— Вы какого чёрта здесь забыли?!
Ооо, а вот и виновник… видимо, сегодняшних разборок, потому что Клим уже сжимал кулаки. Бегло просматриваю текст и понимаю, что Калугин уже и так в полной жопе, так что размахивать конечностями смысла нет. Киваю Марку, и тот моментально расслабляется — лицо сразу такой оттенок самодовольства приобретает, что даже мне противно.
А уж Калугину…
— А мы тут ваш авторитет подрываем, — как ни в чём не бывало, комментирует Терский. — В простейшей форме собираемся донести до вас, чем обычно заканчиваются наезды на добрых и честных людей, так сказать.
— Это кто здесь честный-то? — высокомерно ухмыляется Калугин. — Поляков со своим папашей? Или, может, вы двое?
— Я бы, на вашем месте заткнулся, — снисходительно роняет Клим. — А то, не ровен час, доставать вам себя со дна морского… И я сейчас совсем не про географию.
— Смеешь угрожать мне, сопляк?! — ощеривается Калугин, и я практически вижу, как он мысленно закатал рукава, чтоб как следует вмазать Климову.
Но Клим — он и в Африке Клим: и глазом не повёл на выпад Владимира Викторовича.
— Это вы мне комплимент пытаетесь сделать? Намекаете, что я смелый? Так это я и сам знаю, придумайте что-нибудь новенькое.
— Ближе к делу, — обрываю брата и сосредотачиваюсь целиком на Калугине. — Мы тут раскопали кое-что — что позволит моему отцу посадить вас обратно на задницу. Если не хотите проблем — советую послушать моего друга и проявить… понимание.
Владимир скептически приподнимает бровь и складывает руки на груди — не верит, что я могу ему чем-то насолить. По его логике, никто ведь не должен быть в курсе того, что он вообще эти результаты Вариных тестов подделывал. Но ему невдомёк, что его сын проболтался моей малышке, которая охотно поделилась со мной информацией. Ну что ж…
— У нас на руках документ, который указывает на то, что вы подделали результаты тестов Кузнецовой Вари, чтобы взять её в качестве аккомоданта своему сыну. Как вы думаете, какая реакция будет у общественности, если мы эту информацию обнародуем?
Конечно, я страшно блефовал, потому что слить его в сеть — это всё равно означает подставить под удар всю систему; если бы так же поступил Калугин, случилось бы то же самое — плюс наша семья оказалась бы в эпицентре скандала — но это позволило бы ему получить желанный пост заместителя мэра. Если первый шаг будет за мной, мой отец сохранит пост, но последствия всё равно будут катастрофическими. Мы оба это прекрасно понимали, но у меня не было других путей: если встанет вопрос о том, кого выбрать, я выберу Варю.
Это всегда будет Варя.
— Ты не рискнёшь, — ухмыляется Владимир.
Этот мудак реально думает, что знает меня?
— Хотите поспорить? — склоняю голову на бок.
Кажется, теперь он начинает понимать, что я не шучу; его глаза нервно мечутся между мной и моими парнями, но я уверен, что они отправят документ куда нужно — стоит мне только пальцами щёлкнуть.
— Чего ты хочешь? — презрительно сужает глаза.
Я вижу, что ему этот вопрос — как кость поперёк горла; будь его воля, он бы вышвырнул нас в окно и продолжил дальше свою «битву» за кресло заместителя. Но у него нет выбора — как и у меня.
— Всё очень просто: отвалите, — вскидываю голову. — Оставьте в покое моего отца, выкиньте из головы мою семью и, самое главное — забудьте о моей Варе. Если ваш сын ещё хоть раз посмотрит в её сторону, и, не дай Бог, мне его взгляд не понравится — а он мне по-любому не понравится — будьте готовы к тому, что я просто пущу под каток вашу жизнь и карьеру. Это будет единственное предупреждение — дальше только контрольный в голову, вам ясно?
Лицо Калугина надо было видеть.
Оно и понятно — застаёт в своём офисе мальчишку, который вертит им направо и налево. На его месте я бы тоже рвал и метал — пусть он и делал это только глазами — но должен был понимать, что за выходки его упыря-сына ответка прилетит очень быстро и симметрично. Я никому не позволю распоряжаться Варей как вещью — тем более что она моя и ничьей больше не будет.
Желваки на лице Калугина ходуном ходили — я уже даже за его зубы стал переживать; он молчал минут десять, не меньше, и я даже мог со сто процентной уверенностью сказать, что происходит в его голове: пытается придумать, как съехать с темы и при этом получить то, ради чего всё это началось. Что с него взять — карьерист до мозга костей, я видел таких: прут как танки прямо по головам — что угодно, хоть душу продадут, лишь бы получить то, что так перед глазами мельтешит.
— А пока вы думаете, я скажу ещё одну вещь — раз уж у нас дружеская беседа. — Не могу не задеть его — это что-то на уровне инстинктов уже. — Мы с вами оба понимаем, что дело здесь не в Варе — далеко не в ней; сомневаюсь, что вы стали бы рвать жопу за обычную девчонку с периметра: таких в городе пруд-пруди. Но я почти уверен, что Вадим думает обратное — скорее всего, он вообще кроме неё ничего не видит, и меня это бесит — что вы хотите ему помочь добиться желаемого. Но нет, вас интересует нечто гораздо более ценное — опять же, по вашему мнению, но да хрен с ними, с деталями. И я, и отец уже давно раскусили ваш «блестящий» план по завоеванию кресла заместителя мэра, и я вот думаю: что будет, если вашему сыну немного помочь? Скинуть розовые очки с глаз, так сказать? Конечно, это не общественный подрыв авторитета, но отношения внутри семьи явно будут испорчены — и это не считая того, что файл я всё же опубликую, если вы не включите мозги.
Ещё пара секунд — и Калугин сдаётся.
— Чёрт с тобой, малолетний вымогатель. Удаляй файл из системы и проваливай — я сделаю всё, как ты сказал.
— По-моему, нас хотят нае… кхм… обмануть, — притворно задумчиво хмурится Клим.
Согласен — его обман шит белыми нитками.
— Пожалуй, документ я оставлю себе, — качаю головой. — Ну, так, чисто на память. Я в последнее время стал очень сентиментальным, знаете ли. Да и вдруг вам в голову взбредёт… хм… вспомнить, как это было — я вам сразу же напомню.
От неприкрытой угрозы в моём голосе лицо Калугина снова презрительно потемнело, но, тем не менее, он не набитый дурак, поэтому кивает. Краем глаза вижу, как Терский копирует на флешку архив — на всякий пожарный — а Клим, проходя к двери мимо Владимира Викторовича, недвусмысленно потирает кулаки.
«Не забывайте, господин Калугин».
— Кстати, было бы замечательно, если б вы сказали моему отцу, что больше не претендуете на его кресло — то есть, на Варю, — усмехаюсь, приводя его в бешенство.
Буквально через пять минут мы дружно топаем на выход; салютую мужику напоследок и задорно подмигиваю — такой я засранец, ага — на что тот разве что не швыряет в стену телефон: я же вижу, что ему хочется. Выходим из «Утопии» на улицу, и я вскидываю брови, потому что светит солнце. Нет, оно-то частый гость в наших широтах, просто в кабинете Калугина сгустились тучи, и было странно осознавать, что за окном погода другая.
— Эх, а я так надеялся, что дойдёт до драки… — драматично вздыхает Марк.
— С удовольствием бы посмотрел, как он тебе наваляет, — ржёт Терский, уворачиваясь от очередного подзатыльника.
Разбегаемся в разные стороны: Ян едет домой, Марк туда же, а я прикатываю на парковку универа. Пишу Варе сообщение о том, где я, и буквально через двадцать минут — сразу после второй пары — девушка материализуется на соседнем сиденье.
— Ну! — нервно стискивает край куртки. — Поляков, не тяни!
— И что ты хочешь, чтобы я сказал? — лениво растягиваю слова, делая вид, что мне на самом деле всё равно.
За последнее время я научился делать это мастерски.
— Да хоть что-нибудь! Или я ухожу.
Оп-па, угрозы посыпались.
В салоне раздаётся звук блокировки дверей.
— Упс, — вскидываю брови. — Кажется, твой план только что накрылся медным тазом.
Варя хватает меня за отвороты пиджака — очень крепко, кстати — и притягивает к себе моё лицо. В таком положении притворяться безразличным чертовски трудно, потому что её мягкие губы притягивают словно магнит.
