После услышанного всего один вопрос казался Еве существенным, и она, не теряя времени, решилась задать его:

— А Паоло причастен к его смерти?

— Он говорит, что нет, — в ответе Фелис слышалось сомнение.

— Но ты думаешь по-другому, — Ева не спрашивала — скорее, констатировала факт.

— Я просто вспоминаю слова Паоло о том, что в те времена Сицилия была совсем другой. Здесь действовала целая прорва неконтролируемых преступных кланов, которые оккупировали местную промышленность и бизнес. В то время уровень убийств был на порядок выше.

Было ещё что-то в рассказе Фелис, кроме слезливой истории дружбы, что превратилась в многолетнюю скрытую вражду. Время — вот, что заботило Еву.

— У Тони есть повод… — сказала она. — Но почему именно сейчас?

— А когда ещё? Мы в не лучшем положении. Я знаю, Паоло не любит об этом говорить, но в последние полгода всё катится к чёрту: заводы приносят убытки, клиенты уходят, а власти всё больше наседают с налогами. Мы уязвимы как никогда. Этот завод был нашим запасным вариантом… Я бы даже сказала: это наш последний шанс выбраться из долговой ямы и наладить свои дела. Нужны поставки лекарств морем на ближний Восток. Легче всего это сделать через Турцию. И пока Сицилия — это единственное место, где у нас ещё есть возможность построить завод без лишних проблем с законодательством. Мы думали, это самый простой вариант…

Последняя шестерёнка встала на своё место, и механизм вдруг стал казаться целостным — вся эта история с Де Лукой и его враждой, с приглашением Джеймса и Евы, с чёртовым заводом. В ту ночь Ева точно знала, что не уснёт. Её с головой поглотила история этого семейства, и она погрязла в собственных мыслях. Их разговор с Фелис быстро съехал на другую тему и продолжил вертеться вокруг прошлого Евы. Врать уже вошло в привычку, а потому Брэдфорд лишь повторила хорошо заученную историю про девочку из Брайтона, которая так неожиданно для самой себя попала в криминальный мир и прочно там обосновалась. Когда часы пробили полночь, Фелис скромно поинтересовалась, не устала ли она. Ева ответила, что им обеим не помешало бы набраться сил. Она проводила Фелис к её комнате и с чувством выполненного долга и целым ворохом навязчивых мыслей побрела в сторону спальни.

Сон казался заманчивой, но несбыточной перспективой после всего, что произошло. Нет, Еву больше не трясло от нервов, она не ощущала паники или волнения. Этой ночью она перешагнула ту грань, за которой — либо глубокий сон либо долгие часы бодрствования. Ева выбрала второе, невольно увлёкшись новостями о Тони Фальконе. Он казался ей таким простым и нескладным — на вид и внутри этот человек был не замысловатее дешёвой куклы, которая в какой-то момент оказалась в тени кого-то более оригинального и сильного, кого-то, готового идти на риск, кого-то, вроде Паоло Де Луки. Детские обиды, комплекс неполноценности или месть за смерть отца — уже не важно, что руководило этим человеком. Он хотел краха Де Луки, он ждал этого мгновения мести и превосходства, как безумный Рэнфилд[3], что дожидался своего повелителя, своего Дракулы. Ева читала его интервью для местной газеты и усмехалась, глядя на то, с какой ненавистью Фальконе отзывался о Де Луке.

«Он ничто, возомнившее себя властителем. Кто дал ему право руководить нами? Может, вы?» — спрашивал он у интервьюера.

«Ты, Тони, вот, кто наделил Паоло властью», — думала Ева.

На фото его тощая фигура возвышалась над трибуной городской администрации Палермо. Ева не видела в ней силы, нет, — это был силуэт слабой, истощённой личности. И только горящие ненавистью глаза прибавляли уверенности этой фигуре.

Холодная предновогодняя ночь закончилась лёгким снегопадом, что увенчал начало следующего дня. Ева так и не увидела первые признаки начавшейся зимы — она уснула прежде, чем часы показали четыре часа утра. До этого времени она всячески утомляла себя, пытаясь докопаться до сути личности по имени Тони Фальконе.

Утро началось с раннего подъёма — всё же шесть утра это весьма рано для человека, уснувшего два часа назад. Для того, чтобы до конца пробудиться от дрёмы, нужен был кофе. Утренняя нега накрыла виллу своей холодной простынёй из тишины и редких сквозняков. Дом сейчас казался непомерно большим. Ева спустилась вниз, чтобы не утомлять кого-либо в такое время своими просьбами, — она ещё способна самостоятельно заварить себе кофе.

На кухне было так же тихо и пустынно, как и в любом другом уголке этой бесконечной виллы. Ева подошла к барной стойке, над которой стояла банка с кофе, и уже потянулась к жестянке, когда позади послышались шаги. Она резко опустила протянутую руку, разворачиваясь к двери. Из тени коридора показалась высокая мужская фигура, что в свете кухонной люстры приняла очертания Паоло Де Луки.

— Доброе утро, — поздоровалась Ева.

— Доброе, — неопределённо кивнул Паоло, садясь на высокий стул у барной стойки. –Хорошо, что ты уже проснулась. Как только станет светлее, мы поедем на стройку.

Он выглядел хуже побитого пса — уставший, изнеможённый свалившимися проблемами, почти мёртвый, если судить по бледной коже.

— Ты только пришёл? — спросила Ева, глядя на его помятый костюм.

— Да, мы с Джеймсом задержались в офисе. Проблем оказалось куда больше, чем я мог себе представить.

Попытки говорить бодро и уверенно оказались провальными — Паоло устал и был способен лишь на тихие сиплые ответы, сквозь подступающую зевоту.

— Выглядишь паршиво, — констатировала Ева.

Паоло лишь хрипло рассмеялся, сказав:

— Ну, благодарю.

Немного внимательности, и Ева поняла, если он сейчас не взбодрится, то уснёт прямо на этом стуле. Она резко отшагнула назад и достала-таки заветную жестяную банку, что стояла над барной стойкой.

— Хочешь кофе? — спросила она.

— Мне бы чего-нибудь покрепче, — хмыкнул с досадой Паоло.

— Это тебя только разморит.

— Ну, тогда давай кофе. Если это тебя не затруднит.

— Нет, — ответила Ева, заправляя кофе машину, — я всё равно собиралась сделать немного для себя.

Пока Ева искала чашки и прочую кухонную утварь, что могла понадобиться в процессе, Паоло наблюдал за ней из-за приоткрытых век. По сравнению с ним Брэдфорд казалась самым бодрым человеком на планете. В полудрёме Де Луке было сложно заметить небольшие синие круги под её глазами, а потому он продолжал наблюдать за резвыми движениями Евы с лёгкой завистью.

Когда кофе машина услужливо зашипела и пустила тонкую бурую струю в чашку, Паоло немного взбодрился. Он тряхнул отяжелевшей головой и подавил в себе очередной приступ зевоты. Окончательно пробудиться помог горький вкус горячего кофе, которое секундой ранее перед ним положила Брэдфорд.

— Ева… — позвал он её.

— Да, Паоло, — Ева подняла глаза на Де Луку.

— Ты говорила с Фелис вчера после того, как мы ушли?

— Да.

— Она тебе что-нибудь рассказала?

Тусклые кадры вчерашнего вечера всплыли в памяти, похожие на старые масляные картины, обретая лёгкий налёт прошлого. Они казались слишком древними и далёкими сейчас, когда атмосфера вечера ушла вместе с былым напряжением, а зелёный чай в чашке сменился на горький чёрный кофе.

— Немного, — ответила Ева. — Она упомянула некоего Тони Фальконе. Кажется, это он начал все те митинги.

— Тони — слабак, — выплюнул с раздражением Паоло. — Он не смог бы ничего сделать без поддержки властей.

Упоминание старого врага не просто взбодрило Де Луку. Это было плевком масла в тлеющий огонь, который теперь разгорелся до яркого пламени и затмевал здравый рассудок.

— Тогда, как он организовал взрыв? — поинтересовалась Ева. Ответом было лишь сконфуженное молчание, которое заставило её усмехнуться. — Не смотри на меня так, даже твоя жена поняла такую простую вещь. Саботаж только прибавит Тони очков, а такую мелочь, как взрыв на стройке, всегда можно списать на утечку газа или, по крайней мере, на те теракты, что гремели по всей Италии несколько недель назад. Если за ним власть, это не так сложно провернуть.