— Ах, стоит ли говорить, что мой мальчик счастлив? — лицо её озарилось блаженной улыбкой. — А значит, счастлива и я! Семья наша растёт и, дай Мерлин, я застану её расцвет. Жаль, конечно, что детям приходится расти на этом варварском континенте пока, но, я надеюсь, когда планы мои осуществятся, я смогу уговорить Драко вернуться в принадлежащее ему по праву поместье!

Домовик, широко улыбнувшись, протянул ей чашку и, сделав глоток, Нарцисса вздохнула уже более тягостно.

— Кстати, о поместье, — сказала она. — Что там Люциус и эта… его…

— Бэгзль говорит, их размолвка из-за младшего Уизли уладилась, и они продолжают навещать его в Мунго…

— Что ж, — лицо Нарциссы скривилось, и она отставила от себя чашку, — надеяться на то, что грязнокровка сама себя доведёт до выкидыша, было, конечно, глупо.

— Быть может мне всё-таки стоит раздобыть какое-нибудь хорошее зелье, мисс Цисси? Только прикажите, и я дам его Бэгзлю! Лучше сделать это сейчас, пока сроки ещё не так велики. Мистер Малфой определённо решит, что в том есть её вина.

— Нет, — мотнула головой Нарцисса. — Я не буду менять пока своих планов и понаблюдаю ещё. Лишить грязнокровку ребёнка мы всегда успеем, но боюсь, Люциус не воспримет сейчас эту утрату с должной скорбью, да и их отношения, это возможно только укрепит… А мне бы не хотелось так рисковать.

— Что же тогда прикажете? — спросил домовик.

— А позови-ка ко мне Бэгзля, — сказала Нарцисса. — Пусть покажет, чем они занимаются, хочу на них посмотреть…

— Конечно, мисс Цисси, сейчас же ему сообщу!

И эльф, щёлкнув пальцами, испарился, вернувшись домой лишь через полчаса, уже вместе с Бэгзлем. Нарцисса к тому моменту перебралась в свою спальню и, надев длинный тёмно-синий домашний халат с тяжёлыми оборками, прохаживалась в несколько нетерпеливом ожидании у своего большого зеркала, замирая перед ним, время от времени. Взгляд её придирчиво скользил по собственному отражению, и она подмечала, не без досады, что продолжительные поездки на другой континент совсем не шли на пользу свежести её лица. Когда же в комнате появился Бэгзль, она взглянула на него строгим взглядом.

— Почему так долго? — нахмурившись, спросила Нарцисса.

— Прошу простить, миссис Малфой, — почтительно склонил тот голову. — Никак не мог прийти раньше — грязнокровка иногда бывает такой говорливой! Всё расспрашивает меня о том, как эльфы живут в Америке, будто я знаю…

— Ну, я надеюсь, ты ничем себя не выдаёшь? — хмыкнула та.

— О, нет-нет, миссис Малфой! Плету ей всякую чушь, а она и верит, развесив уши.

— Что с неё взять? — хмыкнула Нарцисса, усаживаясь в своё кресло напротив зеркала. — Что ж, покажи мне, чем они оба сейчас заняты. Хочу понаблюдать, как они общаются после всего произошедшего…

— Конечно, миссис Малфой, — кивнул тот, и покойная гладь зеркала сейчас же показала совсем иную комнату.

Это была спальня Люциуса, который собственной персоной находился там. Стоя у кровати в одной рубашке и брюках, он извлекал из манжет золотые запонки, подаренные несколько лет назад, Нарциссой ему на Рождество. Сердце её невольно застучало чаще из-за мгновенно охватившей её ненависти.

В следующий момент к Люциусу подошла Гермиона. Она была в лёгком розовом халатике, совсем коротком; буйные каштановые локоны лежали на плечах. Прижимаясь щекой к его спине, она настойчиво обвила руками талию Люциуса и, расплывшись в улыбке, он небрежно сунул запонки в карман брюк, поворачиваясь и впиваясь Гермионе в губы.

— Полагаю, ничего интересного сейчас между ними не произойдёт, миссис Малфой, — произнёс вдруг Бэгзль, будто бы даже смутившись. — Быть может, вам бы лучше отдохнуть с дороги, чем расстраивать себя созерцанием этого бесстыдства.

— А почему ты думаешь, что я устала, глупый ты эльф? — прошипела Нарцисса, возмущенная его нахальством. — И с чего ты взял, что меня всё это каким-то образом может расстроить? Быть может я как раз и хочу узнать, что эта грязнокровка делает с ним такого, отчего он так сильно поглупел за последний год?!

Бэгзль вжал голову в плечи.

— Думаешь, я впервые наблюдаю за Люциусом, вот так? — хмыкнула она, вновь переводя взгляд на зеркало; Гермиона уже легла на кровать, и Люциус, сбросив с себя рубашку, навис над ней, продолжая целовать с неприличной жадностью. — О, нет, я наблюдала за тем, что Люциус делает без меня в нашем доме ещё с тех самых пор, как он начал устраивать там свои «Званые вечера». — Домовик уставился на неё с изумлением, и она бросила ему: — А теперь, уйди. Позову, когда мне это надоест.

Кивнув, Бэгзль вышел из комнаты, оставляя Нарциссу один на один с зеркалом, в котором Люциус распахнул полы халата Гермионы и припал с немалым упоением к её груди, а затем, спустившись ниже, и к животу, который за три месяца её беременности едва ли претерпел ещё существенные изменения. Засмеявшись, Гермиона обхватила его голову руками.

Губы Нарциссы дрогнули от неприязни. В памяти невольно всплыли картинки прошлого: первые годы их совместной с Люциусом жизни и её собственная беременность.

Когда они с Люциусом только поженились, Нарцисса сделала всё ровно так, как ей сказала тогда мать: вечером, после церемонии их сочетания эльф облачил её в подготовленное для грядущей ночи платье, после чего она, предварительно выключив свет, легла в свою новую постель. Люциус не заставил её томиться в ожидании слишком долго, и вскоре, с истинно аристократическим достоинством Нарцисса выдержала всё, что он сделал с ней, не продемонстрировав ему и малейшим жестом или звуком, что ей было больно.

С того самого дня она смиренно переносила свою супружескую обязанность почти каждую ночь. Люциус, надо сказать, вёл себя с ней обходительно, и его прикосновения бывали ей даже приятны, как и он сам, хотя и не на столько, чтобы сопровождать осуществляемый процесс некими яркими восторгами. Мать вообще всегда говорила Нарциссе о том, что при муже лишние эмоции лучше не выражать, и Нарцисса по своему разумению считала, что это был именно тот самый случай. Впрочем, следуя тем же самым указаниям матери, она всегда сдержанно хвалила Люциуса после их близости, улыбаясь ему своей непринуждённой улыбкой и говоря, что всё было чудесно. Люциус обычно улыбался ей в ответ своими идеальными белыми зубами, целовал её в лоб, после чего благородно позволял остаться ей в комнате одной, уходя к себе, и она, вполне удовлетворённая этим обстоятельством, спокойно засыпала.

Как хорошая жена, коей Нарцисса, безусловно, стремилась для Люциуса быть — она никогда ни на что не жаловалась и не просила его менять что-либо, даже если испытывала некий дискомфорт, смиренно принимаемый ею за неизбежное сопровождение брачной жизни. Вместе с тем, она также предпочитала никогда не отвечать в моменты их с Люциусом воссоединения и на некоторые его весьма непонятные ей, а иногда и вовсе неприятные просьбы. Когда это происходило, Нарцисса обычно просто делала вид, что не расслышала Люциуса, и тот, видно, осознавший вскоре, что жена была выше его излишних прихотей, вообще перестал просить её о чём-либо отличном от их привычной последовательности действий.

В тот момент, когда это произошло, успокоенная и обрадованная этим фактом, Нарцисса начала наконец наслаждаться их семейной жизнью. Днём они с Люциусом обязательно бывали где-то в гостях или на представлении в Лондоне, во всём блеске своего благообразного внешнего облика, что нравилось Нарциссе в их браке чуть ли не больше всего, а вечером, уже по возвращении домой, так же благообразно и сдержанно совершали свой супружеский обряд, после которого Люциус обычно вновь покидал поместье, ради своих секретных встреч с друзьями и Тёмным Лордом, возвращаясь, уставший, уже только под утро.