— Ты чё думаешь, Макс? — интересуется Кир. — Джоки?

— Вообще-то, я думал про макси, — ржёт Соколовский.

Хмыкаю в пустой стакан и получаю в ответ четыре пары вопросительных глаз.

— Ты там алфавитом подавился? — ржёт Костян.

— Ага, — фыркаю снова. — Готов поспорить на что угодно — и даже удвоить ставку — эта девочка не носит белья.

Чёрт, мне ли не помнить, что именно эта её привычка упрощала наш с ней секс в любом месте, где его хотелось — быстрый доступ, так сказать. Правда, это же стало и причиной нашего скорого разрыва, хотя я в принципе не встречался ни с кем дольше пары недель.

Но поначалу это здорово заводило.

Брови парней коллективно взлетают на лоб.

— Однако… — чешет затылок Егор.

— Оригинально, — усмехается одновременно с ним Макс.

— Девочка, не носящая бельё? — потирает щетинистый подбородок Кир. — Лучшая новость за весь день!

— Чёрт, как теперь перестать представлять это? — угарает Костян.

Тянусь рукой за смятыми купюрами и практически получаю леща.

— Руки прочь от советской власти, — хмыкает Романов. — Спор ещё не окончен.

— А кстати: как мы узнаем, кто победил? — озвучивает общую мысль Егор. — Вряд ли она покажет свою попку, обтянутую во что бы то ни было. Или ни во что не обтянутую, — добавляет, глядя на меня.

— То есть, вариант подойти и вежливо попросить не рассматривается? — наигранно серьёзно спрашивает Макс.

— Мне больше по душе тот сценарий, в котором с неё надо сорвать платье, — криво усмехается Кир.

— Чур я первый, — лыбится Костян.

— Чувак, для тебя это будет потенциально проблематично, — закатываюсь смехом, потому что я хоть и в дым, но всё же пил меньше Матвеева. — Ты ж через стопку своё имя по слогам произнести не сможешь, не то что девочку склеить. Ну и тебе, пенсионеру, пора уступить дорогу молодому поколению.

— Это тебе, что ли? — фыркает Костян. — Да ты на три месяца меня старше!

— Ладно, брейк, парни, — усмехается Кир и поднимается на ноги. — Всему вас учи. Смотрите, как надо.

— По статистике, после таких слов люди попадают в больницу, — ржёт Макс и получает от Романова подзатыльник, отчего ром, к которому он присосался, выплёскивается на его футболку.

И всё это сопровождается звоном его зубов о стакан.

Провожаю Кира взглядом, который целенаправленно идёт к девушке в красном; вот на его лице появляется соблазняющая улыбка, перед которой по умолчанию не удерживается ни одна представительница противоположного пола, и он начинает что-то ей говорить. После ответной улыбки со стороны Зажигалки рука Романова опускается прямо на её пятую точку — хитрый, гад — и на лице друга отпечатывается удивление.

Ухмыляюсь.

Шах и мат.

Ещё через пару секунд они обмениваются номерами телефонов, и вот Кир уже топает обратно к нашему столику с кислой рожей, обращённой в мою сторону.

Не надо быть гением, чтобы понять, что это значит.

— Да ты гонишь! — с досадой и смехом роняет Костян.

— Сегодня не ваш день, девочки, — угараю и забираю выигрыш.

— Как ты узнал? — раздражённо интересуется Егор.

В это время Соколовский изучает моё лицо и понимает всё без слов.

— Да он её трахал! Вот лисья морда! Верни деньги, такой выигрыш не считается!

Ныкаю бумажки в карман — не то, чтобы они были мне очень нужны, тут дело принципа.

— Кто первый встал, того и тапки, — ржу и закуриваю сигарету.

— Чёрт, сколько я ещё должен девок перетрахать, чтоб начать выигрывать? — фыркает Костян.

— За Шастинским всё равно хрен угонишься, — роняет Кир.

Истинно так, брат мой.

Скосив глаза вниз, поправляю на шее шарф с логотипом футбольного клуба «ЦСКА»: собственно, потому сегодня и бухаем — армейцы засадили «Спартаку» по самые гланды, причём так, что те не успели смекнуть, что к чему. Не помню, чтобы они когда-либо прежде вытворяли нечто подобное.

Акинфееву вообще отдельный зачёт.

Таких, как мы с парнями — фанатов футбола — здесь в баре было пруд пруди; атмосфера царила что надо, и даже Матвеев, который болеет за «Зенит» сегодня сидел в «армейской» футболке.

— О, парни, зацените, — кивает в сторону входа Кир, и мы как по команде поворачиваем туда головы.

В дверном проёме стоят человек шесть-семь — из-за алкоголя в глазах троило до одурения, так что сказать количество вошедших наверняка было нереально — но «спартанскую» атрибутику я определил безошибочно. И, в общем-то, это больше напоминало то, как тореадоры машут перед быком красной тряпкой — особенно если «тряпки», заметив вражеский лагерь, недвусмысленно звереют.

— Кажется, вечер перестаёт быть томным, — гогочет Макс.

— А я-то боялся от скуки подохнуть, — фыркает Егор.

— Ну что, махач, кучеряшки лобковые? — скалится Костян.

На секунду даже теряю суть происходящего от ржача: он что, правда процитировал дисептикона из «Трансформеров»?

Дальнейшие события можно описать как знатный мордобой, которого этот бар ещё точно не видел; «спартанцы» хотели выпустить пар, перебесившись после проигрыша любимой команды, а нам с парнями тупо было скучно. Засматриваюсь на хаос из поломанной мебели и прилёгших отдохнуть тел, не успеваю увернуться от кулака, прилетающего мне в челюсть с левой стороны, и моментально трезвею. Челюсть неприятно ноет, но я всё равно сцепляю зубы до скрежета, когда на плечо опускается чья-то рука.

— Паршиво выглядишь, — ухмыляется Макс. — Уверен, что справишься? А то, если что — ты в сторону, а я сукина сына на ноль помножу.

Хмыкаю и вместо ответа хватаю фаната «Спартака» за шею и хорошенько прикладываю головой о барную стойку.

Чёрт, давненько я так не оттягивался!

Оглядываюсь назад: Кир потирает ушибленную скулу; Егор сидит на стуле, упёршись локтями в колени и сложив пальцы замком, кроссовком придавливая к полу блондина с безумной чёлкой; Костян сплёвывает на пол кровь из разбитой губы.

Твою ж медь, вот это я понимаю отдых!

Адреналин бурлил в крови, будто лава в кратере вулкана, и меня прям пекло сделать какую-нибудь лютую хрень — в моём духе. Поэтому, недолго думая, хватаю за шкирку засранца, который познакомил моё лицо со своим кулаком и снова херачу его лицом о барную стойку; потом ещё, а вот на третий раз его задницу спасают Кир и Макс, которые оттаскивают меня от «спартанца».

— Остынь, Лёх, мы ж это не серьёзно, — прикрикивает Костян.

— Ты ж его чуть на тот свет не отправил! — поддакивает Егор.

— Что с тобой происходит в последнее время? — вклинивается Макс.

— Был бы ты бабой, я бы решил, что у тебя ПМС, — хмурится Кир.

Если честно, сам не знаю, что происходит. Переходный возраст вроде давно позади, и даже в тот период я не особо буянил — так, бывало пару раз, с парнями дрались, но в шутку; несколько раз меня пьяного забирали из клуба родители, потому что мои парни тоже были в неадеквате. Самая патовая ситуация случилась, когда я узнал о том, что на самом деле приёмный, хотя здесь наоборот надо было радоваться и до потолка прыгать, что не сгнил в детском доме, а я в тот раз повёл себя как мудачина: наговорил родителям кучу всякой херни, поцапался с парнями — даже чуть поджог не устроил. Не знаю, как мои родители вытерпели весь этот ад, не сошли с ума и не перестали меня любить. Даже позже, когда я реально косячил, меня никогда не упрекали в том, что у меня «плохие гены» или что-то типа того; меня и моих братьев всегда одинаково наказывали за проколы и так же одинаково поощряли за успехи, и я никогда не чувствовал себя ненужным.

Но за ту мою выходку до сих пор стыдно.

Мрачнею, когда в памяти всплывает лицо Андрюхи, и это не ускользает от внимания парней; почувствовав мою резкую смену настроения, они отпускают меня и отходят чуть в стороны. Не то, что бы я мог кого-то из них ударить по-настоящему — просто иногда они инстинктивно чувствуют, что меня лучше не трогать. Встряхиваю рубашку и, допив коньяк, выхожу на улицу.

На дворе стояла осень — самое ненавистное время года для меня; не потому, что «увядает природа», нагоняя тоску, или из-за бесконечных проливных дождей, которые сопровождают это время. Ненавижу осень, потому что именно осенью четыре года назад мне пришлось понять, что весь этот чёртов мир совершенно не такой, каким кажется; что люди, живущие в нём, не такие бескорыстные и отзывчивые, какими должны были быть в моём понимании; что в них в принципе нет ничего человечного — они просто больные на всю голову, конченные ублюдки. В какой ещё вселенной кто-то будет убивать себе подобных ради побрякушки? Неужели грёбаный смартфон стоит целой человеческой жизни? Или стоимость тряпки, которая на тебе надета, важнее того, что скрыто у тебя внутри?