К сожалению, имени этого человека Хенельга не узнала. Пирушка друзей, которые друг друга знали, а рабыню никто не подумал знакомить со свободными. Она была предметом, что украшала стол. Возможно, Хенельга сейчас смотрела на своего нового хозяина.

Наконец, речь зашла и о ней.

– Вот мое сокровище, что боги послали в великой милости своей в мой дом, – сказал Аристогитон, указывая пальцем на женщину.

– Что ж, ее тело подстать тем творениям, что ты нам преподносил, – отметил один из гостей.

Он достал подвеску, на которой болтался священный карп. Хенельга узнала свою поделку. Как забавно, но именно священная рыба Мефона теперь находилась на шее даная. Скорей бы он вышел в море, эта подвеска станет камнем, что утянет его на дно во дворец Хозяина.

– Да, творить прекрасное прекрасным невозможно, – говорил другой.

– Напоминает мне коня, что своей формой отличен от человека…

– Естественно!

– А значит, конь не идеальное существо. Однако же, он прекрасен в беге своем, а как мы радуемся, видя двойку несущихся к финишу победителей.

– Заслуга в победе не только у тягловых животных, как фаланга без стратега, они не пришли бы к финишу первыми.

– Потому венком награждают возницу, а не коня.

– Потому и мы наградим нашего друга венком, – провозгласил хозяин дома, поднимая кубок, – того самого друга, готового разделить успех с равными. Он пробудил спящий в женщине успех.

– Право же, я только раскрыл ее таланты, – скромничал Аристогитон.

Как бы он ни спорил, но венок из местных цветов стал украшением его головы. Пирующие принялись петь песнь, прославляющую богиню Победы. Хенельга украдкой закатила глаза.

Не сказать, что ее смутила слепота данаев, но их общая окостенелость буквально сводила с ума. Значит, она всего лишь лошадь, которую мудрый хозяин поставил под ярмо. Сама лошадь до такого счастья не додумается.

Злости Хенельга не чувствовала. Узкий пояс не позволял ей появиться. Пояс придуман, чтобы держать спину прямо, поддерживал грудь.

Закончилась песнь, осушены кубки, пирующие продолжили беседу:

– Славная удача, подарок богов, почему ты дал ей имя Фризия? – спросил хозяин.

– Полагал, что она из окрестных варваров, – ответил Аристогитон, принимая кубок.

Виночерпий закончил раздачу и вернулся на место. В разговор мужей он не вмешивался, хотя и был свободным, но самым молодым среди них. Он встретился взглядом с Хенельгой и тут же отвел его.

Видать, потянуло на экзотику.

– Нет, местные не искушены в искусстве резьбы.

– Согласен, хотя их поделки тоже неплохие. Звериный стиль мне очень нравится.

– Пусть так. Дальше нашего славного Саганиса эти обереги не идут. Виорент не интересуется ими. Лишь рипены, купленные в качестве стражей, приобретают их.

Аристогитон кивнул, рассказав, чему стал свидетелем. Сколь чудные он изделия не привозил на юг, на них смотрели не как на самобытные изделия, а как на жалкие потуги повторить творения цивилизованных людей.

Всё, находящееся за кругом земель, есть тьма и грязь.

Варвары, использующие золото и серебро для брошей и амулетов, оскверняют благородные металлы.

– Потому наши собратья покупали их на вес, как металл, – закончил Аристогитон и добавил, подумав: – впрочем, я не остался без прибыли.

– Южане не жили в наших холодных краях, им не понять, – успокоил лежащий справа друг и поднял кубок. – За Саганис и его граждан!

Выпили, на время беседа прекратилась. Внимание граждан Саганиса переместилось к столу.

– И ты угощайся, Фриза, – разрешил Аристогитон.

Хенельга благодарно кивнула и взяла одну маринованную сливу. Долго ее мусолила, прежде чем съесть. Иначе бы не удалось протолкнуть через сжатый пищевод.

– Благородство души в неблагородном теле, – заметил данай.

– Даже варвары не чужды красоты. Их женщины понимают, как следует вести себя под взглядом мужей.

Хотя само по себе присутствие на пирушке уже неприлично. Она рабыня. Пусть изображает матрону, коль считает это необходимым.

Гости не удивились бы, начни Хенельга пожирать все, что находилось на столе, с жадностью волка.

Хенельга неспешно пила разбавленное вино. Ей наливали не из общего кратера, а принесли отдельный кувшин с напитком. Смесь крепче, чем у свободных.

– Красивая одежда едва ли сделает ее похожим на человека, – подал голос один из друзей.

– Фризийские рабыни в красивом гиматии лучше, чем без оного, – возразили ему.

– Не станет ли ее внешний вид оскорблением?

– О том я и желал спросить вас, друзья, – вздохнул Аристогитон. – Понимаю, что дарить намерен ее талант, боюсь, оскорбить достойного человека. Не каждый способен оценить подарок, со стороны как он будет выглядеть?

– Не беспокойся, я заранее предупрежу его, – махнул рукой хозяин пирушки, – в нашем возрасте уже не радуют сюрпризы. Мы жаждем внимания.

– Именно это я и намерен сделать, друг мой! – воскликнул Аристогитон, поднимая киаф.

– На том и сговоримся. За удачу! За удачу нашего друга! Пусть боги и каждому из нас преподнесут такой неожиданный подарок!

После возлияния, закрепившего сделку, Хенельгу увели. Ее показали благородному собранию. Более присутствие рабыни не требовалось. Мужчины желали отдохнуть, освободившись от назойливого внимания женщин. Даже рабыни могли нарушить чистоту их общения. В саду остались лишь прислужники, заботящиеся о господах.

Оказавшись снаружи, Хенельга ослабила пояс и вздохнула полной грудью. В животе булькало выпитое вино, которое все же ударило в голову. Никого во дворе, дом спит. Свет доносился с кухни, где на остывающих углях дожидался своей участи праздничный ужин.

Хорошая возможность, чтобы сбежать.

Хенельга отогнала мысль. Ей нужна удобная одежда, накопленные деньги и что-нибудь в качестве оружия. Искать все это здесь, бессмысленно.

Да и в голове шумело. На трезвую голову сбегать безопаснее.

Никто не наблюдал за женщиной. Хенельга пробралась на кухню, где стащила каравай и кусок сыра. Пока рабы обслуживали господ, сделать это не составило труда. Утолив голод, наконец-то, удалось избавиться от опьянения.

Пусть Виал часто ее баловал вином, все же это состояние не нравилось Хенельге. Она не отказывалась от подарков патрона, хотя в душе чувствуя опасность зелья. Само питье ей очень нравилось, но выпитое приводило в состояние, похожее, на болезнь. Менялось сознание и тело, происходили метаморфозы, о которых постоянно толковал Виал.

В кругу друзей изменения не приводили к плохому. Здесь же, в душе начал гореть огонь, более не сдерживаемый дурацким поясом. Хватило бы легкого касания, чтобы огонь вырвался наружу.

Гости пировали долго, наступил новый день. Хенельга успела остыть и встречала господина легкой улыбкой. Аристогитон пошатывался, глаза блестели, а голос стал низким. Теперь он говорил медленно, речь стала понятной. За полетом мысли этого человека теперь удавалось поспевать.

– Пойдем, счастье мое, – Аристогитон взял Хенельгу под локоть и повел на выход.

Перед ним возник раб с факелом, который проводил их до дома.

Аристогитон еще распинался о перспективах, мечтать о которых не мог ни один раб. Хенельга слушала его вполуха, занимаясь на кухне тем, что собирала еду в узелок. Кроме того, ей понадобится несколько ножей, подходящие для самозащиты.

Настоящего оружия найти не удастся. Придется пользоваться бытовыми предметами.

Из одного угла в другой ходила Хенельга, оставляя на кухонном столе припасы.

– Твои умения найдут применение в мастерской, – повторил Аристогитон, закатив глаза к задымленному потолку, – нашем совместном предприятии. Уверен, что архонт Фокл согласится вложить в мастерскую свои средства. Слава Саганиса его извечная тема для дум. И тебе, моя девочка, это принесет пользу. Не только любимым делом ты будешь заниматься. Рано или поздно упорный труд принесет тебе свободу, сможешь выйти замуж, а твои дети даже станут гражданами!

Хенельга остановилась, словно прислушивалась к болтовне хозяина. Она заметила метлу, чей черенок вполне можно переделать.