Эта весьма странная и в то же время уже будто бы знакомая Люциусу картина внезапно взбудоражила его так сильно, словно то, о чём он всегда мечтал, но боялся признаться даже самому себе, воплотилось вдруг в жизнь. Все слова, которые он так тщательно мысленно готовил весь день, для того, чтобы озвучить их Гермионе, улетучились вдруг. Он зачем-то пригладил волосы на голове, ещё раз оправил мантию и, покрепче сжав в руке трость, неспешно прошёл вдоль стеллажей до лестницы, расположенной на противоположной от Гермионы стене. Спускаясь вниз, он старался не отрывать от неё глаз ни на мгновение, словно она могла куда-то исчезнуть, раствориться в воздухе подобно видению.

Медленно Люциус стал приближаться к ней, обходя стол. Гермиона подняла свой задумчивый взгляд от книги, взглянув на него.

— Мистер Малфой? — она так натурально вздрогнула, что ему даже стало смешно.

— Мисс… Грейнджер? — выдохнул он, сузив глаза.

— Простите, ваш сын пригласил меня вместе с другими ребятами на свой день рождения, но я так устала от их шума, что осмелилась прогуляться по вашему дому и случайно забрела сюда… Вы же не против?

— Я? — Люциус даже растерялся на мгновение, сердце его стучало сейчас как бешеное. Он словно и правда вернулся в какое-то никогда не существовавшее прошлое, где было возможно такое странное и в то же время будоражившее его сознание стечение обстоятельств. — Нет, конечно, я не против…

— Знаете, я очень люблю книги, а у вас здесь такая прекрасная библиотека, — Гермиона восхищённо оглядела стеллажи.

— Да, мой сын говорил мне, что вы любите читать, — улыбнулся Люциус, совершенно зачарованный происходящим. — Хотите, я устрою, вам здесь небольшую экскурсию? Какие книги вас интересуют?

— О, я очень люблю трансфигурацию и нумерологию! — с воодушевлением сказала Гермиона.

Люциус рассматривал её с жадностью: на ней сейчас не было ни грамма косметики, пальцы в чернилах, волосы спутаны до безобразия… Лицо вот только было будто бы несколько осунувшимся.

— Чудесно у меня много книг по данной тематике, — сказал он. — Некоторые из них весьма редкие, а какие-то и вовсе сохранились в единственном экземпляре. Идите за мной.

Он прошёл вдоль стеллажей, чувствуя, как руки его подрагивали от волнения. Гермиона покорно следовала за ним.

— Вот, например, эта, — остановившись, он снял с полки книгу, сам не зная какую, да это было и не важно. Всё, что имело для него сейчас значение — это она, в этой мантии, в этих скромных серых гольфах и уродливых школьных туфлях на широком каблуке. Край белой блузки на её шее неаккуратно торчал, так и, призывая его приникнуть губами к этой нежной, тонкой коже, под которой пульсировала беспокойная вена.

Гермиона тем временем склонила голову над обложкой и сейчас же прыснула со смеху:

— «Магическое домоводство для самых безуспешных домохозяек»? — прочитала она называние.

Люциус с ужасом уставился на книгу, так словно, в ней было заключено страшное проклятье.

— Чёрт возьми! Конечно, нет. Откуда у меня это здесь? — выругался он, отбрасывая её на стол и, обернувшись к стеллажам, лихорадочно стал искать что-то, что больше не могло испортить всю магию воцарившегося момента. — Ах, вот!..

Произнёс он, поддевая кончиками пальцев большой старинный фолиант по трансфигурации металлов.

— Этой книге уже двести пятьдесят лет, но она до сих пор остаётся актуальной, хотя и несколько устарела с точки зрения языка, — сказал он.

Гермиона обратила на него заинтересованный взгляд. Медовые глаза её имели сегодня какой-то особенно глубокий золотисто-каштановый оттенок.

— Покажете мне, что в ней самое интересное? — спросила она.

— Прошу, — Люциус указал ей на один из стульев, и Гермиона покорно села.

Положив книгу перед ней, он раскрыл её примерно на середине, где была большая гравюра, изображавшая обнажённого Меркурия. В руках римский бог держал два оплетённых змеями жезла; у ног его лежали солнце и луна. Гермиона с интересном стала рассматривать рисунок, положив руки рядом с книгой, и Люциус, аккуратно отложив свою трость, накрыл их ладонями.

— Я давно хотел с вами поговорить, — сказал он, стоя у неё за спиной.

— Правда? — выдохнула Гермиона. — О чём же, мистер Малфой?

— Мой сын очень часто рассказывает мне о вас, — начал Люциус. — Если не сказать, постоянно…

— Вы, вероятно, преувеличиваете, — усмехнулась она.

— Нет-нет, — губы его дрогнули в слабой улыбке. — Он начал говорить о вас ещё с первого курса и потом, год за годом, не переставал жаловаться на то какая вы умная, дерзкая и невыносимая… Признаюсь, я даже был одно время уверен, что он влюблён в вас…

— Неужели?

Люциус мягко провёл ладонями по её рукам, поднимаясь вверх к плечам и шее.

— Да, — кивнул он. — Представляете, как меня пугало это?.. Я, честно говоря, стал даже видеть в вашем лице опасность, но надеялся, что когда вы оба станете постарше, он решится в отношении вас на некие активные действия, после чего перерастёт этот этап.

— Вот как, — выдохнула она.

Пальцы Люциуса принялись гладить её по плечам и спине, цепляясь за спутанные волосы.

— Но, слава Мерлину, я ошибся, — заключил он. — Драко не был в вас влюблён. Этого маленького эгоиста действительно просто задевал тот факт, что кто-то в Хогвартсе был лучше него, и что этим человеком стала девочка, родители которой, ко всему прочему, были ещё и магглами. Сознаюсь, я и сам не раз попрекал его за это. Для меня смириться с тем, что какая-то магглорожденная выскочка оказалась в магических науках талантливее, чем мой собственный сын, знаете ли было не очень просто…

Гермиона хмыкнула, удерживаясь, очевидно, от язвительной ремарки. Ладонь Люциуса прикоснулась к её голове.

— И всё же, его постоянные рассказы о вас, были невыносимы… К пятому курсу, они так сильно набили мне оскомину, что я готов был на любое безумство, дабы прекратить это. Я сопереживал своему сыну, если хотите… Я мечтал, чтобы самым умным был он и невольно стал и сам предаваться мыслям о вас. Я размышлял над тем, что бы сделал на его месте, к каким хитростям стал бы прибегать, учись я снова в Хогвартсе и встреться с вами лично… И абсурдные фантазии эти оказались так соблазнительны, что я стал даже завидовать ему. Тому, что он ещё совсем мальчик, и может так остро, так отчаянно переживать все свои взлёты и падения, что способен ещё на столь широкий спектр искренних эмоций, который в нём вызывало это ваше своеобразное соперничество. И что у него есть вы… Такая интересная, такая невозможная…

Пальцы его заскользили по коже её щек, подбородку, медленно спускаясь к небрежно заправленному под мантию воротничку блузки, который скрывал ключицы и впадинку между них. Ниже находились два вздымающихся от её учащённого дыхания бугорка, и Люциус погладил их, ощущая, что под всеми этими слоями ткани на Гермионе не было белья. Дыхание у него на мгновение перехватило, и он даже прикрыл глаза, настойчивее проводя по её груди рукой. Гермиона затрепетала, так правдоподобно, так робко.

— Примерно в тот момент я и понял, что Драко не заинтересован в вас, — продолжил он. — Если бы он питал к вам какие-то чувства, то не ждал бы так долго. Я бы не ждал… Единственной бедой моей было только то, что вам было всего лишь шестнадцать лет и то, что представлялось возможным в моих невинных фантазиях, в действительности носило характер весьма опасный… Несмотря на всю мою аморальность и распущенность, я всё же никогда не испытывал, болезненного влечения к не вполне созревшим человеческим созданиям. Я развратник, но не растлитель…