Но именно этим его ведьма облажалась.

Он вспомнил все.

Он помнил все до единой секунды. Каждый миг всплыл, каждое мгновение вернулось на свое место.

Потому что он еще помнил, что вообще-то других баб он имел как бездушное мясо. Трахал только в рот, не обнимал, не ласкал. Других, тех — остальных, он не считал божественными. Других он не видел так хорошо и ярко, не слышал, как ее.

Не ловил у других он вздохи и не впитывал губкой каждый крик. Не пробовал каждый кусочек божественного тела. С другими он не стыдился своей несдержанности.

И он помнил, что это с другими он был безразличен.

Но не с ней.

И было пофиг на все эти ее шаманские штучки-дрючки. Пофиг, что она же ему и впихнула все это в голову. Пофиг, что она хотела выдрать из него память, как прошлый раз. Зато это было только его владения. Эти воспоминания было только его. Все, чем он мог владеть по настоящему, это память о ней. Ведьма облажалась конкретно, и это прямо дергало разум во все стороны, бросая из одной крайности в другую.

Он все помнил. Ведьма облажалась.

И видит бог, он был неимоверно рад этому.

Проснулся уже один. Прохладные потоки воздуха прилично охладили температуру. Он почти замерз, зато подскочил с такой легкостью в теле, будто всю ночь безмятежно спал. Только слегка саднили укусы и недвусмысленно болела кожа на перетруждённом члене. Один брошенный взгляд на мониторы его почти расстроил.

Почти.

Народ уже вернулся и сновал по коридорам.

Мелькнула мысль, что ему может быть удастся проскользнуть в свою комнату незамеченным. Но, увы, Тайлер явно нарочно отирался около двери в подвал. Но было как-то наплевать.

Он был готов.

Прекрасно понимал, что в доме его не убьют. Незачем пачкать стены, убирать еще потом. Машину тоже пачкать не будут, его просто отвезут куда подальше и до встречи в следующей жизни. Еще один внимательный взгляд на людей через камеры и он убедился, что ведьмы там нет. Значит либо вообще в доме нет, либо она еще с ним. Внизу, в подвале, где-то прячется. Хотя тут и прятаться то по сути негде, если только не в туалете засесть. Наспех натянутые штаны и он пополз, как вор, заглядывая за каждую перегородку.

Он был прав, ведьма сидела в туалете.

И горько завывала.

Первым желанием было выломать дверь, даже наяву успел представить, как она там сидит на полу, забившись между унитазом и душевой кабинкой. Вынести дверь, подхватить на руки, прижать покрепче, сказать, что все будет хорошо. И сказать, что ведьма нихрена не смогла сделать. Что вообще-то все-все помнит.

Но он из этого ничего не сделал. Ничегошеньки не сделал. Хотел с ноги вынести дверь… но лишь слегка подергал за ручку. Запертая изнутри дверь осталась на месте.

Он не стал ничего делать.

Если там внутри сидит вторая его ведьма и ревет, значит, ей там плохо.

Ему тоже стало на душе муторно до блевоты. Но он ничего не стал делать.

Если влетит внутрь и скажет, что все помнит, он только хуже ей сделает. Его через полчаса грохнут, а она потом мучиться будет. Он не вправе наваливать на нее еще и это говно.

И прощаться не будет.

Она еще больше страдать станет.

Молча отошел от блядской двери.

Рубашка была без единой пуговицы, так и накинул на себя. Только телефон подобрал с пола и пошел наверх.

Он был готов.

Опасался лишь того, что горевшая яркими пятнами память успеет поблекнуть до того, как ему вышибут мозги. Он даже не удивился, с первого же шага за дверь, наткнувшись на Тайлера.

Но удивился, когда тот окинул его неприязненным взглядом… и ушел. Ни слова не сказал, хотя точно должен был заметить его расхристанный вид. И уж точно должен был понять, откуда он вообще вылез. Ошарашенный донельзя, доковылял до уже не своей комнаты и принялся закидывать в сумку вещи. Кое-как запихивал, все равно смысла не было шмотки аккуратно складывать. Даже переодеваться не стал, так и вылез с сумкой в руках и чужой рубашкой нараспашку. Шел как робот, без единой мысли в голове.

На улице его ждал непонятно чему радующийся парнишка из группы Тайлера. Он и понятия не имел, как того звать. Забивать голову причинами столь явной радости парнишки не стал. Уже сев в машину сзади, вдруг вспомнил о Люке, как этот же самый клоун сам спросил:

— А этаааааа… А Люк куда укатил-то? Тай говорит, звониииил ему, но телефон аааааатключен. Мыыыы-то дууумали, он тебя сам заберет.

Он смолчал.

Если дядька его успел свалить, хорошо.

Но его потом все равно найдут. Убить не убьют, все-таки Тайлер вроде адекватен и должен понимать, что Люк был ему не указ. Но чуть покалечат точно.

Но было почти пофиг.

Сейчас он не мог думать ни о чем. Мог лишь прокручивать в голове прошедшую ночь и упиваться своими воспоминаниями. Даже не смотрел в окно. Да и незачем разглядывать проносящиеся мимо домики и магазинчики. Он с закрытыми глазами раз за разом вспоминал каждый сладчайший поцелуй. Руки давно зудели, требуя вот прямо сейчас вернуться и сграбастать под себя ведьму, но он был и без этого рад простым воспоминаниям. Рад, что хоть это вырвал из лапок ведьмы и оставил себе. Плавая в облаках, не сразу понял, что они давно остановились. С легкостью в голове выдохнул, открыл глаза….

И знатно подохренел.

В уши тут же услужливо влез обычный городской шум. Парниша вместо пустыря привез его к какому-то торговому центру. Еще и съехидничать не преминул.

— Нуууу ты этааааа. Дальше сам. Таакси там выыызови или как. А то у меня дела коээээ-какие есть.

Как пыльным мешком пришибленный, послушно вылез из машины. Едва захлопнул за собой дверь, парниша с визгом шин рванул прочь, оставляя его полуголого с сумкой в руках стоять с разинутым ртом. Подумал только, что может у них там какие-то прямо совсем срочные дела и некому, да и некогда им заняться. Мелькнула тихая надежда, что может его и оставят в покое, но сразу откинул это незваное чувство.

Ничего страшного, ему дали ещё немного времени на жизнь.

Он был готов.

И он подождет.

Даже убегать не будет.

Бросил сумку под ноги и принялся обшаривать карманы в каждых джинсах. Найденная давным-давно позабытая двадцатка принесла ему столько удовольствия, будто целый миллион баксов наковырял. На такси до дома не хватило, но оставшиеся пять кварталов дошел, глупо улыбаясь всем встречным, что с недоумением или язвительным хохотом провожали его глазами.

Ему было похрен. Он был готов. Он действительно был готов к смерти.

Прямо хоть сию секунду.

Провонявшая квартира встретила его таким затхлым воздухом, что сразу пошел открывать настежь окна. Пыли и грязи было столько, будто он сто лет тут не был, а позабытая пачка сигарет на столе вдруг напомнила ему, что он за все время, что провел рядом с ней, даже и не вспоминал о куреве. Первая же затяжка залила горло чудовищной горечью и зацарапала вилкой легкие.

После первой же затяжки затушил бесполезную сигарету. Курить уж точно не хотелось и вся пачка улетела в мусорку.

Он честно ждал неделю.

К концу недели пришлось идти мыться.

Принципиально не принимал душ, пока ее запах на нем не начал забиваться вонью немытого неделю тела.

К концу второй недели с ужасом понял, что память начала блекнуть. Уже не так ярко помнил детали той ночи, не так быстро тело реагировало на воспоминания. К концу второй недели он уже дрочил гораздо медленнее, намеренно затягивая процесс. И к концу второй недели уже не опасался, что за ним придут, а он со стояком наперевес.

К концу третьей недели его начало ломать. Уже и намерен был сам идти вешаться, но каждый раз что-то останавливало. То веревки нет, то патронов не нашел сам себе мозги вынести. То жрать невовремя захочется. С огромным трудом сам себя тормозил, чтоб не ломануться к ней.

И через двадцать дней одиночества заявился Люк.

Ввалился чистенький, умытый, как обычно благоухающий своим вонючим одеколоном и мерзким табаком. Почти нормальным выглядел, только мешки под глазами и слегка трясущиеся лапы сразу заметил. А дядька оглядел гору коробок из-под пиццы и пакетированного сока… и дернулся от звонка в дверь. Не стал ерничать по поводу нервозности дядьки, просто пожал плечами и пошел открывать дверь. Курьер с пиццей привычно сунул ему в руки стопку тонких коробок и подвинул ногой упаковки с соком.