Старик рассмеялся ещё сильнее. Голова его запрокинулась, ладони обхватили слегка выпирающий живот.

— Ах, нет — я ошибся! Юмора в вас предостаточно, но и яда тоже. Кто же тот жалкий идиот, что упустил такой алмаз?

— Вот вы мне сами и расскажите, раз уж вы такой проницательный! — язвительно заметила она.

— Очевидно какой-то ещё более нахальный и напыщенный аристократ, чем вы, милочка, который, не вынеся вашей отчаянной попытки взять на себя командование, предпочёл первым покинуть тонущий корабль.

— Инициатором была я, между прочим, — гордо сказала она, приподняв подбородок.

— О, не сомневаюсь! Я же так и сказал — не выдержал вашего желания подмять его наконец под себя… О чём вы, безусловно, тайно вожделели долгие годы.

— Ах, я никогда даже не предпринимала подобных попыток!

— А я и не сказал, что вы когда-то пытались. Потому-то раскол и случился только сейчас.

— Признайтесь — вам просто нравится тешить своё самолюбие, воображая, что вы знаток человеческих душ? Но я вас не виню — это ведь единственное удовольствие, какое вам ещё осталось.

— Пусть так, — снова рассмеялся он. — А вам, в свою очередь, как я посмотрю, очень нравится болезненно упиваться своим отчаянием, полагая, что вы единственная на этой Земле переживаете подобные чувства.

— А какое мне может быть дело до того, что переживают другие?.. Если хотите знать: мне всегда было откровенно плевать на всех.

— О, это я вполне хорошо вижу. Потому-то вас так и уязвил тот факт, что он сложил оружие, отказавшись от дальнейшей борьбы… Вы-то хотели, чтобы он рыцарственно сражался, доказывая своё право не только на вас, но и на господство над вами, а вместо этого он прозаически признал сделанный вами выбор, которому вы и сами теперь не рады.

— Ну, всё! — она резко поднялась с кресла. — Мне надоела ваша глупая старческая болтовня! Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о нём, ни о событиях, которые произошли в нашей жизни… Так что — всего вам хорошего!

Она уже развернулась было, желая уйти, как старик окликнул её:

— Ах, милостивая госпожа моя, прошу только ещё один последний раз снизойти до глупого старика и назвать мне своё имя, дабы я мог похвастать, что знаю хотя бы один истинный факт о вас.

Она обернулась и, ещё возмущённая, взглянула на него, прищурив глаза.

— Нарцисса… Блэк, — отрывисто представилась она, сама не зная зачем.

— Ах, не имя, а музыка! — восторженно воскликнул тот, хлопнув своими дряблыми ладонями, и ещё более наигранно добавил: — Доброй ночи вам, чудеснейшая госпожа Блэк!

Нарцисса сморщила нос так, словно ей подсунули что-то отвратительно пахнущее и, развернувшись, твёрдым шагом направилась внутрь гостевого дома, надеясь, что больше никогда не встретит этого назойливого старика, который столь бесстыдно посмел насмехаться над ней.

На следующее утро за завтраком она, правда, встретилась с Керберосом вновь. К несчастью, оказалось, что он остановился в этом месте на несколько дней — ровно на тот же период, что и Нарцисса, так что деваться ей от него было уже некуда. Он же, в свою очередь, бессовестно спешил всякий раз сесть подле неё и начинал болтать сущую ерунду, от которой она приходила в бешенство, но отчего-то не предпринимала никаких действительных попыток оградить себя от его раздражающей компании.

Старик трепался без умолку обо всём: о Греции, о своём родном Крите и укладе местных эльфийских поселений там, но более всего, конечно, о своих многочисленных и некогда уже похороненных им жёнах, а также детях, и последней тяжело болевшей супруге, за которой дома ухаживала их единственная дочь.

Нарциссе было мучительно скучно, и она с превеликим удовольствием запытала бы Кербероса до смерти, при любой удобной возможности, но вопреки этому продолжала его слушать. Нескончаемая болтовня его позволяла ей тихо ненавидеть старика, что было всяко лучше, бессмысленных рассуждений о собственной жизни и той бесконечной пустоты, которая воцарилась в её душе после развода.

А спустя неделю путешествие её подошло к концу, и она с немалым облегчением отправилась обратно в Британию, забыв про старика и все его сказки в тот же день.

По прибытии домой, в свою родную обитель дождей и столь вожделенной ею все эти дни прохлады, она первым же делом отправилась туда, где бывала в последние годы не реже одного раза в месяц, а именно в Азкабан.

В страшной тюрьме, которую Нарцисса некогда до дрожи боялась, она навещала теперь старых подруг — несчастных миссис Крэбб и миссис Гойл, деливших наказание вместе со своими недальновидными мужьями. Миссис Крэбб была в последнее время, к тому же, очень плоха, и Нарцисса переживала, не случилось ли с бедной женщиной чего-нибудь худого, пока она умирала от жары и тоски в своём едва ли принёсшем ей желаемое облегчение греческом путешествии.

В Азкабане Нарциссу знали хорошо. За последние пять лет, после окончания войны она так или иначе перезнакомилась там со всеми стражниками, даже несмотря на то, что по первости мракоборцы и не проявляли к ней особого радушия. После развода, правда, настроение по отношению к ней у многих переменилось в лучшую сторону, а благодаря, её виртуозной игре несчастной обманутой жены, некоторые и вовсе стали питать к ней сострадание. Вот и теперь, когда она появилась на пороге главного холла, стражники приветствовали её стройным хором голосов.

— Как ваше путешествие миссис Малфой? Хорошо ли отдохнули? — спросил один из них — невысокий, лысыватый человечек.

— Ах, едва ли, едва ли! Только больше утомилась, — замотала она головой, и человечек этот вежливо улыбнулся ей в ответ, подводя к одной из дверей с тяжёлыми металлическими кольцами вместо ручек.

Человечка этого звали Фрэнк МакКиннон и он работал здесь всего год. Вначале, когда он только устроился сюда, Нарциссе нелегко давалось общение с ним. МакКиннон был родственником той самой Марлин — девчонки из Ордена Феникса, нападение на дом которой много лет назад довелось возглавить Люциусу, и она знала, что Фрэнк не простил и не забыл… Нарцисса ясно увидела это во взгляде Фрэнка, впервые столкнувшись с ним здесь: жадный интерес, старательно прикрытый демонстративным презрением. Люциус без сомнения был для этого неприметного существа чем-то большим. Чем-то гораздо более значимым, нежели всякий другой Пожиратель, что томился в секторе «С».

Когда Нарцисса только осознала это, в ней сразу же породилось желание расположить Фрэнка к себе во что бы то ни стало. Она загорелась этой мыслью, приняв её как вызов, и медленно шла к ней на протяжении года, методично работая с Фрэнком, утоляя время от времени некоторое его любопытство полуфразами и полунамёками; подбирая правильные эмоции и слова, соблазняя и заманивая в свою сеть, дабы он проникся к ней, дабы он поверил в её полную беспомощность перед этим страшным человеком — её бывшим мужем; безвинность и непричастность ко всем его делам… что, впрочем, стало происходить очень скоро.

— Кого пришли навестить на этот раз? — полюбопытствовал Фрэнк, потянув за чугунное кольцо и отворяя перед ней дверь в коридор, ведущий в комнаты для встреч с заключёнными.

— Миссис Крэбб сперва, пожалуй, а потом и миссис Гойл, если вы будете так добры, конечно…

— Миссис Крэбб вроде бы в лазарете уже.

— Ах, я боялась! — воскликнула Нарцисса, прижав руку ко лбу, и нырнула в узкий коридор. — Я так и знала, что застану её уже там. Бедные! Бедные мои подруги… Жертвы безжалостных глупых традиций и деспотичных мужей. Как подумаю, что участь их могла бы ожидать и меня…