– Погоди-ка. Хочешь сказать, что ты шёл ко мне без какой-либо конкретной цели и даже не настраивался на то, что будешь тут кому-то позировать? Тебя вело лишь извечное человеческое любопытство и нездоровый интерес?
Со словом «нездоровый» я определённо дала маху. Сразу же захотелось прикусить губу, да побольнее.
– Не-ет. – задумчиво протянул мужчина, остановившись у изголовья старинной софы, с потертой атласной обивкой нежно оливкой расцветки, вернее, с тем, что от этой расцветки осталось. – Меня влекло вполне непредвзятым интересом, без приставки «нездоровый».
Не поднимая головы, он вдруг взглянул на меня из-под бровей, и мои конечности моментально сомлели, грозясь лишить меня надёжной опоры под ногами. И, похоже, да, пол-таки подо мной дрогнул в такт мощному удару сердца. Рука чуть было не дёрнулась в условном импульсе поднять к лицу «фотоаппарат» и сделать как можно скорее столь бесценный кадр. Только в этот раз было что-то ещё, кроме одержимого желания запечатлеть это мимолётное мгновение. Может то, что оно было не наигранным, а увиденное в глазах мужчины нечто большее, чем обычное недовольство, так и вовсе царапнуло по нервам каким-то необъяснимо сладким… предвкушением.
Странно, вроде я сегодня не пила и галлюцинациями никогда до сего дня не страдала.
Честно говоря, я не являюсь большим любителем по разгадыванию человеческих душ и скрываемых многими из них якобы страшных тайн. Сколько я уже успела насмотреться за свою недолгую жизнь на других загадочных личностей – на поверку ничего такого особенного в них не выявлялось. А вся их таинственность оказывалась ничем иным, как напускной личиной или вполне себе защитной маской от любопытных взглядов.
Но почему-то именно сегодня, глядя в чеканное лицо Дэниэла и вслушиваясь в его звучный баритон я впервые улавливала что-то воистину для меня непривычное и не вполне естественное, распаляющее мой нешуточный интерес к этому человеку всё больше и глубже. А будоражил он меня, надо сказать уже довольно нешуточно.
– А потом я увидел твои работы и… подумал, – он опять качнул головой и повёл рукой в воздухе завораживающе неопределённым жестом. – А почему бы и не попробовать? Вдруг это станет для меня чем-то совершенно новым, может даже в своём роде увлекательным и познавательным.
– Но ты ведь говорил… что уже позировал раньше. И, как я поняла, на протяжении всей своей жизни.
– Да, я помню, что говорил. – Дэн сдержанно хмыкнул (или же это всё-таки было хорошо замаскированная снисходительность?), тут же приседая, подхватывая софу за нижний край основы и тем самым давая мне негласную команду присоединиться к нашему дружному тандему.
Я поспешила проделать тоже самое с другой стороны диванчика. Вдвоём, практически без усилий, мы подняли его над полом до уровня груди, почти под подбородок. А ещё я почувствовала, как Дэниэл пытается перетянуть основную тяжесть софы на свои очень сильные руки – на благо его рост позволял ему это проделывать без особых усилий. Не то, чтобы я как-то этому возмущалась, да вот только моё сердце продолжало нервничать, млеть и изводить меня своими аритмичными переборами. И конечно же считывать вместе с взглядом и нервными окончаниями моего тела каждое незначительное изменение в происходящем, в наших почти синхронных движениях и осязаемых звуках, которыми мы то и дело нарушали студийную тишину.
– Я имел в виду, что это было давно, ещё в детстве. Поэтому и сказал о том, что сколько себя помню. Скорее с того времени, когда я научился запоминать. Во всяком случае, ничем таким занимательным для меня все эти съёмки тогда не представлялись. Всегда казались какими-то занудными и утомительно однообразными. Наверное, из-за тогдашнего возраста, да и все мои предыдущие фотографы не особо-то и пытались меня завлечь, так сказать, пробудить во мне нездоровый интерес.
Здрасьте, приехали! Это что, такая колкая месть за все мои расспросы? И судя по его сдержанной ухмылочке и направленным на меня при последних словах внимательным глазам, так оно и было.
Чёрт!.. Зараза!..
Меня моментально кинуло в жар и вдобавок обдало по всей спине липкой испариной. А ведь в студии всего-то не выше 23 градусов по Цельсию. Без вспомогательных обогревателей долго не продержишься. Хотя мне они уже явно не требовались. Достаточно обмолвиться парочкой фраз с гостем, посмотреть в его лицо и тебя тут же потянет на свежий воздух, чтобы остудиться.
– Я тебя не загоняла? – в который раз я меняла тему разговора, будто нервным перескоком, чувствуя, что мой опыт в подобных беседах недостаточно богат и совершенно недоразвит. Ну, а разве я виновата, что не каждый божий день зависаю здесь с подобными натурщиками за подобными занятиями и не учусь самовыражаться пятистопными ямбами?
Мы как раз установили софу в выбранном мною месте, в паре футах от камина, прямо по центру старого коврика, наверное, дожившего до наших дней ещё со времён Викторианской эпохи.
– Хочешь сказать, я похож на тех, кто стоит в сторонке и молча наблюдает, за потугами хрупкой девушки, собственноручно таскающей тяжести не по своим силам и размерам?
В его нахмуренных бровях и вновь брошенным из-под них на меня прожигающим насквозь взгляде теперь читалось отнюдь недоброе изумление. Называется, кто кого изучал и зондировал на самом деле.
Ну, что я могла на такое ответить? В который раз немощно заулыбаться в ответ, одновременно мечтая зависнуть в этом волнительном мгновении на пару вечностей?
И я определённо стала фанаткой его врождённого артистизма. И ничего уже не могла с этим поделать, как и с тем фактом, что он в который раз меня сделал всего лишь парой фраз и этим своим… пробирающим до костей всевидящим взором. Ещё немного, и точно стукнусь головой об стенку от собственной беспомощности.
– Да, действительно. – мой нервный смешок больше походил на отчаянье. – Это было бы странным даже для меня.
Мне уже нестерпимо хотелось зашить себе рот, или хотя бы прикусить язык что силы.
На время, моё безвыходное положение спас сам Дэн. Он вдруг снова повернулся в сторону решётки за диванами, которая привлекла его внимание едва не с порога и, подняв руку, направил указательный палец на эту металлическую красавицу.
– Эту штуку тоже надо куда-то переносить и… устанавливать?
На этот раз мой смех был из разряда долгожданного высвобождения коварного гения из спящих недр Бёртоновской замухрышки Селины Кайл*. Меня даже подбило разрядом расковывающего ажиотажа, толкающего на почти спонтанные поступки и слишком смелые реплики.
– Боишься клеток? Или того, что с тобой могут в них сделать?
Несколько расслабленных, чуть ли не пританцовывающих шагов, и я уже стою напротив будоражащей воображение решётки. Как же мне хотелось проследить за изменением выражения лица у Дэниэла.
– Зачастую, внешность бывает обманчивой, и на поверку оказывается совершенно не тем, чем выглядело извне.
Я взялась обеими руками за пару прутьев где-то по центру длинной (около трех метров в ширину и пару с небольшим в высоту) «тюремной» решетки и… приподняла ее над полом и от стены без какого-либо усилия и напряжения в руках. Сделала несколько приравнивающихся шагов назад, и две сложенные до этого по краям створки дополнительных стенок "автоматически" разложились, звучно щелкнув и создав два прямых угла с центральным основанием. Так же осторожно и с картинной аккуратностью опустила ее на пол, после чего обернулась и посмотрела на Дэна с видом чудо-женщины, единственной, кто владел тайным секретом только что проделанного мною фокуса.
– Это полый алюминий, выкрашенный под сталь, – я демонстративно щелкнула ногтем по одной из вертикальных трубок, выбив короткий металлический звон. – Он очень «чувствительный», так что попрошу не переусердствовать.
По правде сказать, оно того стоило. Особенно представившейся возможностью лицезреть воочию, как Дэниэл меняется прямо на глазах. Не то, чтобы он так уж был шокирован увиденным прям до глубины души, но лёгкое восхищение с ошалевшей улыбкой таки коснулись его скупого на бурные эмоции лица. Судя по его общей реакции, он действительно никак не предвидел подобных сюрпризов в моём личном исполнении. И всё-таки его восторг говорил сам за себя – весь этот театрально-сценический антураж ему определённо нравился и может даже более чем. Вроде ещё только-только ничего не было и, на тебе, из ниоткуда нарисовалась вполне конкретная тюремная камера.
