Люциус прикрыл глаза и раздувшимися ноздрями снова втянул в себя воздух. Было видно, что его тоже уже трясёт мелкой дрожью.

— Я и правда тебя сейчас убью, если ты не скажешь, в чём дело! — Гермионе показалось, что он перешёл на парселтанг.

— Помнишь, — стараясь подавить волнение, она стала теребить в руках хлопковую салфетку. — Когда мы были во Франции, там… на яхте…

— Да, — кивнул Люциус, уголок губ у него нервно подрагивал.

— Так вот, я забыла их выпить… Ну, свои зелья…

— Гермиона, — выдохнул Люциус, неосознанно сжимая рукоятку лежащего рядом с ним десертного ножа. — Я ничего не понимаю. У меня был тяжёлый день.

— Я беременна! — воскликнула наконец она, закрывая руками лицо. Из глаз её ручьём хлынули слёзы. — Мерлин! Прости меня! Я не знаю, как так вышло!

— Что? — опешил Люциус.

Он откинулся на спинку стула, выпустив нож из рук, и уставился на Гермиону поражённым взглядом.

— Прости меня! — снова проговорила она. — Я знаю, что ты, вероятно, совсем этого не хотел… Что я не… Я не… — она захлебнулась слезами. — Что я магглорожденная и твоя семья… Они не… Не смогут это принять…

— Я точно, тебя сейчас убью, — уверенно повторил он, не спуская с неё глаз.

От того с какой интонацией Люциус выплюнул эту фразу, Гермиона даже перестала плакать. Она посмотрела на Люциуса. Лицо у него на несколько мгновений обрело суровость, на челюсти заиграли желваки. В комнате повисла тишина, и он отвёл взгляд в сторону.

— Никакая ты не всезнайка, — слова его прозвучали на этот раз как-то по-особенному тихо, и снова посмотрев на неё, он добавил: — Я вообще удивляюсь, как тебе столько лет удавалось так умело дурачить всех вокруг. Ты же такая глупая!

— Л-люциус! — сказала Гермиона, ощутив, как внутри неё дрогнуло самолюбие.

Такой реакции от него она точно не ожидала.

— Мерлин! — выдохнул Люциус. Он упёрся локтями в стол и, возведя ладони и глаза к потолку, произнёс: — Неужели это и правда жизнь со мной тебя так испортила?

— Прости, я ничего не понимаю, — прошептала Гермиона.

Люциус захохотал, а из её глаз снова полились слезы.

— Ты такая глупая, Гермиона! — воскликнул он, смеясь. — Да почему ты вообще подумала, что я должен убить тебя за то, что ты беременна? Разве что, отец ребёнка не…

— О, Мерлин, нет, конечно же! — воскликнула Гермиона, лицо её стало пунцовым. — Как ты вообще…

— Но почему тогда ты плачешь? — взревел Люциус, ударив кулаком по столу.

Тарелки подпрыгнули и с грохотом опустились на свои места. Гермиона вздрогнула и зажмурилась.

— Я думала, что ты не хочешь иметь со мной детей! Думала, что ты вообще больше не хочешь иметь детей! Ты сказал, что роль родителя тебе не удалась, сказал, что детский крик для тебя хуже чёрной метки в небе! Я думала, что ты не будешь готов пережить всё это снова. Все эти пелёнки и… и… И ещё Нарцисса сказала, чтобы ты не забывал, что «приплод» в вашу семью должна приносить только Астория… Я же… Я же… грязнокровка!

Гермиону затрясло в истерике.

Люциус сорвался со своего места, и в следующую секунду упал перед Гермионой на колени. Обхватив её ноги руками, он начал покрывать их поцелуями. Громкие рыдания Гермионы эхом разносились по всему дому.

— Прости меня! О, Мерлин, если бы я только знал, что ты так серьёзно воспринимаешь каждое сказанное мной слово! Прости меня, моя милая девочка, — Люциус сгрёб Гермиону со стула на пол и заключил её в свои объятия. — Я так тебя люблю. Так люблю!

— Люциус, — прошептала она, начав наконец приходить в себя. — Ты что не сердишься на меня?

— Ты и правда сильно поглупела за этот год, — ласково произнёс он, покрывая поцелуями её лицо. — Или, может, это я виноват? Может вместе с кошмарами я вытащил из твоей головы что-то ещё?

— Но я была так уверена, — проговорила она.

— В чём ты была уверена? В том, что я такой мерзавец? Ты даже не представляешь, как это всё обижает меня сейчас… Неужели месяцы нашей ментальной связи так и не убедили тебя в моей любви к тебе? Неужели, спустя год всех ужасных испытаний, через которые мы вместе прошли, ты так и не поняла, что ты самое дорогое, что есть в моей жизни и, что только ты и даёшь ей смысл?

— Люциус, — она провела рукой по его щеке, с изумлением наблюдая, как из его глаз покатились слёзы.

— Если ты думала, что новость о твоей беременности вызовет у меня желание перечеркнуть всё это — тогда я не знаю, что нам с тобой делать? Как мне ещё показать тебе, что я уже не тот Пожиратель Смерти, не тот ужасный человек? Хотя, Высшие Силы видят, что каждый день своей жизни, я только и делаю, что пытаюсь убедить в этом окружающих! И я надеялся, что, хотя бы тебе, мне это уже не нужно доказывать…

— О, Мерлин! Люциус! — воскликнула Гермиона. Глаза её расширились от ужаса — она наконец-то всё поняла. — Прости меня! Прости! — она бросилась ему на шею, прижимая его так отчаянно, как только могла. — Я и правда такая идиотка! Тебе ничего не нужно мне доказывать. Абсолютно ничего! Ты самый лучший, самый главный человек в моей жизни! Я просто так сильно боюсь тебя потерять… Так сильно… О, Мерлин! Как я могла так подумать?!

Крепкие объятия Люциуса сдавили ей рёбра.

— Мистер Бэгз! — спустя пару мгновений, внезапно воскликнул он, но никто не ответил. — Где носит этого глупого эльфа?

В следующий момент в комнате мелькнула вспышка.

— Чего изволите, хозяин? — поинтересовался появившийся домовик.

— Подай-ка мне шампанского! — потребовал Люциус, утирая лицо ладонями. — Мне надо выпить за то, что в ближайшие годы покоя в этом доме снова не предвидится!

***

Спустя пару часов, когда буря миновала, и Люциус с Гермионой смогли наконец просто порадоваться столь внезапно свалившейся на их головы новости, в поместье прибыла сова из дома Поттеров.

Люциус, который, в одиночку выпил бутылку шампанского, к этому времени уже мирно дремал на кровати, а Гермиона только готовилась ко сну. Письмо же, которое прислал Гарри, она ждала уже два дня, совершенно не понимая, почему тот медлил с ответом. В её последнем послании к нему, содержалось всего два вполне простых вопроса: «Как поживает Рон?» и «Скоро ли его отпустят из больницы домой?».

Все последние месяцы из-за своих кошмаров, Гермиона предпочитала ни с кем не обсуждать эту тему, боясь всколыхнуть в своей памяти и без того свежие воспоминания о столь потрясшем её событии. Однако теперь, когда дурные сны перестали наконец её беспокоить, она посчитала необходимым узнать у Гарри и Джинни, как себя чувствовал Рон. В конце концов, за его состояние она переживала не меньше чем за своё собственное, понимая, что совершённые им насильственные действия по отношению к ней, были спровоцированы очевидным помутнением его рассудка.

Гермиона знала, что Рон до сих пор ещё находился в больнице Святого Мунго, но почему его держали там так долго, понять никак не могла. Она, конечно, надеялась, что с Роном всё было уже в порядке, и содержался он там лишь для закрепления эффекта лечения, но всякий раз, при мысли о нём, её, так или иначе, посещали неприятные предчувствия. Поэтому, как только мистер Бэгз передал полученное письмо Гермионе, она, усевшись за свой туалетный столик, поспешила его вскрыть.