Гермиона любовно положила чёрное платье на кровать. Она не станет надевать его на сегодняшний бал. Нет, пусть оно останется в прошлом и пусть с ним будет связано только одно это, возможно самое главное воспоминание.

Внезапный стук в дверь вывел Гермиону из размышлений. Вскочив с кровати она поспешила открыть. На пороге стоял какой-то третьекурсник, сбивчиво сообщивший, что помощь Гермионы потребовалась в главном зале, и спустя несколько минут она уже стояла с Минервой МакГонагалл в его дверях, полностью обескураженная тем, во что за последние сутки он был превращён.

— О, Мерлин, — выдохнула Гермиона; в глазах защипало от блеска стен, снизу доверху покрытых серебром и зеркалами. Привычной деревянной мебели в зале больше не было. По периметру располагались тёмно-зелёные бархатные диваны, на стеклянных многоугольных столах возвышались пирамиды из хрустальных бокалов для шампанского; под потолком, в воздухе, вместо свечей, висели огромные стеклянные сферы, в центре которых мерцал серебристый огонь. Подобное оформление зала выглядело достаточно необычным и несколько эксцентричным, даже для Хэллоуина в Хогвартсе, и, надо сказать, не было лишено шарма, но довершавшая убранство огромная — нет, просто громадная! — зеркальная статуя кобры, вырастающая из пола в самом центре зала, вызывала недоумение.

— Мистер Малфой сказал, что хочет взять оформление зала на себя. Я подумала, что это неплохая идея… — себе под нос промямлила Минерва, и Гермиона показалось, что профессор готова лишиться чувств.

— Он видимо решил, что мы тут празднуем не Хэллоуин, а день рождения Салазара Слизерина, — зло выплюнула Гермиона, ощущая, как внутри неё поднимается странное торжественное ликование.

— Это полный провал, — выдохнула МакГонагалл.

— Нет, ну в целом интересно, — Гермиона насмешливо скривила губы и потёрла пальцами подбородок. Наконец-то у неё была возможность, вдоволь, позлорадствовать над Люциусом.

— Надо срочно всё исправить! — в голосе Минервы послышалось отчаяние.

— Ну, всё мы, конечно, не успеем переделать, — Гермиона начала прикидывать в голове, сколько времени могло бы уйти только на то, чтобы привести стены в пристойный вид. — Убрать статую, перекрасить диваны в цвета всех четырёх факультетов. В сферах зажечь разноцветные огоньки, часть заменим тыквами…

— Прекрасно! — Минерва жёстко развернулась на каблуках. — Надо заняться этим без промедления, я сейчас же приведу тебе нескольких толковых семикурсников!

Гермиона вспыхнула. Она никак не планировала провести последние часы перед балом в качестве разнорабочего.

— А эльфы не могут этим заняться? — неуверенно пролепетала она, когда Минерва уже стремительно удалялась прочь.

Спустя час Гермиона вовсю орудовала палочкой. Злорадство её быстро сменилось негодованием: почему она должна тратить своё драгоценное время на исправление чужих ошибок? Работы было полно и хорошо было бы успеть закончить всё хотя бы к началу бала. В груди у Гермионы снова кипела злость на Люциуса, которую она вымещала на окружающем её пространстве.

В тот момент, когда Гермиона с нескрываемым удовольствием направила в сторону статуи кобры разрушающее заклятие, в главный зал ворвался Люциус. Голубая вспышка достигла цели мгновенно, и громадная скульптура рассыпалась на миллиарды мелких осколков. На секунду в зале воцарилась гробовая тишина.

— Что вы сделали, чёрт вас подрал! — рявкнул он, лицо его побагровело. — Я создавал эту скульптуру всю прошлую ночь!

— О, так я только что уничтожила произведение искусства? — Гермиона закатила глаза.

— Кто вам разрешил её трогать? — сдерживая порыв гнева, прошипел Люциус. Ноздри его раздулись, а самого его трясло мелкой дрожью.

— Не знала, что вы такой чувствительный, — проговорила она. — О чём вы думали, когда делали всё это? — Гермиона взмахнула палочкой, и с потолка на них посыпалась серебряная пыль. — Ожидали, что Минерва оценит трёхметровую статую Нагайны или серебряные стены со стеклянными столами?

— Ей не понравилось? — губы его нервно дрогнули.

— Я просто физически ощущаю треск вашего уязвлённого самолюбия! — воскликнула Гермиона. — Возьмите себя в руки! Это детский праздник, а не «званый вечер» в Малфой-мэноре. Признайте, что вы облажались!

— Но я постарался всё сделать… — голос у Люциуса был упавший. — Со вкусом!

— Не смешите меня. Всё вот это вот — чистая безвкусица!

— Конечно, — губы его скривились. — Я не смею тягаться с той изумительной элегантностью, которую привыкли проявлять по жизни вы.

Гермиона уставилась на него полным презрения взглядом.

— Что ж, — глубоко вздохнув, Люциус прервал их зрительный контакт, отведя глаза в сторону. — Со статуей все же можно было разобраться и более гуманным способом…

— Но, согласитесь, это было бы скучно, — Гермиона едко усмехнулась.

— А, да плевать! — Люциус махнул рукой. — Делайте что хотите. Надеюсь, вы получили удовольствие!

В следующее мгновение он пулей вылетел из зала.

В свою комнату Гермиона вернулась за полчаса до начала бала. Растрёпанная и вспотевшая она поплелась в душ. Ноги гудели так, словно она уже танцевала несколько часов подряд, в желудке было пусто, а нужно было ещё привести себя в порядок к празднику. Пропустить такое событие, тем более теперь, после стольких часов, потраченных на переделку зала, она просто не могла, поэтому её руки сами потянулись к склянкам с восстанавливающими зельями.

Выпив горькую настойку и почувствовав себя немного лучше, Гермиона с сожалением посмотрела в зеркало. Волосы её пружинами торчали во все стороны и времени на их выпрямление у неё не оставалось. Двумя взмахами палочки она постаралась придать кудрям опрятный вид. Окинув взглядом свою комнату, она на мгновение задержала взгляд на разложенных с самого утра на кровати платьях. Помимо, столь любимого ею чёрного, тут были, и красное платье с кружевом, и фиалковое с нежными шёлковыми оборками — оба она надевала ещё во время учебы в Хогвартсе. Имелись и более новые приобретения, в том числе, два платья, которые она купила пару лет назад, в их совместной с Северусом поездке в Швейцарию: небесно синее атласное и нежно-салатовое сшитое из тончайшего шелкового муслина. Ни одно из них ей сейчас не нравилось. Гермиона раздраженно тряхнула головой и с силой распахнула большой платяной шкаф, в котором с педантичной аккуратностью по цветам были развешаны все её вещи. Парад белых блузок, который открывал её гардероб, завершало длинное белое платье — самая последняя и до некоторой степени совершенно бездумная покупка Гермионы, которую она совершила в Сен-Мало попав под влияние Виктора. Платье это, сшитое из плотной, но мягкой ткани, по мнению Гермионы было чересчур вычурное, при всей своей кажущейся простоте, несколько откровенное и, кроме того, похоже на свадебное. У платья были длинные рукава и спереди оно было закрыто до самого горла, зато на спине красовался огромный вырез; юбка была в пол, но в её лёгких складках скрывались два длинных разреза начинающиеся от середины бедра, отчего Гермиона совершенно не думала, что когда-нибудь осмелится его надеть.

Так было до сих пор, но не теперь. Гермиона машинально надела это белое платье и обнаружила, что оно слишком хорошо на ней сидит: слишком красиво обтягивает её тонкую талию и аккуратную грудь, чтобы снять его и снова повесить в шкаф. Тем не менее, она всё же накинула на плечи лёгкую серебристую мантию, которая скрыла её голые лопатки и сделала наряд благопристойным. Довершили образ аккуратные серые лодочки.