Шипящее «чертовка» слилось с треском разрываемого надвое платья.

Не заморачиваясь, выпущенный зверь снова схватил ее за волосы и потянул к себе, одновременно вытягивая порванную ткань из-под выгнувшегося тела. Лямки грозили спутать локти, и ей пришлось вытянуть руки, дабы дать ему возможность убрать одежду вообще.

Но похоже, планы у него резко поменялись, едва он углядел, где застряла ткань.

Волосы выпустил, но за талию сцапал, ставя на колени спиной к себе.

И замотал ей кисти ее же платьем.

Даже облапать не забыл везде, где доставал.

Дернул вперед руки, мол вытяни, и снова оттолкнул животом вниз. Страха не было, было лишь тягучее ожидание продолжения. Его лица она уже не видела, но услышала тихий смешок, с которым он грязно раздвинул ей ягодицы и уложил между ними свой вздыбленный орган, легонько ими же стиснув. И заерзал, поглаживая круговыми движениями доступные места.

— Пора платить по счетам, сучка.

Голос его, пакостно выплюнувший слова, совсем не вязался с нежными влажными поцелуями по спине и ребрам. Да и руки скользили по ней очень ласково, почти незаметно оцарапывая.

— Ка… каким счетам?

Горло подвело, выдав нечто писклявое. Но вместо тревоги в горле зародился утробный хрип блаженства и озорного трепета от его колен, стиснувших бедра. Ловкий рывок за талию и он подсунул ей под таз подушку. Теперь ее задница торчала вверх так высоко, что член Бена соскользнул вниз, упираясь огромной головкой в самый вход.

— О, сладкая, я тебе все по пунктам распишу, не беспокойся.

С новым смешком похабно помял выставленные ягодицы и еще теснее свел свои колени, запирая ноги в замок.

И насадил ее на себя одним грубым рывком.

— Вот… вот это… сучка… За то, что поставила меня на колени.

Перед вторым злым толчком обхватил за талию и попросту дернул на себя.

— А вот это… за то, что ножом в горло… ткнула.

Перед третьим навалился сверху, прижимая всем весом к кровати и смещая одну ладонь на затылок, снова стискивая разлохмаченные волосы в кулаке.

— Это за то, что мой же ствол к лицу приставила, маленькая идеальная тварь.

На следующем ударе кожи о кожу не сдержалась, взвыла. Слишком хорошо ей было, не удержала. За что и получила оттянутую назад голову и упертый в позвоночник локоть.

— Тише, тише… тише. Не надо, я скажу… когда тебе можно будет еще покричать для меня. Тише.

Снова рот ей ладонью зажал, открыто предупреждая, что нельзя ей пока что кричать. Жестко прижал руку к лицу, не давая выдавить ни звука.

— А вот… это… черт! Черт! Какая же ты… невероятная! Это за то, что уложила мордой вниз и заставила собственным стояком упираться в этот долбаный пол. А это тебе за твои блядские ножки, что мне снились каждую гребаную ночь. За твои охрененные губки, что я хотел отрезать и сожрать, чтобы не терзали душу. За твои чертовы сиськи, что бередили меня, выворачивали наизнанку. И за твой запах, преследующий меня даже во сне.

За каждую озвученную причину он врывался в нее с силой, граничащей с жестокостью, держался в ней, втискиваясь как можно сильнее, и снова выходил, чтобы озвучить новый пункт и снова и снова безумно-сладко карать.

После она и вовсе перестала понимать, за что он мстит, но было абсолютно плевать, слыша свистящий злобно-самодовольный шепот на грани восприятия и неосознанно выпячивая зад для следующего толчка. Даже не поняла, когда он успел замолчать, и впившись зубами в ее плечо, уже безостановочно таранил. Лишь чудом сумела разобрать невнятное «покричи, покричи для меня, любимая», когда пальцы слезли с щек, но по-хозяйски раздвинули зубы, нагло залезли в рот и сдавили в кулак. Мол, кусай и кричи, сколько угодно. Он не остановился, даже когда она, срывая голос, забилась под ним, выгибаясь на излом, только волосы выпустил и со спины упертый локоть убрал.

Но грудью сверху навалился, мол, терпи.

Вбивался безудержно, яростно, отстав на финише ненамного.

Лежать под его весом было неожиданно приятно. Накатившая волна острого пика наслаждения потихоньку угасала, заставляя судорожно конвульсирующее тело растекаться лужицей. Стягивающая пружина внутри медленно, но верно слабела.

Начала приходить в себя, лишь почувствовав, как нехотя Бен выскальзывает из нее и с неким трудом стекает на кровать.

Спина вмиг заледенела, но холодные мурашки сбежали от упавшей на нее тяжеленой руки, что опять-таки по-хозяйски притянули ее под бок взмокшего раскаленного тела. Только повернулась лицом к нему, с вытянутыми вперед руками так и лежала, нежась под подрагивающими поглаживаниями. Лежала, не шелохнувшись, пока вдруг не выдала не своим сверхтомным голосом, сама себе поражаясь:

— Какой ненасытный зверь.

Было даже немного странно и дико видеть на его лице не легкий намек на веселье, не хищный искаженный в страсти излом растянутых оскалом губ, а широченную улыбку. Настоящую добродушную улыбку, открывающую оба ряда зубов. Искреннюю хорошую, можно сказать, довольную улыбку, моментально меняющую все лицо. Не сказал ничего в ответ, только устало спрятал под ее локтём лицо, словно сам застеснялся выставленных эмоций.

И еще крепче прижал к себе.

Мыслей не было в голове, да и думать не хотелось ни о чем. Так и лежала бездумно, пока вытекшая из нее сперма не стала неприятно стягивать кожу.

— Хей… Мне… нам бы в душ, а? Беееен?

Разомлевший мужчина тут же зашевелился, словно не он тут секунду назад вальяжно и расслабленно пробовал на вкус кожу на ее руке. Подскочил и совсем осторожно потянул ее за плечи, переворачивая на спину. Тонны мурашек забегали по стянутым разорванным платьем затекшим рукам, разгоняя остывшую кровь. Он не сильно-то и торопился разматывать затянутую в неимоверный узел ткань, придерживая одной рукой за кисти и ловя губами вытянутые пальцы. И глаза прикрыл, словно он тут самую вкусную еду во всем мире пробует, иногда сверкая донельзя все больше и больше расширяющимися зрачками. Размотанная тряпка улетела на пол, но пальцы изо рта так и не выпустил. Легкое дежавю впрыгнуло в голову, словно он уже когда-то держал ее вот так за кисти и один за другим выцеловывал пальцы, жадно посасывая каждый. Ласкал ртом, с каждой секундой меняя свой взгляд с расслабленно-нежного на задумчивый.

Словно решал что-то, отчего в груди зарождался тугой комок интереса и легкого азарта.

— Бен… Почему… почему ты так… смотришь?

— В душ, говоришь… Только вот кажется, что не нужно тебе в душ… Мне кажется, в душ тебе еще рано, слишком рано.

Стало любопытно, что еще он задумал. Только успела подумать, какие еще фантазии роятся у него в голове, как его губы и язык начали потихоньку смещаться.

Бен успел натуральным образом вылизать ей обе руки до самых ключиц, когда она поняла, что именно он задумал. Пробуя каждый сантиметр кожи, он откровенно урчал, потираясь о ее ноги пахом и тычась вздыбленным членом. Едва рот добрался до груди, все мысли радостно сбежали из головы, оставляя ее содрогаться от ласки. Соскам он уделил слишком много внимания, попеременно сжимая широкой ладонью свободную грудь, отчего внизу живота ныло и тянуло, требуя поцелуев и туда и чтоб вне очереди. Вместо ответа на ее нетерпеливое ерзанье под его руками лишь хмыкнул… и ловко перевернул на живот, еще и ладонями за талию придержал. Приподнял чуть за пояс, и намеренно неторопливо соединился с ней. Растянутое и подстроившееся под него тело благосклонно приняло его на всю длину, но двигаться он не стал, вошел и сразу остановился, лишь наклонился, продолжая вылизывать ее, двигаясь по лопаткам к шее, незамедлительно замазывая ощутимые укусы языком. На требовательные ерзания не реагировал, и подрагивающие бедра жестко держал прижатыми к кровати.

— Тише, моя вкусная сучка, тише. Терпи. Я еще не всю тебя попробовал.

— Бен!

— Я сказал, терпи.

Вместо раздражения от его грубого ответа внутри нарастала ярчайшая лавина похоти. Рычащая резкая фраза лишь хлестко подстегнула и без того распаленное сознание, но Бен и заскучать не давал, иногда слегка двигая бедрами, подгоняя бурлящую по жилам кровь. Мучал, пока не хватило сил дернуться посильнее.