Когда она оторвалась от мерцающего экрана, то увидела сидящую перед собой Фелис, которая с улыбкой смотрела на неё.

— Ты так увлеклась, что я не стала тебя отвлекать, — сказала она. — Было что-то интересное? — Фелис глянула на планшет.

— Нет. Сплошная чушь.

— Печально, — вздохнула Фелис. — Слушай, Ева, сколько ты уже здесь?

Вопрос был слегка неожиданным, из-за чего Брэдфорд на миг впала в лёгкое замешательство. Она глянула на Фелис, призадумалась и ответила:

— Дня три.

— Именно, — Фелис развела руками, вскинув брови, и эти невинные жесты сделали её на пару лет моложе. — Три дня — и ты так и не была в городе.

— Сейчас не лучшее время, чтобы бесцельно гулять по улицам, — сказала Ева.

— Чушь, — Фелис фривольно махнула рукой. — Всё утихло, на улице отличная погода, а мне чертовски нужна твоя помощь, так что ты идёшь со мной.

Она резко поставила ладони на стол и отодвинулась вместе со стулом назад. Решительность Фелис слегка обескуражила Еву.

— Куда? — спросила она в замешательстве.

— Есть несколько магазинов в городе, куда я уже давно собираюсь зайти, — сказала Фелис, вставая со стула. — Это антикварные лавки и небольшие семейные заведения, думаю, тебе там понравится.

Ева всё ещё сидела на стуле, наблюдая за тем, как Фелис медленно отдаляется от неё в темноту коридора. На выходе из террасы она замерла и развернулась в пол оборота, сказав:

— Возражения не принимаются. Собирайся, жду тебя через пятнадцать минут в холле, — и в этот момент Ева с радостью поняла, что у неё совершенно нет никакого выбора.

Они выехали до обеда, пока над Палермо ещё не сгустились тучи, а в местных магазинах только-только начал зажигаться свет. Их авто пересекало узкие улицы города, минуя живописный прибережный Монделло с его трёхэтажными домами, которые проносились за окнами вереницей из ярких пятен. Фелис петляла закоулками, не глядя на округу. Это были строго выверенные движения, каждое из которых было заучено ею за годы жизни в этом городе. Она рассказывала, как впервые гуляла улицами Палермо и заблудилась в трёхстах метрах от дома, просто свернув не в ту сторону. Тогда она впервые пообщалась с местными людьми — рыбаками, что держали свою небольшую лавку в их районе, — и поняла, как близко ей здешнее окружение. Выкручивая руль вправо, Фелис взглянула на один из указателей и сказала:

— Мы почти на месте.

Их машина затормозила за сто ярдов возле низкого коричневого дома с невзрачной деревянной вывеской: «Лавка Гори». Ева вышла из машины и стала у небольшой каменной лестницы, дожидаясь Фелис. Она смотрела на высокие витрины, за которыми были выставлены антикварные тумбы, высокие посеревшие торшеры, резные шкатулки с гравировками и бессчётное количество другой старинной утвари, что была отполирована и, местами, отремонтирована для того, чтобы послужить ещё одному поколению. Если Ева и ощущала лёгкую нерешительность перед входом в магазин, то в Фелис её не было вовсе: она прошла мимо застывшей Брэдфорд и открыла деревянную дверь. Послышался лёгкий звон музыки ветра, что висела над одной из витрин. Ева перешагнула порог лавки, вдыхая пыльный воздух. Здесь пахло старыми книгами и кофе — идеальное сочетание для такого места. Внутри было темно и тесно из-за невероятного количества стендов и стеллажей с антикварными товарами. По правую руку Ева заметила большой старинный манекен, что держался на высокой металлической ножке. Позади него проглядывали висящие на стене гитары, а у подножья примостился небольшой трёхколёсный велосипед, который теперь служил весьма оригинальной подставкой под цветы. Слева у стены были целые полки виниловых пластинок, рассортированных по алфавиту, словно библиотечные книги. Рассматривание этого маленького царства прошлого оборвал хлопок двери. Ева взглянула в дальний угол лавки, откуда донёсся этот звук, и увидела там низкого мужчину — с седыми, как снег, волосами, в тёмной одежде, что отдавала стилем 40-вых годов, он просто превосходно вписывался в эту атмосферу. В руках у него была увесистая картонная коробка, которую он весьма ловко взгромоздил на прилавок.

— Фелис, ты как раз вовремя, — сказал он.

— Ты нашёл их? — спросила Де Лука, подходя к прилавку.

— Выкупил у одного балбеса из Неаполя. Можешь убедиться, что все целые, — он раскрыл коробку, и Ева увидела завёрнутые в газетную бумагу предметы с мягкими очертаниями. Фелис взяла в руку один из свёртков и раскрыла его. Под слоем тонкой бумаги оказался зелёный стеклянный шар, украшенный россыпью белых звёзд. На его верхушке был металлический колпачок с петлёй прозрачной лески. Это была весьма искусно сделанная елочная игрушка. — Мне стоило большого труда доставить их сюда, не разбив по пути.

— Как тебе? — тихо спросила Фелис у Евы, показывая ей игрушку.

— Красиво.

— Это нечто. Спасибо, Марко, — сказала она продавцу с улыбкой. — Можешь запечатать эту коробку?

— Конечно.

Когда продавец ушёл в свою подсобку, забрав с собой коробку игрушек, Фелис развернулась и зашагала вдоль длинных стеллажей с карманными часами.

— Мне всегда нравились такие места, — заговорила она, остановившись перед высоким зеркалом. — То и дело из кучи антикварной дребедени находились действительно невероятные вещи. Тебе здесь не нравится? — этот вопрос выдернул Еву из раздумий, и она слегка стушевалась.

— Предпочитаю избавляться от прошлого, а не хранить его.

— Правда? — невозмутимо спросила Фелис. Похоже, ответ Евы её нисколько не задел. — Возможно, это и правильно. Мне всё это напоминает о детстве. Я провела его в отцовской усадьбе в маленьком городке под Миланом. Там всегда было полно старинных вещей со своей историей, и до того времени, как пойти в школу, мы с сестрой умудрились разломать добрую треть из них.

На устах Фелис застыла лёгкая улыбка. Де Лука всё смотрела на прилавок с часами, невесомо касаясь пальцами стекла. Ева заметила лёгкую досаду в её взгляде. Она не так уж и много знала о прошлом этой девушки. Из того, что ей рассказала сама Фелис, она родилась в Милане, выросла там, окончила школу и институт, после чего, рассорившись со своими родителями, укатила в Штаты к старшей сестре Франческе, где и познакомилась с Паоло. Глубины детских воспоминаний Де Луки были для Евы неизвестными.

— Ностальгируешь здесь? — спросила она, подходя к стеллажу.

— Немного, — ответила Фелис. — Эти игрушки… Когда-то такими я украшала семейную рождественскую ель.

Она словно оправдывалась, и Ева, наконец, осознала свою главную ошибку. Она совершенно не заметила, как все эти потёртые пыльные монокли, виниловые проигрыватели, ретро-джук боксы и прочая утварь, которой была обставлена лавка, были важны для Фелис. Ева ещё раз взглянула на стеллаж, после чего сказала:

— Я не осуждаю тебя, Фелис. Просто для меня прошлому лучше оставаться забытым.

— Я надеялась, тебе понравится здесь.

— Это чудесное место, — Ева максимально искренне улыбнулась. — Когда-то у меня тоже была навязчивая потребность выискивать в куче старинного хлама что-то стоящее. Я занималась этим в любую свободную минуту. Мой бывший жених называл меня «антикварным маньяком», — Фелис обменялась с Евой короткими взглядами, после чего они тихо засмеялись.

Спустя несколько минут, из кладовой вышел Марко, держа в руках запечатанную коробку. Фелис расплатилась с ним и попросила донести игрушки до машины. Погрузив коробку на заднее сиденье, Марко учтиво поблагодарил Фелис за то, что не забывает о его лавке и пожелал им хорошего пути.

В тот день они с Де Лукой посетили ещё несколько небольших магазинов интерьера, где купили пару концептуально странных гирлянд и нечто, отдалённо напоминающее Еве подставку для елки. По дороге им удалось на полчаса заскочить в исторический центр, глянуть на врата Порта Нуова и Палатинскую Капеллу, которые Фелис назвала «достопримечательностями для туристов». В центре Ева успела рассмотреть лишь большую концентрацию церквей, которые встречались буквально на каждом углу, и обилие туристов, которые разгуливали по украшенным праздничными огнями улицам. К трём часам, когда все дела в списке Фелис были сделаны и они с Евой смогли остановиться в небольшом ресторанчике в Кастелламаре, над городом уже успели сгуститься серые тучи, а ветер заметно усилился.