Коньяк, коктейли и сигары…

мельканье разномастных лиц,

загулы, пьяные угары,

лобзанье вздутых губ девиц.

Деляги, менеджеры, клерки

шныряют словно в водах нерки.

Кидалы, сутенёров ряд —

все ловят тайно нужный взгляд.

Субретки разных поколений,

то группами, то по одной,

в надежде каждой быть женой

ждут им желанных мановений.

Чтоб провести хоть с кем-то ночь.

А утром разбежаться прочь.

Отдал Илюша дань пороку.

Зачем, уж кто теперь поймёт.

Зарёкся, к злачному порогу

он больше близ не подойдёт.

– Пора найти свою дорогу,

оставить «новую породу»

пока не поздно – честь спасти,

сойти с опасного пути.

Так думал в дремоте Онегин,

когда его в рассветный час

таксист лихой, нажав на газ,

мчал на авто окраски пегой.

Продолжим сразу мысль его

пока на сон не увлекло.

– Что я нашел в кругу далёком

от дел мирских, мечты и грёз?

Хотя бы только лишь намёком

всё это принимал всерьёз:

хмельной кураж и «наслажденье»,

как бесовское наважденье,

комедиантов пошлый круг

и сонм назойливых «подруг».

Паяцев в вычурных халатах.

Отныне в «пропасть» ни ногой.

Найду я в жизни путь другой.

Забуду о гульбе и «хатах».

Не тот я вытянул билет,

туда, где счастья, пользы нет.

Сомненья, поиски, терзанья

Ильи в излёте юных лет

и заблужденья, и страданья,

наверное, найдут ответ.

Уж, очень велики соблазны

(быть может, вы и не согласны),

и с малых лет рука отца

не выправляла путь юнца.

Он не обрёл по жизни друга.

К тому ж, лишен отцовских уз.

Носил он с детства этот груз,

не чувствуя родного круга.

Он одинок и чувством жил

и от того исканий пыл.

Илья нередко удивлялся,

как отошел легко от дел.

Чем на чужбине занимался,

к тому и быстро охладел.

Неужто же греховный омут

затягивает так, что тонут

в нём всяк, кто станет на краю

и попадёт в его струю?

И вспоминал приют спартанский,

где стол рабочий у окна.

Лишь нужное для дум и сна.

И в обстановке пуританской:

компьютер, стул, кровать, диван,

да полка с книгами в навал.

Для всех студенческие годы,

предтеча взрослых зрелых лет.

Там начинают свои всходы

и гражданин, и человек.

Днем, лекций толк и откровений,

открытий, прений, озарений,

а вечер – оперный театр,

душевный нравственный «заряд».

И чинный плавный круг в антракте,

где тихий говор в такт шагам.

И вдруг, сокурсница – мадам

«плывёт» к тебе в вечернем платье.

Полночный хлад остудит кровь,

чтоб утром жизнь кипела вновь.

Не выезжал Илья из дому

и дни в прогулках коротал.

Искал замену он содому,

в котором раньше обретал.

Пожить решил пока спокойно.

Романов авторов достойных

прилежно, с толком почитать

и с ними вместе помечтать.

В конце – концов, и передачи

по телевизору смотреть.

За футболистов поболеть.

Но редко выпадут удачи.

Хотел он душу освежить,

достойно в трезвости пожить.

По материнскому совету

взять у неё с десяток книг,

назавтра, встав уже с рассвета,

перебирал по виду их.

Смородина, Гонцова, Босхи…

он отобрал для переноски,

насколько позволял их вес

и проявился интерес

к матриархату от культуры.

Решил поверить в женский вкус.

Быть может есть средь них и Пруст,

и утонченные натуры.

Конечно, есть и не одна —

писатель дельный и умна.

Но после краткого прочтенья,

лишь уделив на строчку миг.

Илья, не выказав почтенья,

к литературе дамских книг,

отнёс обратно всё беремя.

Чтоб не терять напрасно время

и рассовал по полкам сам

творения прекрасных дам.

– Быть может, телевизор годен

разбить подспудную хандру.

Он развлекает всю страну

и стал сегодня очень моден.

Рекламу, правда, говорят,

без меры вставить норовят.

Так мыслил, думаю, Онегин,

когда с расстройства на диван

уселся вечером, наметив,

глядеть в мерцающий экран.

Программы мало что сулили:

стриптиз, правительство хвалили,

невестку хаяла свекровь,

а в остальном – кошмар и кровь.

Да «юмор» черный, низкий, пошлый,

со всех каналов в мир летел.

Над пультом депутат потел

и выступал политик дошлый.

Илья, то злился, то скучал

и телевизор выключал.