В магазине было тесно, и что-то подсказывало Еве, что Фелис чувствует себя в таком месте не в своей тарелке. Она то и дело поглядывала на выход и без особой охоты плелась за Брэдфорд вглубь, меж длинных стеллажей. Еве было откровенно плевать на то, в чём она была: будь то пальто за тысячу фунтов или потёртая куртка, купленная чёрт знает когда. За несколько месяцев с Мориарти она отвыкла от того, что было в Англии, — там она по привычке натягивала на себя то, что первым заприметила в шкафу. Сейчас она с привычным равнодушием взяла с полки несколько неброских черных толстовок, две пары джинсов и бросила их Фелис со словами:
— Иди переоденься, а я пока расплачусь.
Вся эта мелкая рутина, вроде их импровизированного шоппинга вовсе не занимала Еву. Она даже не стала проверять, как будут сидеть на ней выбранные вещи, — просто расплатилась за них с молодым продавцом и переоделась, стараясь не смотреть на себя в высокое зеркало в примерочной. Однако сложно было не заметить те бурые порезы, которыми было усеяно её лицо. Они расползались тонкими шрамами по бледной коже, слово те следы, что оставляли после себя розы в отцовском саду. Собрав свои старые вещи, Ева вышла из примерочной и подошла к Фелис, что с недовольством глядела на себя в отражение зеркальной витрины.
— Ты тоже видишь это, Ева? — спросила она, не отрывая взгляда от зеркала. — Мы — как два трупа.
— Ну, мы всё ещё живы, — усмехнулась она, всматриваясь в собственное отражение. — Пойдём. Паром отправляется через час.
Как только они вышли из магазина, Ева отправила их старые вещи в ближайшую урну, сказав, что им нужно иметь свободные руки в случае экстренной ситуации. Фелис не стала протестовать — в любом случае, пакет уже лежал на дне мусорного бака. Они шагали к порту, выбирая наиболее неприметные узкие улицы. По дороге Ева выпила ещё две таблетки аспирина и теперь, подходя к речному вокзалу, ощущала себя на порядок лучше. Фелис купила им два билета на паром, что отправлялся в семь вечера, и успела раздобыть немного еды в дорогу.
Посадка началась за полчаса до отправки, и за это время Ева успела присмотреться к тем, с кем им придётся провести ближайшие восемь часов. Среди пассажиров парома оказалось с два десятка взрослых мужчин, которые держались своей скромной стаей вдали от остальных, было несколько семей, что смахивали на неудачливых туристов, парочка стариков, а в самом углу палубы сидела группа молодых парней и девушек. Ева с Фелис уселись у окна, стараясь как можно реже и тише переговариваться, чтобы не вызвать ни у кого лишних подозрений. Перед отплытием Ева ещё раза два пыталась дозвониться до Джеймса, но результат был тем же, что и три часа назад. В последнее время её всё больше тревожили мысли о том, что происходит в Сицилии. Ева не понимала, почему ни Джеймс ни Паоло не отвечали на звонки, и от этого в голове рождались тревожные мысли: Что, если в Палермо сейчас куда опаснее, чем в Неаполе? Возможно ли то, что с Джеймсом и Паоло что-то случилось? Эти вопросы, навеянные очередной волной паранойи, не давали ей покоя всё то время, пока Ева всматривалась в тёмную морскую гладь.
Время тянулось непростительно долго на борту этого холодного отсыревшего судна. Часа четыре Ева ещё могла отвлекать себя редкими разговорами с Фелис, но ближе к полуночи Де Лука уже мирно спала у неё на плече, и осталась только она сама на пару со своими безрадостными мыслями. На палубе заметно похолодало, и Ева куталась в свою куртку, пытаясь сберечь оставшееся тепло. Единственное, что ещё занимало её во время плаванья, — наблюдения за другими пассажирами, которые пытались сгонять скуку громкими беседами. Изредка к ней долетали обрывки фраз, шутки или чьи-то не сильно удачные завывания. Но к двум часам ночи прекратилось и это — большая часть пассажиров уснула, а свет на палубе погас, словно призывая сомкнуть веки и перейти от одной тьмы в другую. Однако Ева не могла спать, она загнала себя в лапы собственных мыслей и едва ли могла из них выбраться в благоговейный сон.
К четырём часам ночи Ева уже стала ощущать, как тело охватывает усталость. Потерев глаза, она подумала, что, возможно, ещё сможет уснуть. Пытаясь устроиться поудобнее на твёрдом сидении, Ева услышала тихое вибрирование — это был её сотовый. Она вынула телефон из кармана и прищурилась от яркого света экрана, на котором сейчас мелькало имя контакта: «Мориарти». Она раздумывала всего секунду, после чего подняла трубку.
— Алло, Джеймс?
— Ев… Ева, где ты? Что… сл…училось? — его голос звучал обрывисто, перебиваемый громкими помехами, и Брэдфорд едва смогла расслышать, что он говорил.
— Был взрыв, — говорила Ева максимально чётко, чтобы за помехами не потерялся смысл её слов. — В Неаполе кто-то взорвал нашу машину. Со мной и Фелис всё в порядке. Нам удалось выбраться. Мы пытались дозвониться вам с Паоло, но у нас не получилось.
— Где… вы сейчас?
— Мы на пароме. Плывём в Сицилию. Мы не могли ждать в Неаполе.
— На ка…ком пароме? — вопрос оборвался очередной волной громкого шипения, и Ева искренне надеялась, что их не рассоединят.
— Паоло знает о нём — это ночной рейс до Сицилии, — она стала говорить на порядок громче, из-за чего где-то позади послышалось недовольное мычание. — На нём плавали его рабочие.
— Ес…ли есть связь, значит… вы где-то близко, — предположил Джеймс. — Сколько в…ам ещё плыть?
Разбирать речь сквозь помехи стало труднее, и Ева всё больше действовала по наитию. Она услышала первое слово и приблизительно понимала, что могло заинтересовать Джеймса, а потому взглянула на часы и ответила:
— Два часа. Корабль пришвартовывается в порту Палермо.
— Мы бу…дем ждать вас там.
— Хорошо, — на этом его звонок резко оборвался, и Ева с облегчением выдохнула.
«Я почти уверенна, что поняла тебя правильно», — прибавила она мысленно. Этот звонок был чем-то невероятно приятным — наихудшие мысли испарились, и осталось лишь приятное чувство спокойствия. Они плыли туда, где всё в относительном порядке, они выбрались из ада и были так далеко от Неаполя, что ни Фальконе ни его таинственный компаньон и помощник их уже не достанут. Через час проснулась Фелис, и Ева рассказала ей о звонке Джеймса. Даже во тьме ночной палубы Брэдфорд смогла разглядеть улыбку на её лице.
Их паром приплыл на полчаса позже, чем предполагала Ева. Сонные пассажиры нехотя поднимались со своих нагретых мест и, громко зевая, плелись к верхней палубе. Ева с Фелис вышли одними из последних, ожидая, пока парочка перепуганных девчонок решится ступить на трап. Всего несколько шагов — и они смогли вдохнуть свежий морской воздух, выходя из тёмной палубы. Шагая по трапу, Ева рассматривала дорогу у пирса, выискивая машину, что должна была отвезти их на виллу. Только сойдя на берег, она увидела одинокий внедорожник, припаркованный в десяти ярдах от них под высоким фонарём. Её внимание привлекла не столько машина, сколько стоящие возле неё Де Лука и Мориарти. Увидев мужа, Фелис сорвалась с места и быстрым шагом направилась к нему. Ева плелась следом, понимая, что, даже приложив максимум своих усилий, не сможет идти так быстро.
Фелис молча упала в объятия мужа, пока Паоло пытался спросить у неё что-то. Ева смотрела на это всё с приятным облегчением — она была просто рада, что они обе выбрались из Неаполя. Мориати стоял поодаль от этой семейной идиллии и пристально смотрел на шагающую к нему Брэдфорд. Когда она вышла под свет фонаря, то ощутила себя словно на приёме у чёртового врача — Джеймс вглядывался в её лицо, рассматривал порезы и делал это всё без единой эмоции.
— Знаю, — сказала она, предугадывая его мысли. — Выгляжу чертовски ужасно, — она подошла в упор к Джеймсу и тихо спросила с укором:
— Не обнимешь меня, муж? — когда его руки сомкнулись на её талии, а её голова оказалась на его плече, Ева точно знала — Мориарти довольно усмехался. Их маленькая игра продолжалась.
По дороге к вилле Ева и Фелис максимально детально пересказали всё, что с ними произошло в Неаполе: от разговора с Санди и до того момента, когда они сели на паром. Паоло спрашивал о деталях взрыва, о том, не видели ли они кого-то подозрительного в окрестностях, но Брэдфорд лишь отрицательно качала головой, заставляя тем самым Де Луку рождать ещё сотню новых предположений. В их разговоре не участвовал только Джеймс, что отрешённо посматривал то на вид за окном то на Еву (в основном, в те моменты, когда она особенно увлекалась рассказом и забывала о его присутствии).
