Хотя однажды поймёшь – невозможно быть идеальным во всём. Где-то что-то да просмотришь. А ведь любая, даже незначительная ошибка способна потянуть за собой сокрушительную волну смертельного хаоса, например, в лице той самой невесомой бабочки. Поэтому незамеченная ранее брешь в безупречной материи твоей вселенной всё равно будет пропускать стылый холод и изводить твоё сердце извечным страхом. Единственным в мире страхом, который способен повергнуть тебя на колени. Страхом перед потерей.
Ведь это рано или поздно, но произойдёт, сколько не перестраховывайся и прячься. Где-то обязательно на другом конце параллельной Вселенной какая-нибудь беспечная бабочка взмахнёт своими хрупкими крылышками, и твой мир накроет Хаос и Мрак!
…
…Рейчел Кокс не являлась бабочкой в прямом смысле этого слова, впрочем, как и в переносном, но что-то от разрушительницы в ней определённо было заложено. Или это был врождённый дар потомственного паразита в энном поколении? Не знаю. Я с ней особо знакома не была, да и не общалась лично, если уж на то пошло. Так, однажды, или чуть позже нам суждено будет пересечься в одной точке пространственно-временного континуума. Но об этом, конечно, ещё рано говорить. Банально, время не подошло.
А пока, для общего и наглядного ознакомления, можно пройтись по данной героине (далеко не моего романа) поверхностным и ненавязчивым психоанализом. Как-никак, но ощущалось в ней нечто притягательное, пусть и не совсем человеческое. Она, как бы это помягче выразиться, являлась прямой представительницей мажорной линии той части студенческой пирамиды колледжа, куда попасть или урвать контрамарку можно было только по исключительным наследственным «талантам». А в эти «таланты», как правило, входило: ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ наличие платиновой кредитки, гоночного авто не ниже марки Порше, гардероба на двадцать кубических ярдов, ну, и конечно же, редчайшая в наши дни способность-умение – тратить в брендовых бутиках по тысяче евро в секунду.
Странно, что подобный цвет нации вообще попадал в подобные учебные заведения, подобное нашему, ещё и у чёрта на куличках. Но, как говорится, в семье не без урода. Во всяком случае, их было не так уж и много и до внушительного братского ордена вроде «Черепа и Кости» (в худшем случае студенческого сообщества с более идиотским названием из греческих букв типа Лямбды-Беты-Каппы-Сигмы) они явно не дотягивали. Смысл учёбы таких студентов мало чем отличался от остальной классовой прослойки местных учащихся: ничего особенного иле же оригинального, всё как и у всех – тусоваться только в кругу равных себе и проживать в отдалённых кампусах для персон с особыми материальными (или же «духовными») запросами.
Мы едва ли кого из них знали по имени и в лицо, но, а если вдруг каким-то немыслимы образом и пересекались в длинных коридорах-переходах зданий колледжа, или на дорожках-аллеях общей территории студенческого городка, эти бесценные кадры можно было смело причислять к жанру «Не проходите мимо!».
Во второй вторник апреля того знаменательного года меня минула участь личного столкновения лицом к лицу с Рейчел Кокс. В половине четвёртого я во всю пыхтела в нашей факультативной фотостудии. Устанавливала тематические декорации, подобранный к ним реквизит и осветительную аппаратуру собственными ручками со всей возложенной на себя же ответственностью. Тягала взад-вперёд пятиметровую стремянку, то и дело совершая периодические набеги в кладовые и подсобки мастерской. Но меня ни разу за всё это время так и не посетила мысль выглянуть на парковку (тем более я заранее завесила все окна).
Именно в эти минуты Рейчел Кокс проводила своё праздное существование в этом бренном мире, за безмятежной беседой со своими, скажем, лучшими подругами у парковочной площадки (да, да, той самой, что под занавешенными окнами нашей студии), возле её шикарного золотого Лотоса с тонированными под бронзовое зеркало стёклами. Все три красавицы (допустим, их было тогда только три) были одеты, причёсаны и накрашены только по последней моде той временной «эпохи», признанной только в их «широких интеллектуальных» кругах, и отличаясь разве что небольшими цветовыми модификациями, размерами и названиями брендовых производителей.
Тема беседы? Ну, не знаю. О чём вообще могли разговаривать меж собой подобные цацы? Может о предстоящей свадьбе какой-нибудь близкой подруги или обсуждали новую коллекцию Весна-Лето от ведущих кутюрье Европы? Не исключаю, что всё это выглядело в духе «Американского психопата»:
«Я видела очаровательнейшие серебряные канделябры у Тиффани в стиле нуара сороковых. Думаю, они не плохо будут смотреться в моей уборной, как раз под тон новых кранов и сушилки для полотенец.» – «А я там же присмотрела себе набор соусниц из платины. Только они очень похожи на сервис у Каннингемов. Не хотелось бы прослыть жалкой подражательницей…» – «Кстати, вы слышали, что Каннингемы в прошлом сезоне не принимали участия в рождественской благотворительной акции от Cartier. Говорят, они здорово прогорели со своими алмазными приисками в Лисото, поэтому перебрались, якобы на семейные каникулы в Окленд в Новую Зеландию.» – «Прогорели или провернули какую-нибудь очередную аферу, чтобы получить страховку, заодно нашли повод, чтобы не учувствовать в благотворительных акциях и не платить в этом году членских взносов. Каннингемы практикуют подобные «трюки» уже далеко не первое десятилетие.» – «Не хотелось бы мне с ними когда-нибудь породниться. Я слышала, их главная семейная черта – это нездоровая тяга к инцесту!» – «Хочешь сказать, что между Чарли и Илоной что-то есть?» – «Скорее между Чарли и Эриком!». – Как-то так. Хотя за достоверность содержимого я ни в коей мере подписываться не берусь. Но не в этом суть.
Короче…
Неожиданно, внимание ведущей скрипки, ох, простите, королевы улья, было отвлечено шумом подъезжающего к парковке мотоцикла. Само собой, её никто за волосы не дёргал, и она со спокойной совестью могла проигнорировать этот звук, как и всё то, что никоим образом не касалось её обыденного мирка и не вписывалось в круг её обособленных представлений о истинно ценных вещах и людях. Но что-то заставило её повернуть голову в сторону шумного байка… и взгляд Рейчел Кокс буквально вцепился мёртвой хваткой в фигуру водителя чёрной Yamaha 90-го года выпуска.
– Кто это? – она задала свой вопрос машинально, даже не задумываясь на тем, что остальные не последовали её примеру и не заинтересовались каким-то там местным байкером.
Чёрный шлем с чёрным тонированным стеклом-забрало полностью скрывали и голову, и лицо мотоциклиста. Он проехал через всю площадку парковки, ни поворачивая ни головы, ни корпуса ни в одну из окружающих его сторон, глядя и направляясь только вперёд к намеченной им цели. Естественно то место, где стояли три роскошные барышни напротив трёх роскошных гоночных авто, им тоже было неслыханно проигнорировано.
Подруги Рейчел (назовём их для верности «Кимберли» и «Фибиана») синхронно развернулись в сторону удаляющегося от них на чёрной Ямахе незнакомца. Обе в унисон пожали плечами и печально надули губки. Видимо, в их не слишком большом сообществе, сложившемся за последние годы проживания в Эшвилле, не было ни одного владельца спортивного байка – ещё и такого дремуче старого.
– Здесь около десяти тысяч студентов, Рейчел, мы не можем знать всех без исключения, ещё и поименно.
Новый объект их нового интереса притормозил в самом конце длиннющей площадки и зарулил на места парковки для двухколесного транспорта. Через несколько секунд молодой мужчина снял шлем и привычным для себя жестом взлохматил рукой в кожаной перчатке чуть примявшуюся шевелюру густых пепельно-каштановых волос. Естественно, оборачиваться назад на чужие взгляды он и не думал.
Рейчел сдвинула идеально выщипанные брови к переносице, состроив на идеально «отшлифованном» личике идеально «задумчивую» мину. Запрещённая мимика, которую она старалась избегать, дабы не вызвать преждевременного появления морщин на определённых участках лица.
