– Еще бы, такой повод! – Симакадзе облизнулась. – Мой первый самостоятельный запуск. Ладно там наноматериал, самонаведение, это любая сможет. А тут все руками, ну только бункер мне ремботы копали, но все остальное честно я сама! Как у Цандера, Оберта и Королева!

Отвернувшись от стереотрубы, доктор улыбнулся тоже:

– Правильный там у вас экзамен, я считаю. А то все в космос ринулись, а там с вами никто шутить не станет. Понимать всю механику, руками пройти от и до – великое дело! Ну вот, слушай…

Доктор вознес правую руку почти в низкий бетонный потолок и прочитал несколько нараспев, явно по памяти:

– Помоги нам успешно закончить этот полет. Помоги нам в наших будущих космических делах, чтобы мы могли показать миру, что демократия может соревноваться и все же делать все правильно…

Корнет судорожно закашлял в локоть, подавляя смешок. Доктор, не обинуясь, читал дальше:

– … Может вести исследования и разработки и может проводить разные научные и высокотехнологические программы в совершенно мирной обстановке. Пребудь с нашими семьями, направь их и вдохнови, и дай им знать, что все пройдет о’кей. Уповаем на имя Твое. Аминь!

Симакадзе взяла второй бинокль и, напевая:

– Карамель, карамель, ша-а-ашечка! Дву-у-ухсоста-авушка, весело горит! – жестом приказала Корнету начинать.

Корнет очередной раз покачал головой, но все же вдавил широкий "грибок" электрозапала.

Под ракетой чихнуло, пыхнуло белым, резануло ярко-желтым, светящимся даже в гавайском солнышке. А потом на месте ракеты как-то вдруг возник огненный шар. Не то, чтобы клубился, надувался или еще как появлялся в развитии – просто возник мгновенно, как включили.

Потом в амбразуры дунуло пылью и мусором, потом по ушам ударило как бы громадным полотенцем – но все это Корнет и доктор слушали уже, присев на пол бункера. Симакадзе поставила поле Клейна, для аватары Тумана слабый взрыв на большом удалении семечки. Так что не пострадал никто.

Кроме настроения Симакадзе.

– Как же… Как же так! Мы же все сделали по рецептуре!

Корнет подошел к девушке, обнял и крепко поцеловал:

– Поздравляю! Взрыв на старте – важнейший этап любой ракетной программы.

Симакадзе всхлипнула:

– Но почему?

– Ты в топливной шашке центральный канал ведь поленилась формовать?

– Не поленилась. Для чего канал, я знаю, читала же. Но я же Туман! Точность изготовления несравнимо выше, состав шашки строго гомогенный. По расчету, скорость горения стабилизируется и без канала…

– Так то по расчету. – Корнет разгладил волосы, вздрагивающие плечики, худенькие лопатки. – А на практике, это я из опыта говорю, то смесь пересушена, то из воздуха много влаги взяла, то и совсем уже стекловаться начала. Без центрального канала никак нельзя. Сколько с ним наши накувыркались еще до Второй Мировой… Ну и вот, сейчас оно толком загореться не успело. Сразу растрескалось и долбануло.

– А если ты знал, то чего сразу не сказал? Издеваешься?

– Тренирую.

– Ну и в чем разница?

– Издеваются для удовольствия или бесцельно. А у меня четкая цель. Пусть лучше у тебя модель на старте взорвется, но хоть запомнишь, что в нашем деле мелочей нет.

– Лучше чем что?

– А то сама не догадалась. Лучше, чем если настоящее что-то грохнется.

– Но я же все рассчитала! Простой торцевой заряд, параллельные поверхности, равномерная тяга! Что не так?

Корнет и доктор, переглянувшись, только рассмеялись.

Девушка, утеревшись еще одной салфеткой, тяжело вздохнула:

– Ну ладно, пусти. Схожу поищу головную часть с приборами. Я там камеру поставила, думала, ролик выложу.

– Выложи. Так даже лучше: видно, что реально сама делала и ошиблась, а не по книжке запускала кем-то вылизанную игрушку из магазинного набора.

– Хм! – Симакадзе подпрыгнула на месте, стукнулась о низкий потолок и выбежала искать улетевший в джунгли оголовок.

Доктор и Корнет вышли на обугленную взлетку. Толстая металлическая плита стартового стола уцелела, только направляющий штырь согнуло винтом.

– Симакадзе в космос, а ты куда?

Корнет со скрипом почесал затылок:

– Домой несколько раз ездил. Странные ощущения. Вроде бы и пытаюсь вести себя, как всегда – и все равно не верит никто. Все говорят, на крайняк очень громко думают: "Ну да, как же! Вы же там!"

Корнет хмыкнул:

– А что "мы же там", никто внятно сформулировать не может.

Тут уже оскалился доктор:

– Я тебе сам сформулирую. Чай, не биномия Ньютония. Бессмертие!

Доктор подчеркнул резким движением левой ладони:

– Мы да, а они нет. А чем, если честно, мы их лучше? Тем, что нас русалки любят? Это же не наша заслуга, если по большому счету, по-гамбургскому. Отсюда и.

Корнет развел руками:

– Аж досюда. Хоть вовсе дома не появляйся. И что теперь, опять война? На этот раз ради бессмертия всем? По заветам, так сказать, классиков. Даром, и пусть никто не уйдет, хм, обиженным. Просто тут может получиться, что вообще никто не уйдет.

Собеседник его нахмурился. Вокруг, сколько хватало взгляда, северный ветер пригибал зеленые заросли над выгоревшим, серым бетоном. Чаще всего куст пробивался в месте стыка четырех плит и сами эти плиты тянул за собой, взбугривал четырехскатной крышей подземного дворца, мега-кротовника.

Не дождавшись ответа, Корнет проворчал сам:

– Вот когда начинаешь понимать, что средства массовой дебилизации порой благо. Имея всю мощь газет, кино, радио, интернета убедить население России, что Китай – это братская республика еще со времен СССР?

Доктор почесал белый клинышек бороды:

– Легко!

– С китайцами сложнее, они эталон ксенофобии.

– Не сильно. Русские же коммунисты? Следовательно, тоже китайцы. И вся Россия всего лишь административный округ. Еще со времен… Как там того советника Чингис-хана звали… Ну, который: "Завоевать империю можно в седле, управлять же империей из седла нельзя." Елюй Сюцай, вот.

– А еще можно табличку найти. Как там… "Приди ко мне, брате, в Москов". И подпись: Цинь Ши Хуан Ди.

– И терракотовых богатырей.

– Тридцать три штуки, с яшмовым Черномором во главе.

– Яшмовый Черномор!

– Штурмует нефритовые врата!

– Главное, на подготовке не экономить.

– А вот здесь, батенька, мы вас и поправим…

Собеседники невесело рассмеялись.

– Бессмертие так не отмажешь. У кого-то оно есть, а у кого-то наоборот. Ладно, влезая в кашу мы об этом не задумывались. Но, раз мы их не бросили, что остается?

– Идти вперед, любить и делать дело, себя не оставляя на потом.

– Теперь уже ты, Корнет, по книге шпаришь.

– Стихи это. Песня. Док, получается, что больше всего подгадили человечеству французские гуманисты-философы семнадцатого века.

– Неожиданный поворот беседы. Поясни?

Далеко за кустами поднялся клуб дыма и радостно закричала Симакадзе:

– Нашла! Нашла-а-а! Надо же, триста четыре метра! Вот это врезало так врезало!

Корнет почесал подбородок:

– Ну смотри, Док. Ты сказал: вот, если бы нам дали почитать Свечина. А если бы всей планете с детства объясняли, что война суть обыденное состояние человечества? Что застывшее политическое равновесие – это выдумка десятка… Может, сотни… Благодушных французских болтунов, салонных барчуков, не забивших ни гвоздя за всю жизнь. Равновесие – только на восемнадцатый век и только в условиях Европы. Если бы мы с самого начала знали, что мир есть кратковременная удача, что его беречь надо, как ребенка? Что радоваться надо, если рос без войны!

– И что?

– Как бы тогда выглядел мир?

Доктор пожал плечами; на левом запястье звякнула цепочка того самого легендарного кофра.

– Вот как у Свечина: "Даже лицемерная Лига Наций признала необходимость пересмотра договоров, ставших невыполнимыми, и необходимость пересмотра международных отношений, сохранение коих является угрозой миру. Ошибочно приписывать происхождение войн глупости, недостаткам различных правительств – монархических или республиканских. Причины войн лежат в экономическом неравенстве, в противоречии между интересами отдельных группировок, во всех условиях исторического процесса, и, прежде всего, в частной собственности на орудия производства. И гражданские и внешние войны являются пока неизбежными издержками истории."