уме? — воскликнула Гермиона.

— Такого отца? Да!

— Но сам-то ты рос с ним. Помниться, только о нём и говорил на каждом углу!

— Именно, а потом поплатился за свою привязанность к нему сполна. И до сих пор расплачиваюсь… Ты что не слышала его? — он стал отчаянно тыкать пальцем в сторону двери. — Да лучше бы я никогда его не знал.

— Замолчи Драко, ты не имеешь права говорить о нём такие вещи. Всё что ты имеешь — дал тебе он!

— Ах да, деньги. Точно! И как я мог забыть о таком важном атрибуте моей расслабленной и бесцельной жизни?! Не беспокойся, я больше не потревожу ни тебя ни твоего обожаемого деспота. Вы стоите друг друга. С чем могу тебя и поздравить, наконец! Однако… если ты всё же одумаешься, моё предложение будет в силе, хорошо?

— Ах, не могу тебя слышать!

Она невольно зажала уши руками. В следующий момент в комнате появилась Астория со своим дорожным саквояжем. Лицо у неё было заплаканное. Драко взял её за руку и повёл к каминному порталу. Не сказав Гермионе на прощание ни слова, оба они перенеслись в Дырявый котёл, а она ещё некоторое время стояла недвижно посреди зала, отчаянно пытаясь собрать своё собственное расколотое на части сердце, после чего, медленно поплелась в свою комнату, ощущая, что ей следовало прилечь. Зайдя в спальню она, однако, увидела там Люциуса. Он стоял у окна, сгорбившись и не отрывая свой взгляд от чернеющего в последних закатных лучах леса.

***

После того как Люциус покинул большой зал, он не сразу поднялся сюда. Сперва он, конечно, бросился прочь по коридору, не в силах справится с накатившим на него безумием от осознания, что его собственный сын, столь жестоко и кощунственно глумился над ним не сумев проявить и толики милосердия к той тяжелой жизненной драме, в которой он оказался. С удивлением Люциус обнаружил, что нуждался со стороны Драко в понимании. Он желал, чтобы тот проявил к нему доброту, а не прилюдно насмехался над ним. Факт подобного изуверства, задел Люциуса за живое и ему не оставалось делать ничего другого, как отречься от него, отвергнуть, изгнать из этого дома, от жизни в котором несколько лет назад Драко во время похожей сцены добровольно отказался сам.

Спустя мгновения, правда, Люциус уже пожалел о содеянном. Лихорадочное и отравленное сознание его металось, но постояв несколько минут в коридоре, отдышавшись и восстановив некоторую ясность ума, он всё же пошёл назад. Что бы он там ни сказал ему, Драко всё же был его сын. Плоть от плоти. Кровь от крови. И поступил он с ним вполне сообразно тому, как сам Люциус поступал с окружавшими его людьми всю свою жизнь… То что Драко не проявил к нему теперь желаемой заботы, Люциусу было вполне понятно, он сам воспитал его именно таким, а потому мог его за это и простить.

Люциус хотел было вернуться в зал. Он видел выбежавшую оттуда в слезах Асторию и когда след её растворился в недрах коридора, подошёл к дверям и, взявшись за ручки, приоткрыл их. Полностью распахнуть двери он так и не смог, до ушей его сейчас же долетел беспокойный голос Гермионы. Затем снова заговорил Драко… И слова, которые посыпались из его рта на этот раз, заставили Люциуса подумать, что вся его жизнь потерпела, очевидно, крах.

«…Если ты боишься, что он не отдаст тебе её; будет преследовать вас, угрожать…» — слова ввинчивались Люциусу в мозг.

«…Мы провернём всё быстро… быстро… быстро», — они отдавались эхом в его ушах.

«…Да лучше бы я никогда его не знал», — на этой фразе Люциус медленно прикрыл дверь, развернулся и пошёл на скованных ногах прочь.

Люциус пошёл в свою комнату. Совсем забыв, что эта комната ему больше не принадлежала.

Единственное что не позволило ему, кажется, полностью лишиться теперь рассудка была Гермиона. Её слова, её уверенный голос защищавший, не взирая ни на что, его, были теперь единственной путеводной нитью для охваченного агонией сознания Люциуса.

Когда Гермиона тоже вошла в их спальню и дверь за ней закрылась с небольшим стуком, он, пребывавший уже в каком-то странном отчуждённом состоянии, вздрогнул и обратил на неё свой взгляд.

Мгновение они смотрели друг на друга, после чего она устало опустилась на край кровати.

— Я слышал ваш разговор… — сказал наконец Люциус, удивляясь собственному голосу и тому, что он вообще ещё имел способность говорить.

— Ах, это ничего не меняет между нами, — выдавила Гермиона.

— Я только хотел сказать тебе… спасибо…

— Люциус, — вновь поднимаясь и отворачиваясь от него к стене, Гермиона прижала к лицу ладони.

— Гермиона, я, — он сделал несколько шагов по направлению к ней, остановившись за её спиной в нерешительности, глядя на её хрупкие скованные спазмом плечи. — Ты нужна мне. Я не могу без тебя. Я скучаю, я люблю тебя, — руки его с жаром сдавили их. — Я готов на всё, только бы у нас всё стало как прежде. Скажи. Прошу, скажи же мне, что я должен сделать для этого? Ну, хочешь… хочешь, я отдам все свои деньги на помощь эльфам?

От невероятной глупости последней сказанной им фразы он и сам мотнул головой. Горько усмехнувшись, Гермиона высвободила свои плечи из его рук и, сделав несколько шагов по комнате, медленно произнесла: