— Это Перл? — спросил Паоло, отодвигая от себя снимки.

— Она самая. Точнее, то, что от неё осталось. Эти фото пришли мне на почту после того, как я отказался устраивать взрыв в Неаполе. Её труп нашли на берегу возле доков три дня назад. Как ты мог заметить, с тех пор я не мелькал на публике.

— Не лучший ты выбрал способ скорбеть, — упрекнул его Паоло.

— В любом случае, — продолжил Фальконе, — она была ни в чём не виновата, как и Фелис. Я бы не хотел, чтобы кто-то из них пострадал. И когда я услышал о взрыве, то понял, что всё это дерьмо медленно подходит к концу и надо что-то делать.

Де Лука дал своему врагу выговориться, и теперь, откинувшись на спинку стула, он исподлобья наблюдал за ним. Наблюдал он молча, пристально вглядываясь в лицо Фальконе и присматриваясь к его движениям. Глядя на Паоло, Ева могла предположить, что он вполне спокойно мог сейчас распорядиться насчёт смерти Тони, ведь причин было достаточно, а веры в его слова слишком мало, чтобы переменить ход событий. Сам Фальконе, казалось, ощутил это — опасность, что нависла над ним.

— Славная у тебя получилась исповедь, — заключил Де Лука, — да только, что она мне дала? Я всё ещё не знаю, кто этот человек и есть ли он вообще. Ты ведь даже не назвал его имени. Что, не хватило фантазии, чтобы придумать эту деталь?

— И тут мы подошли к ключевой части моего рассказа, — заговорил Фальконе. — Личность этого человека мне всё ещё не известна. Мы никогда не работали напрямую — только через посредников или телефонные звонки. Его секретарь впервые обратился ко мне на ужине с британским послом ещё в октябре прошлого года. Он сказал, что знает о «моей проблеме» и готов предоставить помощь в её решении. Через несколько дней мне позвонили со скрытого номера — судя по акценту, это был ирландец лет сорока, не меньше. Он назвался Сидни Картоном и говорил со мной так, словно знает всю мою сраную биографию наизусть. Конечно, имя оказалось полнейшей чушью, как и все его рассказы о себе. Всё это было списано из «Повести о двух городах»[1]. Но поначалу я принимал всё это за чистую монету и соглашался на все предложения, — Фальконе на миг умолк. Он опустил взгляд на свои руки, которые теперь подрагивали в лёгком треморе, словно он — заправский алкаш или неврастеник. Сжав ладони в кулаки, Тони продолжил. — А потом настал декабрь, и всё словно покатилось в пропасть. Началось всё со склада. Без единого объяснения он просил меня найти здание на отшибе и обустроить его «для встречи», как он сказал. Это было бы частью той цены, что я должен был заплатить за его помощь. Потом этот псих стал звонить мне ночами и, кроме всего прочего, мог часами говорить о тебе, — он взглянул на Еву, — и твоём дружке Мориарти. Он давно за вами следил. Уже почти три месяца шёл по пятам, оставляя какие-то послания. Кстати, вот, — Тони вынул из кармана пальто клочок бумаги. — Я нашёл это под своей дверью сегодня утром. Похоже, теперь он взялся за меня.

Ева с ужасом уставилась на квадратный клочок полупрозрачной бумаги, на котором механическим шрифтом были отпечатанные обрывки фраз, так похожие на те, которые она находила во время поездки. В её голове постепенно стала вырисовываться картина того, что происходило в последние несколько месяцев. Тот псих, что гнался за ними по пятам всё это время, наконец, настиг их. И да, Джеймс знал его — это было ей известно.

— Ты знаешь, кто он? — едва ли не выкрикнула Ева, всматриваясь в мелкие серые буквы на белом бумажном полотне. — Знаешь его настоящее имя? Хоть что-то ты об этом человеке знаешь?

— В последний раз он просил называть себя Марком…

Ева никогда не задумывалась над тем, какое чувство испытывает человек в момент полного осознания — её было сложно чем-то удивить, а гиперанализирующий мозг умел предугадывать шаги оппонентов практически без промашек, ведь Ева никогда не зацикливалась на чём-то одном, она рассматривала будущее, как череду случайностей, каждая из которых в равной степени возможна, а потому стоит быть готовой, если не ко всему, то к многому. Но, чёрт, она не могла подумать, что всё может быть настолько просто и, в тот же миг, сложно.

— Как чёртов Марк Твен, — шепнула она старую профессиональную шутку.

— Именно.

— Господи…

Было сложно дышать. Ева ощущала, что её осознание — это смесь паники, страха и отчаяния — и ей хотелось кричать и плакать одновременно. Хотелось расшибить Фальконе его чёртову голову за то, что он сделал, но ещё больше хотелось прикончить себя, ведь Ева знала: если в деле Марк Дауэл, самоубийство — это куда более приятная и лёгкая участь, чем то, что может произойти в ходе его психопатических игр. Теперь она на все сто процентов понимала отчаяние Тони Фальконе, ведь ничего другого тот монстр, с которым ему пришлось работать, не оставляет после себя.

— Что? — крик Паоло вернул Еву к прескверной реальности.

— Я, похоже, знаю, кто это был, — тихо сказала Ева.

— Не поделишься?

— Банши, британская разведка, ирландский акцент, любовь к литературе и садизму — всё это объединял в себе только один человек — мой бывший босс — Марк Дауэл. И, если я не ошибаюсь, если это серьезно он, то всё просто ужасно.

В отличие от Евы, Де Лука не был напуган. Он внимательно слушал её, не подавая никаких признаков даже слабой тревоги. «Он просто не осознает…» — думала Ева. Ей бы хотелось рассказать обо всех причудах Марка Дауэла: от алчности, из-за которой он продавал оружие британской разведки террористам, до истинного безумного садизма, с которым он истязал её и ещё с полсотни таких же несчастных в подвалах МІ-6. Но на это не было времени.

— Думаешь, он мог бы всё это устроить? — спросил Паоло.

— При желании он мог бы к чертям взорвать этот остров. Но это было бы слишком просто — никакой опасности, никакого азарта. Марк Дауэл всегда любил жестокие игры на смерть.

Ева уже ожидала очередного вопроса от Паоло или Фелис, но вдруг молчавший до этого Фальконе ворвался в их разговор:

— Теперь мы выяснили практически всё. Остался только один вопрос, связанный с местоположением того, кого сейчас здесь нет… — он взглянул на Еву, которая, словно по команде озвучила то, что её так долго тревожило:

— Где сейчас Джеймс?

— Именно, — кивнул Фальконе. — Во всём этом водевиле только он казался мне действительно стоящей фигурой. Он умудрился отмазать тебя от суда за взрыв, Паоло, он был везде, словно тень. И сейчас его здесь нет.

— Он знал Дауэла, — сказала Ева. — Возможно…

— …они сейчас вместе? — закончил за неё Фальконе. — Вполне вероятно. Марк говорил, что всё закончится в первую неделю января, потому что у него нет больше времени. И я не знаю, что он имел ввиду.

— Паоло, — обратилась Ева к Де Луке, — Джеймс ничего не говорил тебе, когда уезжал?

— Нет, только попросил взять мою машину, — ответил он. — Есть варианты, где они могли бы встретиться?

Ева перевела свой взгляд на Фальконе, и в этот миг она вспомнила ту часть его разговора, которая ещё когда-то казалась ей несущественной.

— Ты что-то говорил о складе «для встречи», который тебя попросил обустроить Дауэл, –заговорила она с Тони. — Где он находится?

— Он в Аспре, за час езды от Палермо. Адрес: Виа Конкордия, 120. Это здание последнее на улице.

— Паоло, сможешь пробить по спутнику местонахождения своей машины?

— Да.

— Хорошо, — Ева резко поднялась со своего места. — Если оно совпадёт с адресом склада, значит, Дауэл тоже там.

— Куда ты? — спросил её Де Лука.

— Надо кое-что проверить, — ответила Ева, скрываясь во тьме коридора. Она бежала к их с Джеймсом комнате, крепко сжимая в руке клочок полупрозрачной бумаги. До того, как уехать в Аспру, она должна была сложить эту безумную головоломку.

***

Фелис тоже ушла — ей позвонили из офиса и попросили отправить им реквизиты Санди. В столовой остались лишь Паоло, Тони и две его громадные тени, что готовы были прикончить его в любой момент. Они смотрели друг на друга без укора или капли злости — всё уже давно было сказано, не стоит цепляться за устаревшие чувства.