На следующий день мы поднялись, когда еще не было и пяти утра. Сын так рано никогда не вставал, и Неля с Люсей одевали его полусонного. Он не сопротивлялся и не задавал никаких вопросов.

От его покорности у женщин на глазах выступили слезы, и я рад был, что они хоть не плакали и не настраивали сына на плачевный лад.

Бедняга, если бы он знал, в какую дальнюю дорогу отправляется!

Ровно в шесть подъехала машина. Не без труда погрузили мы в кузов, обтянутый брезентом, пухлые тяжеленные рюкзаки, ружья, собак и уселись на деревянные скамейки.

При прощании у Нели на глазах появились слезы. Она всхлипнула и убежала в дом.

Водитель все почему-то не трогался с места. Наконец, он вышел из кабины, подошел к борту и ласково произнес:

– Ну, малец, прощайся с папкой, пора ехать!

Константин серьезно ответил:

– Он с нами, давай жми!

Водитель странно посмотрел на нас, буркнул что-то под нос, забрался в кабину и в сердцах резко нажал на газ.

Минут через двадцать город скрылся за сопками. Со всех сторон дорогу обступил лес из сосен, берез и кедра. Гулко хлопал брезент над головой. Нас нещадно подбрасывало на ухабах. Собакам эта поездка очень не нравилась. Расставив широко лапы, они недовольно крутили головами и вопрошающе смотрели на нас. Бонька все время искал защиты у своей мамы. После каждой встряски он мячиком катился к борту, возвращался к Доре, скулил и тыкался мордочкой в ее худой живот.

Голубые глазенки Сашульки рыскали по сторонам, радостно впитывая картины незнакомого мира.

– Пап, а что это за огромное дерево? – спрашивал он, указывая на раскидистый кедр.

Неожиданно пара глухарей, шумно хлопая крыльями, взлетела метрах в двадцати от дороги.

– А это кто? – тут же задал очередной вопрос сын.

Я терпеливо отвечал ему на все вопросы. Сын внимательно слушал, в глазах его появилось какое-то восторженное удивление, чему я был очень рад.

До станции Хребтовой мы ехали часа полтора. Сделали остановку. Незнакомые нам люди погрузили в кузов два больших мятых термоса с едой для лесорубов и полный мешок выпеченного хлеба, от которого исходил аромат.

От невзрачной железнодорожной станции дорога круто устремилась на юг. Вскоре асфальт кончился, и мы покатили по грунтовке. Чем дальше отъезжали от станции, тем плотнее становилась тайга и все хуже и хуже дорога.

С трудом разминулись с «газиком». С удивлением успел рассмотреть, что в них ехали люди в белых рубашках с галстуками.

– Местное начальство охотилось на глухарей, – пояснил Константин, – места здесь привольные.

За бортом все чаще появлялись болотистые места. Дорога с каждой минутой становилась все ненадежней. Двигатель ЗИЛа натужно ревел, преодолевая очередную топь, и, наконец, колеса увязли в грязи так, что, как ни дергал водитель машину, она не двигалась ни вперед, ни назад.

– Все, загорайте, мужики, а я потопал за трактором, – спокойно сказал водитель, чему я очень удивился, и зашагал вперед, обходя залитую водой колею.

Вынужденной остановке обрадовались все. Собаки бросились в тайгу, и скоро все вокруг наполнилось их радостным визгом и лаем.

Мы с удовольствием разминаем затекшие ноги. Сашулька бегает по траве, собирает кедровые шишки и с азартом запускает их в стволы вековых кедров.

– Сколько придется ждать? – спросил я у Константина.

– Все зависит от того, где находится трактор. Если у бараков, то часа через два будет здесь, а если в тайге, – он почесал затылок, – то придется ждать часа три-четыре. В любом случае нам дергаться не надо: мы проедем еще километров восемь, и это здорово сэкономит наши силы.

Я не возражал – даже радовался, что машина застряла в грязи. Вынужденная остановка давала сыну возможность осмотреться. И славно было на душе. Может, оттого что выдался теплый солнечный день и у ребенка было хорошее настроение. Мы видели, как он метал охотничий нож в деревья, слышали его радостные крики, когда лезвие послушно вонзалось в толстую кору сосны или кедра.

Константин отошел метров сто от дороги, и до нас донесся его голос:

– Братва, налетай! Тут черники полным-полно!

Чернику собирал Сашулька впервые. Он набирал целую горсть темно-синих ягод и отправлял в рот.

Сладкие, слегка горьковатые ягоды были очень вкусными. Когда через полчаса мы посмотрели друг на друга, то смеялись до упаду: наши губы, щеки, языки и даже носы были выпачканы темным соком черники.

Собрали полный котелок ягод про запас и блаженно растянулись на теплой траве. По небу бежали легкие облака, верхушки огромных деревьев плавно качались из стороны в сторону, щебетали птицы. От этого покоя мы даже задремали.

Послышался рокот двигателя. Мы вскочили и увидели вдали медленно приближавшийся к нам трактор, весь облепленный грязью.

Тракторист вместе с водителем ЗИЛа засмеялись от души, увидев наши физиономии. Они быстро подцепили трос за крюк под днищем двигателя, и трактор без труда вытащил машину из топкого месива.

Заняв места в кузове, мы продолжили путь.

У бараков дорога закончилась. Спрыгнули на землю обалдевшие от радости псы. Мы осторожно выгрузили на землю рюкзаки, ружья, фотоаппарат. Тепло попрощались с водителем и трактористом, Константин налил им по полстакана спирта. Те выпили, крякнули от удовольствия, достали из карманов по кусочку хлеба, понюхали его.

– Закусим у братков кашей из термоса, – сказал тракторист, забрался в кабину вместе с водителем грузовика, и трактор, громыхая гусеницами, двинулся в тайгу к лесорубам.

Осматриваемся. Прямо перед нами три одноэтажных, почерневших от непогоды деревянных здания. Вид запущенный и неопрятный. Почти во всех окнах выбиты стекла.

– В бараках давно уже никто не живет. Как лесорубам дали делянки подальше – так они и опустели, – пояснил Константин. – Изредка кто-нибудь из охотников ночует здесь.

Он неторопливо достал из рюкзака топорик.

– Пойдемте, вырубим для себя рогульки – с ними удобнее идти по бездорожью: как-никак, а третья точка опоры, – сказал он с улыбкой, и мы двинулись к густому кустарнику.

Он выбрал две прямые ветви более двух метров длиной и толщиной в два пальца и ловко срубил их. На верхнем конце палки Константин оставил разветвление в виде рогатки.

– А это для чего такая рогатка? – спросил я у него.

– Во-первых, из рук не будет выскальзывать, если топкое место попадется, во-вторых, удобно доставать стреляную белку, если она зависнет на нижних ветках кедра, в-третьих, на привалах такой рогулькой удобно подпирать рюкзак и, в-четвертых, рука с рогулькой – хорошая дополнительная точка опоры, вы в этом скоро убедитесь.

Сашульке он сделал рогульку длиной около метра.

– А теперь давайте ножами хорошо ошкурим рогульки, – посоветовал Константин. – Без кожуры она высохнет быстрее, будет легче и удобнее.

Мы достали свои охотничьи ножи и впервые испробовали их в деле.

Константин посмотрел на часы и сказал:

– Мужики, может, перекусим, два часа уже. Начнем потихоньку уничтожать продукты, рюкзаки легче станут. Ты, Володя, разводи с сыном костер, а я поищу воду.

Вот когда сын должен был получить первый урок. Развести огонь в тайге иногда очень сложно. Хорошо, если стоит солнечная, безветренная погода, когда вокруг полно сушняка. А если дождь, снег, сырость вокруг, когда каждая веточка наполнена влагой? Как быть тогда?

– Сынок, – начал я, – чтобы развести костер в тайге в дождь, снег, в ветер, нужно всегда сначала поискать бересты.

– А что такое береста, папа?

– Это верхний слой коры березы. Вот смотри: видишь белые стволы?

– Да.

Мы подошли к большой и толстой березе.

– Видишь: на стволе разрывы коры и какие-то лохмотья висят? Это береста. Она пропитана смолой и горит, как порох, в любую погоду. Теперь давай вместе сдирать ее.

Через пять минут наши карманы были полны бересты.

– А теперь обломаем с деревьев сухие тонкие веточки. Если идет дождь или снег, лучше всего собирать их под каким-либо пнем или упавшим деревом. Там суше, чем на открытом месте.