— Пока — да, — ответил Джеймс. — Всё это как-то больно уж наиграно. Он показывает себя заурядным недалёким дураком, играя на нервах Ватикана. Алкоголь, наркотики, педофилия — какой-то набор стандартных клише.

— Ну… — хмыкнула Ева, — почти стандартных.

В её голове слова «педофил» и «стандарт» не состыковывались. То, что говорил Джеймс, было отчасти правдой, но сквозь призму собственных моральных устоев это звучало весьма дико.

— По статистике, 2% католических священников — педофилы, — отвлеченно произнёс Мориарти. — В Америке этот процент куда больше. Ты же читала «The Boston Globe»[2]?

Еву всё ещё не отпускало ощущение липкого и навязчивого омерзения, и, когда она вспомнила о той самой статье в небольшой американской газетёнке, что наделала такого шуму в своё время, оно только усилилось.

— Да, — ответила Ева. — Так «П» в твоих заметках значит «педофил»?

— Нет, «П» значит — «придурок».

На короткий миг Ева даже позволила себе улыбнуться. Мориарти казался ей всё страннее, и от этого его общество становилось всё более интересным для неё. Было нечто до невозможного странное в их общении: резкие скачки, что так или иначе меняли общую атмосферу от напряжённой до, по-настоящему, абсурдной или занятной и наоборот. Мориарти в такие моменты казался искусным психологом, который точно знал, чего он хочет от беседы. Он не пытался быть излишне милым или приторно учтивым, чтобы манипулировать кем-либо — для того образа, который выстроил этот человек, подобное поведение было бы неуместным.

— Ладно, — выдохнула Ева. — Но, если с Ленни всё более понятно, то что насчёт Беатрис.

Джеймс, до этого перебиравший в руках несколько фотографий, которые только что снял со схемы, на миг замер.

— А что с ней?

— Я не могу никак понять, чего она хочет.

— Она разговаривала с тобой вчера, когда я уходил? — он впервые за весь разговор взглянул ей в глаза, и от этого Еве стало не по себе.

— Да, пыталась убедить меня в том, что она нам не враг. Но, если честно, я слабо верю в это. Думаю, ты прав, и у неё однозначно есть какой-то личный мотив во всём этом. Уж больно рьяно она навязывала мне мысль о своей верности тебе.

— И что ты думаешь по этому поводу? — вопрос был для Евы неожиданностью. Она ощущала, что её сомнения по поводу Беатрис не беспочвенны, и, каких бы принципов по поводу этой дамочки не придерживался Джеймс, он слушал её аргументы. Но что-то очень странное и непостижимое для Евы было между этими двумя, а потому, сколько бы Мориарти не прикрывался своей циничной и хладнокровной натурой, он всё же доверял Лэнг, и это немного усмиряло Евины внутренние смятения.

— Я думаю, что если её интерес не расходится с твоими планами — всё более, чем хорошо.

В ответ Джеймс лишь многозначительно хмыкнул и продолжил доделывать свою странную схему. Ева молча наблюдала за этим со стороны, порой, спрашивая у Мориарти что-то о прошлом Ленни. Она искренне пыталась анализировать всю ту кучу информации, которая всё прибавлялась по мере того, как Джеймс доделывал свою инсталляцию. В какой-то момент его телефон завибрировал от нового сообщения. Мориарти взглянул на экран сотового и тут же отбросил его, сказав:

— Собрание ордена через три дня.

— Это странно как-то, — недоумевала Ева. — Почему они так затягивают?

— Им нужно убедить Марино в том, что ему нужны мои деньги.

— Словно он сам этого не понимает?!

— Он принципиальный, — лицо Мориарти скривилось, словно от отвращения, — чтит старые традиции ордена.

— Тогда он точно идиот, и вся эта инсталляция, — Ева махнула рукой на стену, — ни черта нам не дала.

— Это только визуализация, что стимулирует работу мозга.

— Так нас выселят отсюда из-за визуализации? — этот риторический вопрос прошёл мимо Мориарти, который теперь молча созерцал своё творение.

— Подойди сюда, — попросил он немного внезапно для самой Евы.

— Зачем?

— Взгляни на схему и скажи мне, что ты видишь.

Непонимание угнетало Еву, но она всё же подошла к самой схеме и, окинув взглядом все странные хитросплетения, больше похожие на паучью сетку, нежели на «визуализацию», как выражался Мориарти, с недоумением спросила:

— Ты хочешь, чтобы я попыталась разобраться в том, в чём не смог разобраться даже ты?

— Упустим ту часть, в которой я напоминаю тебе о твоих обязанностях. Взгляни на схему, Ева.

— Ну это… странно. — Ева начала следить за красной нитью от самого начала, продвигаясь, минуя статьи о Марино, заметки Мориарти и бесчисленные фото самого Ленни. Она цеплялась за ключевые слова, выделенные красным маркером, и постепенно составляла для себя весьма неоднозначную картину. Чем ближе Ева подходила к концу схемы, тем больше замечала несостыковок. — Все эти иски — от отца той девчонки, с которой спал Ленни, и от самой епархии — были отклонены. Его оправдали? Но там же были видео. Почему его оправдали?

— Хорошо, — протянул с нескрываемым удовольствием Мориарти.

— Словно, кто-то помогал ему. Кто-то вроде… — Ева прервала себя на полуслове и взглянула на Джеймса, — тебя.

— Не смотри на меня так, я не вытаскивал его из тюрьмы. До этого я даже не слышал об этом Ленни.

— Тогда, кто его вытаскивал? Какой-то гениальный адвокат или ещё один злодей-консультант?

— Второго такого нет, а версия с адвокатом отпала почти сразу.

— Почему? — с недоумением спросила Ева.

— У Марино его никогда не было, — Мориарти указал на отрывок из статьи в самом центре схемы.

— «Мой единственный адвокат — я сам и святой дух, что благословляет меня во всех моих деяниях», — прочитала Ева. — Вау! А он бесстрашный.

— Скорее, самоуверенный.

— Так ты убьёшь его? — этот вопрос назрел достаточно быстро и был закономерным в контексте этой беседы. Ева была на все сто процентов уверена в том, что за ночь копаний в биографии Марино Джеймс не раз рассматривал такой исход событий.

— Нет, скорее всего. За ним забавно наблюдать.

Ева могла лишь пожать плечами и принять не совсем понятную ей мотивацию Мориарти. Она ещё раз взглянула на схему и подумала, что «забавно» — это последнее из всех возможных прилагательных, которыми она могла окрестить жизнь Ленни Марино.

— Ты продолжишь дополнять эту… — ей хотелось сказать «стену безумия», но она всё же сдержалась, — визуализацию?

— Возможно.

— Тогда я пойду, — Ева развернулась и пошагала к гостиной, спросив напоследок: — Заказать тебе кофе или, может, завтрак?

— Только кофе, — отрешенно бросил Мориарти.

— Джеймс, — Ева отчаянно пыталась сдержаться, но ни громкий вздох, ни мысленное «А не все ли мне равно?» не помогли ей это сделать. — Ты не спал всю ночь и, как минимум, сутки ничего не ел.

— Кофе, Ева, — повторил куда боле настойчиво Джеймс.

— Что такого в том, чтобы поесть? — отчаянно спросила Брэдфорд.

— Один мой оппонент говорил, что сытость отупляет.

— А голод — убивает, — ей хватило одного лишь раздражённого взгляда Мориарти, чтобы осознать нелепость своих благих порывов. — Ладно, как хочешь. Закажу тебе кофе.

Долгие три дня Ева думала о том странном утреннем разговоре: о Ленни Марино и его секретах, о Беатрис Лэнг и мотивах, что ею движут. Каждое утро, словно для подпитки своих сомнений и праздных мысленных диалогов с логикой, Ева забредала в комнату Мориарти и наблюдала за тем, как наполняется его стена безумия, именуемая «Тайной жизнью Ленни Марино». Когда прошло собрание ордена, Ева едва ли ощутила хоть какие-то изменения. Она сидела на диване и листала книгу, пока за соседней стеной Мориарти проводил очередные переговоры со своими людьми на других континентах. Отвлечь себя получалось скверно, ведь Ева прекрасно помнила, что именно должно произойти прямо сейчас. В этот момент на другом конце Рима орден «Исход» собрался в своём привычном составе, дабы обсудить сотрудничество с одним из самых опасных людей всей Европы.

Джеймс вышел из своей комнаты поздно, он устал, и это было понятно безо всякой дедукции. Но, впрочем, выглядел он при этом весьма довольным.