— Джеймс, там нет сторон. У каждого из тех, кто сейчас сидит в ордене, свои убеждения, и именно поэтому они так долго ни черта не делали — они просто не могли договориться друг с другом.

То, как они беседовали — Джеймс и Беатрис — резко отличалось от разговоров с Евой. Мориарти не пытался давить на свою собеседницу, он слушал и принимал её ответы, пытаясь найти в них всё, что ему было необходимо, но ни разу не упрекнул Беатрис за её излишне дерзкий тон и резкие выражения. Еве показалось, что у этой женщины что-то вроде карт-бланша перед Джеймсом.

— А что изменилось сейчас? — Ева следила за тем, как меняется тон Мориарти, и даже со своими скудными познаниями в психологии она могла понять, что только сейчас он был действительно заинтересован в беседе.

— У нескольких новеньких появилась пара-тройка дельных идей, и среди них выделился один нахальный и убедительный лидер, который сплотил нас и направил на прежний путь. Его зовут Ленни, он — бывший архиепископ Нью-Йорка, и, даю слово, ты убьешь его после третей минуты разговора. Но дело сейчас не только в нём. Ева, — обратилась она к Брэдфорд.

— Да, — Еву словно выдернули из тихого угла, откуда ей можно было наблюдать за происходящим, от чего она немного стушевалась.

— Джеймс рассказал тебе об ордене?

— В общих чертах.

— Я рассказал ей достаточно… — заговорил Мориарти, но был резко перебит Беатрис.

— Заткнись, Джеймс, — в этот момент Ева почти точно была уверена, что Беатрис имеет особые привилегии в присутствии Мориарти, ведь тот и бровью не повёл от такого обращения. Это уже на все сто процентов напоминало очередную игру, в которой Еве досталась не менее важная роль, чем самому Джеймсу. — Дорогуша, ты хоть на десятую долю осознаешь, с кем вы решили связаться?

— Тебе интересно, — заговорила Ева с безрадостной усмешкой на лице, — осознаю ли я всю опасность от психов, которые пользуются религией, как самым действенным способом манипуляции? Я таких уже видела.

— Правда?

Беатрис ощущала себя на голову выше Евы, она с лёгким презрением вслушивалась в её речь, полагая, что общается с обычной зарвавшейся девочкой из Сити. В какой-то момент Брэдфорд подумала, что не хотела бы рушить иллюзии этой женщины, ведь на миг она сама начала в них верить. Но задетая гордость развязала ей язык:

— Они поджигали больницы, полные людей, и отправляли детей, обвешанных взрывчаткой, на смерть.

Лицо Беатрис переменилось в тот миг, когда Ева замолчала. Она смотрела на неё без жалости или страха, скорее, с пониманием. Всё это было более, чем мерзко. Ева редко говорила о войне, ещё реже она бы хотела о ней вспоминать. Не столь уж большая была её роль в том месте. Она не держала в руках автомат, не взрывала здания, лишь сидела в подполье и прорабатывала маршруты для министерских отрядов. Но даже этого хватило, чтобы вкусить все «прелести» войны.

— Афганистан? — короткий вопрос был ещё одним признаком понимания.

— Кабул, — ответила Ева. — Я была в составе одного из министерских отрядов.

— В очередной раз убеждаюсь, что ты, Джеймс, умеешь подбирать кадры. Но, боюсь, Ева, то, что ты увидишь, весьма отличается от того, что было в Афганистане. Тут другая война. Психи, вроде Лени, оккупировали орден со всех сторон и превратили его в машину для достижения цели.

— А разве раньше всё было не так?

— Раньше орден боролся против войны, голода, терроризма. Мы искали мирные пути решения проблем, шли на компромиссы с властями и параллельно с этим, конечно, защищали свои интересы.

«Так вот о каких сказках говорил Джеймс. Что ж, эта дамочка весьма убедительно вешает лапшу на уши», — мысленно заключила Ева, после чего задала тот самый вопрос, что, по её мнению, слегка поломал сказочную картину действительности, которую нарисовала своим рассказом Беатрис:

— Кажется, вы в свое время спонсировали террористов?

— Это необходимое зло.

У Евы случилось дежавю — она покосилась на Мориарти, но тот, словно, не заметил, как резко переменилось настроение беседы.

— Где-то я уже это слышала, — отрешенно сказала она.

— Достаточно, — резко встрял Мориарти. — Беатрис, всё это и так понятно. Ты можешь сказать что-то новое?

— Да, конечно. Насчёт сотрудничества… — она прочистила горло, — на вчерашнем собрании ордена мы поднимали вопрос спонсоров и поддержки. В связи с изменениями в планах нам необходима помощь со стороны, так что они готовы пойти на переговоры.

— Я полагал, в вопросах денег вы не переборчивы.

— Ленни не хочет принимать людей со стороны.

— Так он против переговоров?

— Да, но на него тоже давят, — сказала Беатрис. — Думаю, к концу недели он сломается. Мы должны действовать быстро. До Рождества осталось меньше месяца, а главное действие будет приурочено именно к нему. Сейчас столько всего происходит, я просто не успеваю замечать, как меняются планы ордена. Кое-что грядет, и это будет весьма масштабным действием.

— Вам нужны деньги, — констатировал Мориарти.

— Да. Но орден больше не намерен прогибаться под кого-то.

— Всё решает нужная сумма.

Странная мысль посетила Еву в тот самый миг, совершенно странная, как показалось ей. В этой короткой, сказанной, вероятно, невзначай, фразе и крылся весь план Мориарти. Он не хотел давить или убеждать кого-то в своей важности — есть цель и есть средства — и только, когда между этими двумя вещами можно будет поставить «равно», план будет исполнен. После встреч с принципиальными и в меру гордыми людьми Ева уже и забыла, насколько алчна человеческая натура. Ни для Клемана, ни для Трумана деньги бы не решили всех проблем. Для них они не значили ничего в сравнении с собственной гордостью. «Исход» же, сколь бы святым его не выставляли, был обычным сборищем влиятельных политиканов, которые живут собственным карманом.

— А ты всё такой же, — Беатрис с укором взглянула на Мориарти. — Подкуп, убийства, стремление к власти — старый-добрый Джеймс Мориарти. Сложно представить, что каких-то пару месяцев назад ты застрелился.

— Я бы назвал это моментом переосмысления, — парировал Джеймс. — Моя репутация пошатнулась после того, что было в Лондоне. Теперь нужно строить её с нуля проверенными методами.

— Ты не думал поменять свои методы? Ты бы мог начать совершенно новую жизнь…

— Беатрис, — перебил он её. Еве, как и самой Лэнг, хватило секунды, чтобы понять — поучительные речи — это не то, что сейчас хочет услышать Мориарти.

— Да, прости.

Их беседа продолжалась ещё какое-то время. Беатрис рассказывала о том, что происходило в ордене и, в основном, эти рассказы сводились к тому, насколько прочно Ленни и его соратники укоренились со своими идеями в «Исходе». Ева не ощущала былого напряжения, но и желания быть участницей этой беседы у неё не было. Она время от времени спрашивала что-то у Беатрис, но понимала, что это — лишь формальные вопросы, чтобы окончательно не выпасть из разговора. Время неумолимо шло к вечеру. Их беседа и вправду затянулась. Была ли в ней нужда — Ева не могла сказать наверняка. Ей казалось, что всё было бы куда проще, исчезни она из этого зала обратно в их с Джеймсом номер. Всё, что могла делать Ева, — это присматриваться к Беатрис, ловить её эмоции, мимику и анализировать их, пытаясь составить целостный образ этой женщины.

К тому моменту, когда они с Джеймсом всецело перешли на тему денег, Ева окончательно потерялась в беседе. Она слышала лишь конечную цифру — около 500 миллионов. Но, зачем нужны эти деньги, и куда они пойдут — это всё прошло мимо неё. Вероятнее всего, Еву одолела усталость. Впрочем, она достаточно быстро взбодрилась в тот самый момент, когда Мориарти кто-то позвонил, и он вышел из зала. Проводив его взглядом, Ева взглянула на Беатрис. Она явно была довольна таким исходом и не собиралась терять драгоценное время впустую, а потому заговорила:

— Слушай, Ева… Я знаю, что не вызываю доверия, и эта штука, — она указала на маску, — явно не добавляет мне очков. Но я вам не враг. Не стоит смотреть на меня так, словно я вот-вот должна вытащить ствол и пристрелить твоего босса. Я бы не поступила так никогда. Джеймс многое сделал для меня — он, можно сказать, спас мне жизнь, хоть я и потеряла половину лица. Мой бывший муж — психопат, и, даю слово, он бы точно убил меня, проведи я ещё хоть день в Лос-Анджелесе. Я многим обязана Джеймсу и, уж поверь, не стала бы пренебрегать этим.