— Можешь располагаться там, где тебе угодно, — бросил Мориарти, не отрываясь от работы.
За экраном ноутбука Джеймс не заметил сконфуженного взгляда Евы.
— Тебе действительно всё равно? — спросила она.
— Абсолютно.
— О’кей, — Ева удобно устроилась в кресле, закинув ногу на ногу. — Тогда, может, поговорим о твоих друзьях?
— О ком? — на лице Мориарти отразилось явное отвращение. Он не принимал понятия «друг», поскольку этот пережиток детства просто не имел места в его жизни.
— О Де Луке и его жене, — объяснила Ева.
— Они не мои друзья.
— А кто тогда?
— Удачные деловые партнёры.
— Ну да.
Ева сама не до конца понимала, почему завела этот разговор. Возможно, её попросту раздражало молчание, в котором рождались совершенно не радостные мысли, но более вероятным объяснением было простое человеческое любопытство.
— Ева, — Мориарти прикрыл ноутбук и взглянул на неё, — мне кажется, ты переоцениваешь значение слова «друг».
— С чего бы это?
— То, что сейчас называют пошлым и весьма образным словом «дружба», на проверку оказывается обычным бизнесом. Все мы ищем заведомо выгодное окружение, которое в дальнейшем сможет помочь нам. Выгода — в ней всё дело.
Циничные речи Мориарти довольно давно укрепились в списке привычных вещей для Евы. Ей льстила мысль, что у этого человека мало слабостей, — это значит, что его сложнее сломить и, что немало важно, с ним безопасно работать. Нет риска, что Джеймс поддастся магии момента и предаст свои принципы. Такое почти невозможно. В прочем, они давно уже не болтали на столь далёкие от их реальности темы. На это попросту не было времени из-за чертовски динамичного потока проблем, что накрыл их обоих в последние несколько месяцев.
— А как же общение? — продолжила свой расспрос Ева.
— Выгода, попытка избавиться от скуки — всё зависит от ситуации и человека.
— Альтруизм?
— Старая сказка.
Ева покосилась на увлечённого своими причудливыми мыслями Джеймса и тихо рассмеялась. Его глаза немного покраснели от беспрерывной работы за компьютером, мелкие морщинки вокруг них стали глубже, а на лице отпечаталась усталость. Наблюдая за столь умиротворённой картиной в лице спокойного молчаливого Мориарти, Ева изрекла:
— Боже, да ты тот ещё пессимист и циник. Как ты только заимел себе такое окружение, как Де Луки?
— Если бы нам не было ничего нужно друг от друга, вряд ли мы бы заговорили когда-то.
— Выгода? — Ева уже знала ответ на свой вопрос.
— Именно.
— А что насчёт чего-то высшего? — Мориарти в ответ лишь брезгливо скривился. — Ты не веришь в любовь?
Взгляд Евы говорил: «Это всего лишь неудачная попытка пошутить», — но в душе она искренне хотела, чтобы их разговор не был закончен на этом глупом вопросе и Джеймс хоть как-то ответил на него.
— Сантименты — это слабость, что неизбежно ведёт к поражению, — сказал он после небольшой паузы. — Одна моя покойная клиентка уже доказала это.
— Ключевое слово здесь — «покойная».
— Формально покойная, — уточнил Джеймс. — Почти, как ты. Разница лишь в том, что она мне больше не нужна, а потому на её дальнейшую судьбу мне плевать. Возможно, сейчас её тело уже разлагается где-то в сточной канаве.
— Так ты презираешь любовь и все эти… сантименты? — спросила Ева. –Тогда, как ты уверен, что человек вроде Де Луки, знающий тебя предельно хорошо, поверит, что вдруг, ни с того ни с сего, ты решил обзавестись женой?
— Паоло видит во мне то, что он хочет видеть. В этом его проблема. Ему хватает пустых слов и этого дешёвого представления, чтобы убедиться в чём-то. Плюс ещё в том, что он верит во все эти сантименты.
— А ты и рад подсунуть ему эту пилюлю в красивой обёртке, — Ева вовсе не рассчитывала, что её слова прозвучат так резко. Она ощущала лёгкую иррациональную досаду, и это едва ли нравилось Мориарти.
— Что тебя смущает?
— Они верят тебе.
— Мне верят все до определённого момента, — сказал Джеймс. — И Де Лука — не исключение. Суть лишь в том, что именно я определяю, когда наступит этот момент.
— Суть чего? — спросила Ева.
— Власти, — ответил Мориарти.
День близился к закату, но Ева даже не решилась разобрать собственные вещи. На улице уже изрядно похолодало, поднялся сильный ветер, и изо окна было видно, как большие штормовые волны поднимаются над водной гладью, разбиваясь о скалы. Налитые водой тучи так и норовили хлынуть на город стеной из дождя. Ближе к вечеру начался ливень, и Ева заворожено наблюдала за тем, как редкие капли воды превращаются в бесконечный громкий поток. Она совершенно не заметила, как молчаливый Джеймс тихо покинул комнату, уйдя к Паоло. Когда ливень поутих, а округу объяла тьма, Ева всё же оторвалась от своих мыслей и оглянулась. Комната была пуста. В тот момент Ева подумала, что неплохо было бы сменить одежду на нечто более удобное и принять душ. С этими мыслями она отправилась к стоящему у стены чемодану, но, не успев сделать и пары шагов, замерла, услышав тихий стук в дверь.
— Ева, ты здесь? — донеслось с той стороны. — Это Фелис.
Ева побрела ко входу и открыла дверь, впустив в комнату холодный поток коридорного воздуха. Фелис стояла на пороге, и Ева на миг застыла, пытаясь понять, что же в ней изменилось. Она казалась ниже без каблуков и слегка поникшей в тусклом свете коридорных ламп.
— Что-то случилось? — спросила Ева.
— Я шла ужинать. Подумала, что ты тоже должна была хорошенько проголодаться за то время, что вы здесь. Не хочешь присоединиться?
Ева размышляла всего несколько секунд — именно столько времени ей понадобилось, чтобы наплевать на желание распаковывать вещи.
— С удовольствием, — сказала она с лёгкой улыбкой.
Закрыв за собой дверь, Ева побрела вслед за Фелис к столовой, размышляя о том, какая чертовски плохая погода разразилась на улице.
***
За окном вовсю барабанил дождь, когда Тони Фальконе сидел в своём тёмном кабинете, изучая последние отчёты логистов. Статистика ухудшилась, и это смутило его куда больше той аварии на трассе возле Милиоти, что отрезала для них знатный участок пути перед Палермо. С поставками творилось форменное безумие, и Тони Фальконе уже точно знал виновника всего этого коллапса. Его тощая фигура сгорбилась над массивным дубовым столом, на высоком лбу выступила испарина, а длинные русые волосы то и дело спадали на глаза. Тонкими костлявыми пальцами он водил по строчкам со статистическими данными, помечая для себя особо проблемные моменты. Рудники на западе приостановили работы по добыче строительного камня в связи с недавним штормом, из-за чего поставки сократились на три процента. «East Ways» терпела сезонные проблемы, и это, впрочем, не было столь печальным событием, если бы Тони Фальконе не имел других, более глобальных проблем. Он всё никак не мог сосредоточиться на цифрах и вычленить из целой прорвы информации нужные для себя сведения — мысли уносились далеко за стены его офиса. Он вышел на тропу войны, и путь его был опасным. Почему-то, глядя на разразившуюся бурю, Фальконе вспоминал прошлое.
Он видел себя ещё ребёнком — крохотным худеньким мальчишкой лет десяти, что бежал под дождём с зажатым под курткой конвертом. Он преодолевал крутой подъём, глотая скатывающуюся по лицу воду и, не смотря на свой нелепый вид, чувствовал себя невероятно важным в этом большом и жестоком мире. Дойдя до высокого забора, малыш-Тони встал на цыпочки и нажал кнопку звонка. Кутаясь в свою куртку, он стоял перед высокой металлической дверью и смотрел на то, как большие капли скатываются по отполированной поверхности. Тони боялся, что перепутал дом или не застал никого из хозяев. Он уже представлял, как видит привычного сварливого отца, что вечно недоволен своим слабым неумёхой-сыном, когда ворота распахнулись, и за ними показалась высокая фигура парня. Он казался ему куда выше и старше — словно один из тех, кто в школе брезгливо называл Тони малолеткой. Парень стоял под зонтом и ошарашено смотрел на промокшего до нитки Фальконе.