К вечеру, когда ученики уже разбрелись по своим комнатам, а в глазах Гермионы не осталось слёз, она всё-таки решила, что ей необходимо спуститься в подземелья. Разум постепенно возобладал над чувствами, и она поняла, что рано или поздно, но ей придётся поговорить с Северусом. «Так пусть это случится сегодня», — подумала Гермиона. Продлевать свои мученья на больший срок она была не намерена, поэтому через некоторое время Гермиона уже приближалась к личным покоям Северуса. Дверь в его кабинет оказалась приоткрыта и из него раздавались мужские голоса. Стараясь вести себя как можно тише, Гермиона осторожно заглянула в щель, из которой в коридор сочился мягкий жёлтый свет.
Северус стоял у полок с зельями и рассматривал там что-то с задумчивостью. В другом конце кабинета в кресле развалился Малфой. Гермиона сжала кулаки и втянула ноздрями воздух, стараясь успокоить себя, но следующая фраза произнесённая Люциусом едва ли поспособствовала этому:
— И что ты в ней нашёл? Истеричная гриффиндорка. Видел бы ты, в какое бешенство она пришла, узнав, что я всё знаю.
— Ничего другого я от тебя не ожидал, — произнёс Снейп.
— Что это ты имеешь в виду?
— Зачем ты сказал ей о том, что всё знаешь? Она же наверняка сразу поняла, что и я осведомлён, — Северус прошествовал по комнате. Гермиона отпрянула в сторону, но Снейп только извлёк из шкафа бутылку с огневиски.
— Перестань, — Люциус запрокинул голову назад. — Не могу смотреть на то, как ты беспокоишься о женщине, которая развлекается за твоей спиной без зазрения совести. А потом приезжает и ведёт себя, как ни в чём не бывало, желая снискать твоё расположение.
— Послушай, Люциус, я дал ей свободу. Она не моя собственность! В конце концов, я только рад, что она отвлеклась. В её возрасте и положено развлекаться, а не сидеть подле меня, ожидая пока мне понадобится очередная доза.
— Я только не понимаю, почему ты продолжаешь так печься о её судьбе. Тем более теперь!
— Тебе не понять. Ты всегда относился к женщинам потребительски, уж прости.
— Да что уж там, я никогда этого и не скрывал. Помню, раньше тебя это не слишком волновало. Некоторое время назад, ты охотно принимал участие в моих «званых вечерах» в мэноре, — Люциус многозначительно хмыкнул.
— Это было в прошлой жизни. Причём как в переносном, так и в прямом смысле! — Снейп залпом опрокинул бокал, который наполнил для себя. Сев за стол, заваленный, как всегда, книгами и свитками, он устало потёр пальцами виски. — Она, должно быть, очень расстроена…
— Не могу больше слушать это, — Люциус порывисто поднялся с кресла, на его лице отразилось раздражение, он перекинул из руки в руку свою трость. — Ты бы должен был поблагодарить меня за то, что я открыл тебе глаза…
— Если она не хотела говорить, значит, не считала это важным ни для себя, ни для меня. Это её жизнь, и я не должен был об этом знать. Мы вторглись в её личное пространство. В первый момент, когда ты рассказал обо всем, мне стало ужасно гадко: я злился на неё и на самого себя… Но теперь, когда она вернулась…
— Даже не продолжай! — Малфой осмотрел себя, стряхивая с сюртука невидимые пылинки.
— Её глаза. Я всё ещё вижу, что они до сих пор обращены лишь ко мне! Это эгоистично с моей стороны. Я отпустил её именно для того, чтобы она нашла кого-то, кто смог бы занять в её сердце моё место, но теперь я просто упиваюсь осознанием, что этого пока не случилось! Всё это приносит ей страдание, но я не могу не получать удовольствие от того, что она всё ещё моя, пусть и не так, как раньше. В конце концов, я сам отказался от этого. Мне абсолютно плевать, где она и с кем, главное, что любит она меня!
Замерев на мгновение, Люциус внимательно посмотрел на Снейпа и усмехнулся:
— Вот это по-нашему, по-слизерински: упиваться чужими страданиями. Наслаждаться тем, что чья-то душа принадлежит лишь тебе. Хотя я всё равно с трудом могу понять, почему эта выскочка…
— Всё Люциус, уходи, — Снейп сделал красноречивый жест, указав ему на дверь. — В этом вопросе мы едва ли найдём с тобой понимание.
Воцарилась тишина.
— Если уж ты так её любишь, почему же тогда «отпустил»? — выплюнул Люциус. — Испытывай я подобные чувства хоть к одной женщине на этой Земле, то скорее убил бы её собственными руками, чем позволил покинуть меня.
— Гермиона должна жить нормальной жизнью, — отозвался Снейп. — Ей нужен человек, с которым она сможет путешествовать, создать семью, родить детей… Я всего этого дать ей не могу.
— В жизни не слышал ничего глупее! — презрительно фыркнул Люциус. — Тем более от тебя! За последние годы ты прилично размяк. Стал ужасно сентиментальным…
Северус ничего не ответил. Он снова помахал Малфою рукой в сторону выхода, и тот с надменным видом направился к двери.
Гермиона не знала, куда ей деться. Все прочие двери в коридоре были заперты, и она, не придумав ничего лучше, только отошла на несколько шагов в тень, держа наготове палочку. Удача была на её стороне, и Люциус, распахнув дверь, пошёл по коридору в сторону лестниц, не заметив её. Когда его фигура пропала из виду, Гермиона без сил опустилась на холодный каменный пол и устало прикрыла глаза. В следующее мгновение кто-то сел рядом с ней. Это был Снейп.
— Я знал, что ты здесь, — сказал он.
— Ты снова слишком много пьёшь, — устало проговорила Гермиона и положила голову ему на плечо.
***
Гермиона так и не покинула Хогвартс ни на этой неделе, ни на следующей. Серые октябрьские дни тянулись друг за другом унылой чередой дождей и промозглого ветра. Целыми днями Гермиона пропадала в библиотеке, работая сразу над двумя книгами. Министерство отложило проект по невидимым зельям на полгода и ей оставалось только ждать.
Радовало Гермиону в эти мрачные дни лишь то, что их с Северусом отношения стали заметно теплее. Ей больше нечего было от него скрывать, а ему, в свою очередь, не приходилось делать вид, что он ничего не знает. В определённом смысле их общение стало даже лучше, чем до её отъезда во Францию. Агония после расставания прошла, и обоим стало легче.
Вечерами Гермиона приходила к Снейпу и они подолгу сидели в его гостиной обсуждая книги и свежие новости. Как-то раз Гермиона даже уснула прямо там, на диване, и Северус заботливо отнёс её на руках, как ребёнка, в свою спальню, где они некогда проводили ночи полные страсти. Теперь же Северус просто лёг рядом с ней, и они спокойно спали вместе, как родственники.
Единственным, кто всё ещё нарушал душевное равновесие Гермионы, был Люциус. После случившегося между ними скандала, он, как назло, перестал скрываться в своих покоях и чаще бывал на публике: принимал пищу в общем зале и нередко маячил перед глазами Гермионы в библиотеке, оказавшись, на её удивление, страстным любителем книг. И хотя Северус всякий раз просил Гермиону не обращать на него внимания, Люциус, будто намеренно, пытался вывести её из себя. То и дело она замечала на себе его странный изучающий, будто бы насмешливый взгляд. Разговаривали они друг с другом редко. Чаще всего дело заканчивалось парой ничего не значащих фраз, но Гермионе хватало и того, дабы ощутить всю силу своей неприязни к этому человеку.
Тем временем, октябрь подходил к концу, и дело шло к традиционному осеннему балу по случаю Хеллоуина. Утром праздничного дня, Гермиона находилась в своей комнате и внимательно осматривала платья, которые были припасены у неё для особых случаев. Таких нарядов у неё было не очень много, но именно сегодня, ей отчего-то хотелось выглядеть очень красивой, а потому она весьма критично рассматривала разложенные перед собой вещи. В какой-то момент в руки она взяла довольно простое, но элегантное чёрное платье, приобретённое ею в Париже, сразу после окончания войны. Именно в этом чёрном платье с вырезом лодочкой она появилась на осеннем балу в Хогвартсе шесть лет назад и именно в нём она впервые танцевала с Северусом. О, какой прекрасный это был день! Гермиона прижала платье к груди, и её взгляд устремился куда-то вдаль. Это воспоминание было поистине одним из самых приятных для неё. Благодарить за тот танец, Гермиона должна была, как ни странно, профессора МакГонагалл, которая в честь наступления мира, придумала для осеннего бала новую хорошую традицию: в какой-то момент все участники вечера, по очереди опускали руку в специальный котёл и извлекали оттуда бумажку с именем своего следующего партнёра по танцу. Многие потеряли в войну друзей и подруг, и Минерва считала, что никто в праздничный вечер не должен остаться без пары. Отказаться от выпавшего жребия было никак нельзя: в тот же миг будущих партнёров по танцу связывала тонкая серебряная нить, разорвать которую было возможно, лишь станцевав друг с другом. Гермионе тогда попался не самый приятный кавалер, слизеринский староста — мерзкий во всех отношениях тип, а вот Северус волею судьбы вынул из котла именно её имя.
