— Слыхал кое-что, — просто ответил Дауэл, стараясь удержаться от лишних эмоций. — А что с ним?
Холмс немного помедлил, покрепче сжав резную рукоять своего зонтика. Он не спешил продолжать их беседу, словно растягивая мгновения блаженной тишины. Вполне вероятно, он хотел показать собственную власть над ситуацией, а возможно вновь нервничал по поводу очередной диеты. В конце концов, Марк резонно предположил, что оба варианта могли оказаться верными.
— Он устраивает званый ужин в конце этого месяца, — заговорил вдруг Холмс. — И по забавному стечению обстоятельств ты приглашён на него.
Кому, как не Холмсу, знать о людях в окружении Асада. Марк готов был поспорить, что Майкрофт уже внедрил туда своих проныр из Даунинг-Стрит, которые собирали для него очередную информацию государственной важности. Но ужин, о котором шла речь, имел достаточно эпохальное значение, чтобы Холмс лично заинтересовался им.
— Как и ты, я полагаю, — сказал Марк. — И что же, посещение мною ужинов теперь входит в число особо опасных преступлений?
Вопрос был дерзким, Дауэл заигрывал с нервами Холмса, словно бесстрашный тореадор, что размахивал своей бархатисто-красной тряпкой перед разъярённым быком. Их характеры были полярно противоположными, но схожими в одночасье — их обоих взрастила бездушная система, она внедрила им в головы нечто, по глупости называемое патриотизмом, вот только если Марк смог избавиться от этого ядовитого чипа, то Майкрофт позволял ему всё глубже оседать в его затуманенных мозгах.
— Я так полагаю, ты не осознаешь всю серьезность того, что должно произойти там, — сказал с неприкрытым раздражением Холмс.
Дауэл усмехнулся. Майкрофт всегда оставался собой — верной министерской шавкой что жила привычными для себя шаблонами. Страшно представить, что однажды он, Марк, мог стать таким же безликим винтиком в гигантской системе власти.
— И что это будет? — поинтересовался резко Дауэл. — Ваша очередная «удачная» операция, вроде Женевы? Или твоя новая сделка с совестью? — он наградил Холмса своим самым искренним презренным взглядом, а в памяти мелькнули те фото с закрытого лондонского клуба, в котором недавно успел побывать Зейд. — Слыхал, ваше ведомство теперь на короткой ноге у Асада. Ты уже успел попробовать чай из его убийственного сервиза?
Холмс не спешил отвечать на его выпады. Он продолжал сжимать резной набалдашник, украшающий рукоять его зонтика и смотрел куда-то в непроглядную тьму июньской ночи. Марку хотелось заставить этого сноба говорить любыми способами — даже не самыми гуманными. Больше всего на свете ему сейчас хотелось выбить из Холмса хоть какой-то ответ, но Майкрофт словно услышал его гневные мысли и в конечном итоге всё же заговорил:
— Зейд Асад — не тот, кого стоит избегать, и ты это знаешь. Работать с ним разумнее, чем противостоять. Это здраво взвешенный компромисс.
«Как предсказуемо», — подумал Марк.
Ответ Холмса прозвучал так же фальшиво, как и большинство политических заявлений его ведомства — сухой, без единой лишней детали он больше походил на оправдание собственных ошибок. За такими ответами обычно крылся целый ворох личностных мотивов, которые должны были остаться в блаженной неизвестности для окружающих.
Дауэл усмехнулся.
— Да что ты? — ехидным тоном воскликнул он. — И для кого же он так здраво взвешен? Для старушки Британии, которая теперь в открытую торгует с террористами? Или для членов Совета ЕС, что умерли в том взрыве? — Марк громко выдохнул, ощущая острую нехватку никотина, что помог бы совладать с нахлынувшей злостью. Жаль, что сигареты остались в доме. — Единственный, кто по факту выиграет из этой сделки — это ты, Холмс, — верный пёс Её величества, который никогда не прочь пожрать из чужой миски. Вот только когда Асад сделает из тебя и твоих балбесов очередной сервиз, некому будет сохранять этот дурацкий компромисс.
Он смотрел на Майкрофта Холмса с невиданной до сих пор яростью. Дауэл ощущал — он ломается, его глупые санименты не отпускают, а странное чувство злости — не на Холмса, нет, скорее на всю их долбанную реальность, — всё никак не отступит. Дауэл откинулся на спинку лавки и продолжил напряжённо всматриваться в глаза своему полуночному собеседнику.
— Громкие слова от человека, что годами работал с террористами, — заявил с нескрываемым презрением Майкрофт, дослушав его гневную тираду.
Этот упрёк казался старой песней на новый лад — Марк слышал его едва ли не каждый день ещё в те далёкие времена, когда его репутацию не успели втоптать в грязь. В коридорах министерства не первый год перешёптывались о его сомнительных способах наладить контакты с Востоком, но как и тогда, так и сейчас Дауэлу было откровенно плевать на все эти заявления. Он и без них знал цену собственных действий и прекрасно осведомлён о всём ужасе их последствий.
— Времена меняются, — вздохнул Марк. — Я совершил достаточно глупостей в своём прошлом, чтобы вынести один важный урок — все эти компромиссы — самообман, — он на миг умолк, переводя взгляд на тёмную водную гладь.
В памяти яркими вспышками проносились события последних месяцев и Марк ощущал, как сквозь его пальцы ускользает утраченное время. Из миллиона компросмисов был лишь один, который казался ему по-настоящему фатальным и имя ему было «Коллин Тадвелл»,
— Знаешь, — заговорил Дауэл после небольшой паузы, — я ведь тоже думал, что поступаю правильно, отправляя самого честного человека в вашей министерской шайке отстаивать вашу честь перед всей долбанной Европой. Я думал, если мне сказали сверху — оттуда, где обитают крысы вроде тебя, -что так нужно, то это однозначно единственный выход, — он взглянул на Майкрофта Холмса и злость вновь засияла в его тёмных глазах. — Но потом я увидел, как двести невинных людей разрывает на куски взрывной волной. И это зрелище, уж поверь, здорово отрезвило меня.
Марку не было интересно, что там ему ответит Холмс. Он отвёл взгляд и продолжил созерцание ночной тьмы.
— То, что случилось в Женеве, больше никогда не повторится, — не ответ — очередное холёное оправдание, которому самое место на страницах «The Guardian».
Дауэл не верил в эти детские «больше никогда». Они могли сойти за ответ для разъярённой прессы, что терроризировала их министерское кодло ещё с Женевы, даже старушка королева поверила бы в них. Но только не он — не Дауэл, что хоть и выпал из обоймы власти, но всё ещё не разучился понимать её мотивов. Нет, Марк точно знал — Женева не была непредвиденным эксцессом, ведь таких ошибок не прощают.
— Если только ты не позволишь этому случится, — сказал Дауэл с долей цинизма.
Ему не стоило смотреть на Майкрофта, чтобы увидеть, как вытянулось его лицо. Удивлялся этот человек ещё более театрально, чем врал.
— О чём ты… — начал Холмс, но был бесцеремонно перебит
— Вы знали про бомбу и о том, кто именно её заложил, — сказал Марк. — Не могли не знать. Вопрос только в том, почему вы ни черта не сделали?
Предопределённость некоторых событий очевидна, но для Марка Женева казалась не просто чьим-то коварным планом, нет, — это была неизбежная жертва, которая должна была иметь хоть какую-то разумную причину. Все эти домыслы поначалу казались ему чистой конспирологией, но ведь он был там и понимал — Асад бы никогда не снёс то здание без помощи извне. Так какая же цена двухсот жизней — вот что интересовало Марка.
