Но, как это обычно бывает, я просыпаюсь на взмокших простынях, комкая руками подушку, со сбивчивым дыханием и спотыкающимся сердцем. Пару минут я ещё тихонечко лежу, пытаясь прийти в себя, а после на меня, словно кирпичная стена, обрушивается реальность.

Сегодня мой первый учебный день.

Немного переживаю, что меня будут подводить конечности или язык, но то ли они не отошли от пережитого во сне, то ли просто решили помочь своей хозяйке — волнение вдруг оставило меня. Хотя, скорее всего, мозг просто махнул на происходящее рукой, решив плыть по течению. Привожу себя в порядок в ванной и надеваю приталенный тёмно-зелёный свитер с белыми бусинами на плечах и тёмно-синие прямые джинсы; волосы заплетаю в косу на правый бок; косметику не использую вообще. В очередной раз кошусь в сторону разбитых очков, горюя об испорченном «прикрытии», подхватываю сумку и пакет с книгами и топаю завтракать.

Пока уплетаю за обе щеки омлет — откуда только аппетит взялся? — выслушиваю от мамы настолько длинную ободряющую лекцию, что ко времени выхода из дома мне становится лихо. Я помню, что я пережила, не было никакой нужды напоминать мне об этом ещё раз; ну и плюс, я на учёбу собиралась, а не умирала.

Выхожу из подъезда и бросаю печальный взгляд в сторону наших дворовых гаражей из «вагончиков»: как было бы здорово, если бы я сама была в состоянии сесть за руль, а не трястись в общественном транспорте! Но это в перспективе, а пока что меня ждёт только далеко не персональная маршрутка, битком набитая теми, среди кого я чувствую себя максимально некомфортно.

Дорога в институт была приблизительно равна по ощущениям дороге домой, когда возвращаешься в город, в котором родился и вырос, но давно не был. Институт ничуть не изменился за прошедший год; разве что стал ещё краше в моих глазах, если это возможно. Его бетонные стены, отделанные облицованным кирпичом, ничуть не постарели, не потрескались и не рухнули, хотя по ощущениям пронеслись столетия после нашей последней встречи.

А вот студентов, кажется наоборот, стало ещё больше.

Это худший кошмар для человека вроде меня.

Не знаю, почему, но зрение сегодня явно работало против меня, потому что глаза в толпе цепляются за чью-то спину, которая оказывается тем самым парнем. Отворачиваюсь, пока меня не заметили, и натыкаюсь на близняшек Катю и Свету, которые робко машу мне руками. Машу в ответ с вымученной улыбкой и показываю жестами, что поговорим позже. Ко входу пробираюсь словно нидзя, стараясь не попасться на глаза Лису и параллельно избегая больших скоплений людей.

Придётся здорово попотеть, прежде чем я привыкну к таким людским массам…

На своём факультете становиться немного комфортнее; то ли потому, что я сознательно подходила к выбору профессии и изначально пошла туда, куда хотела, то ли потому, что соцфак мало кого впечатлял, и студентов на нём в принципе училось немного. Подхожу к расписанию, чтобы перевести дух, собраться с мыслями и подумать над тем, как появиться на глаза людям, которых увижу первый раз в жизни. Раньше я бы вышла туда гордой походкой от бедра с видом, будто королева удостоила чести простой люд, а сейчас… Сейчас меня саму тошнило от прежней версии меня.

Может оно и к лучшему — то, что со мной случилось, хотя говорить так противоестественно.

— Привет! — раздаётся за спиной до раздражительного жизнерадостный голос, и я резко оборачиваюсь к источнику.

Передо мной стоит… чудо с розовыми волосами, заплетёнными в мелкие косички, в фиолетовой футболке с надписью «Все на борт!», джинсовой безрукавке с кучей каких-то разноцветных перьев, жёлтых брюках и чёрных тяжёлых зимних ботинках на застёжках; при этом в бровях пирсинг, на носу — очки с розовыми стёклами, а в руках — книги по эзотерике.

Мои брови удивлённо ползут вверх.

Господи, я точно не ошиблась факультетом?

— Привет, — произношу растерянно.

— Ты, наверно, Кристина? — так же радостно щебечет девушка, будто увидела старую подругу.

Киваю, потому что речевой аппарат накрылся медным тазом.

Но девушка, кажется, к такой реакции давно привыкла.

— Я Женя, староста группы, в которой ты будешь учиться!

О, Боже…

А тон… Словно то, что я с ними учусь — лучшее, что могло со мной случиться.

Хотя…

Кто знает.

Поживём — увидим.

До чего ж приятно сидеть, заткнув уши наушниками, в которых басами гремит песня «ARS-N — На краю», пока парни трепятся про наш последний поход в клуб — тот самый, после которого пришлось отвалить кругленькую сумму на ремонт, потому что кое-кто (ну ладно, я тоже чутка руку приложил) перебрал с алкоголем. Сотню раз твердил: следите за Соколовским, когда он бухает, потому что этот олень пить абсолютно не умеет; я-то не лучше — скорее, даже хуже — но меня почему-то вечно тормозят, зануды.

Внезапно левый наушник куда-то резко пропадает, и я наполовину возвращаюсь в реальность, от которой вечность пытаюсь скрыться.

— А без всей этой хрени обойтись слабо? — хмыкает Макс.

— А я-то думаю, кому тут жить надоело, — фыркаю в ответ. — Хрен ли с вами ловить? Сначала бухают, будто живут последний день, а потому дёргают — мол, помоги, братан, наши задницы от тюряги спасти!

— Фига ты замахнулся! — укатывается Ёжик. — Может ещё возомнишь себя кем поважнее и в будущем спасёшь наши задницы ещё и от адской сковородки?

Я точно помню, что собирался ответить ему что-то остроумное — ну или отпустить элегантный стёб — но где-то в этом промежутке забыл, о чём мы вообще разговаривали.

А всё потому, что мозг начало конкретно троить.

Ну, то есть, мне показалось, что его троит, когда я увидел ты Рыжую, которая отшила меня тогда в парке и шарахнулась от меня, будто я болен бубонной чумкой. К тому же, она шла в сопровождении девчонки, больше походившей на глюк, который накрывает нариков: нереальная одежда и совершенно дичайшая причёска розового цвета. Но стоило мне понять, что их вижу не я один, как у меня немного отлегло: не хотелось бы узнать, что под конец учёбы в универе поехала крыша.

Она меня раздражала; даже не так — она меня безмерно бесила, потому что из-за неё я стал неспособен смотреть в сторону кого-либо другого. Встреча с ней была похожа на удар по «шарам» — такая же неожиданная до искр из глаз, выбившая из башки все мало-мальски адекватные мысли; но при этом и настолько же неприятная, потому что я и хорошие девочки (а по ней было видно, что она не шалава) — это две параллельные, которые ни при каких обстоятельствах не должны пересекаться. И дело здесь не в том, что с правильными слишком много мороки — первое впечатление, адекватное поведение и вся эта прочая херня — а в том, что такие, как она, чаще всего мечтают о серьёзных отношениях с любовью до гроба. Во всю эту розовую муть я не то что бы не верю — просто не вижу в ней смысла; да и нахрена привязываться к кому-то одному, когда вокруг столько классных цыпочек, готовых отдать себя, ничего не требуя взамен? Удовольствие-то однохренственно будет обоюдным! Ну и плюс ко всему, недотроги непривлекательны тем, что в постели ведут себя как-то зажато, скованно; не способны на непредсказуемое поведение и всегда бояться взять инициативу в свои руки — может ли быть что-то скучнее?

В общем, как-то так я и смог сформулировать причину своей раздражительности в адрес этой красотки, которая заслуживала этот комплимент на все сто сорок процентов: она зацепила меня, и зацепила конкретно, и ничем хорошим вся эта хрень не закончится.

— Э, ты чё такой хмурый? — слышу как сквозь вату голос Костяна, потому что от злости даже уши заложило.

Отворачиваюсь в сторону, чтобы не дай Бог не выкинуть какую-нибудь хрень в своём персональном стиле, и стискиваю зубы до скрежета.

— Я в норме.

Брови Костяна сходятся на переносице.

— Ага, как скажешь. — Он поворачивается к парням. — Короче так, на днюху скидываемся этому бедолаге на вставную челюсть, ибо от его собственных зубов мало что останется.