Мориарти ещё помнит, как сломал нос этому идиоту во время их последней встречи. Ему наверняка стоило прикончить Шеппарда — застрелить в его же собственной квартире, где и происходил их недолгий диалог, но Джим знал — убей он того козла, и им с братом не выбраться из того проклятого города.

Воспоминания о Шеппарде навеяли отнюдь не приятную ностальгию, но Мориарти быстро отогнал эти навязчивые мысли.

— Да, — просто ответил он. — И сейчас он заседает в палате лордов.

— Трава у него всё равно была паршивой, — скривился Дауэл, прежде чем сделать очередную затяжку.

Дым от сигарет застывал в воздухе, наполняя комнату серой табачной мглой, но её резкий запах больше не казался столь мерзким. Джеймс смотрел на брата сквозь эту сизую вуаль и старательно пытался разглядеть истинные эмоции за маской вселенского безразличия, что её нацепил Дауэл.

— Это не помешало тебе переспать с ним на третий день знакомства, — бросил с лёгким омерзением Мориарти.

— Нам нужны были партнёры, — просто ответил Марк.

Это была любимая отговорка Дауэла — мнимые партнёры, ради лояльности которых он так успешно подставлял собственную задницу. Но всё это, как и другие, не менее абсурдные пояснения, было ничем иным, как хорошо продуманной ложью.

— Нам или тебе? — спросил с нескрываемым раздражением Джеймс.

— Прошу, не начинай… — вздохнул Дауэл.

Но Мориарти было не остановить. Он чувствовал себя немым, что вдруг обрёл голос, — хоелось продолжать этот бесконечный поток упрёков, пока у Дауэла не закончится терпение.

— Мне напомнить тебе, сколько таких, как Томи, ты перетрахал, чтобы подняться на верхушку Цирка, и чем это всё закончилось? — резко бросил Джеймс.

— Мы ведь говорили уже об этом, тот придурок Броуди был моей ошибкой, — Дауэл сделал акцент на последних словах.

Броуди-Броуди-Броуди — эта фамилия была ещё одним неприятным воспоминанием в копилке памяти. Мерзкий ублюдок, которому только и место, что в той сточной канаве в Сохо, где сейчас медленно разлагается его труп. Это была такая себе лайт-версия Майкрофта Холмса — пониже статусом, поменьше полномочий, но куда больше спеси и нереализованых амбиций. В министерской среде такие, как он, обычно носят кофе людям вроде Снеговика, и исполняют любые их капризы. Но Броуди был умным — куда умнее своих министерских дружков. Он захотел подняться по их с Марком головам, и Мориарти просто не мог позволить этому случиться.

Броуди был не просто ошибкой — нет, это была жирная точка в их с Дауэлом совмесной истории.

— Ошибка, Ричард, это не тот номер карточки в банкомате набрать или имя перепутать, — заговорил низким пронзительным голосом Мориарти. — А спать с министерской крысой, что настучала на нас начальству, это закономерное последствие твоей тупости.

— Я думал, мы закрыли этот вопрос.

— Я закрыл, — поправил его Джеймс. — И Моран, что снёс ему голову прежде, чем тот идиот успел дойти до здания суда.

Дауэл долго молчал. Он продолжал делать затяжку за затяжкой, выдыхая в тесное пространство гостиной клубы дыма. Ему не нравилась эта беседа — Мориарти видел это по напряжённому выражению лица, по пустому взгляду, устремлённому в пустоту, по сжатому кулаку — и ему было плевать.

— Слушай, — заговорил Дауэл, потушив докуренную сигарету, — я знаю, мы не говорили об этом, хотя стоило, но, Джим, ты сам виноват — ты даже не удосужился поднять трубку, когда я звонил тебе после суда, — он взглянул на брата со странной смесью сожаления и злости. — А потом и вовсе пропал из радаров. Я два года искал тебя по всей чёртовой Англии, пока не всплыла история с тем чокнутым таксистом, что убивал людей своими пилюлями. Оказывается, ты всё это время был в Лондоне — строил свою империю, помогал скрываться от надоевших жён каким-то пижонам из Сити и играл в прятки с тем доморощенным детективом. Я по прежнему пытался выйти на тебя, но к твоему счастью у тебя были слишком лояльные люди.

Слушать этот слезливый рассказ было откровенно мерзко. Джеймс хорошо помнил то время, когда он решил оставить Дауэла наедине с собственными нереализованными амбициями. В какой-то миг он просто пропал — забрал вещи с их конспиративной квартиры в Сохо и махнул на Север, налаживать связи с местными преступными синдикатами. Поначалу он ещё позволял себе почитывать статьи о «самом провальном суде за всю историю Соединённого Королевства», в ходе которого его брата, конечно же, оправдали, ведь из всего этого славного уравнения, выстроенного стороной обвинения выпал ключевой элемент — их главный свидетель Броуди. Но затем Джеймс прекратил эту пытку — он выбросил старый сотовый, сменил номер и, на всякий случай, обзавёлся новым паспортом. Он сделал всё, чтобы оградить себя от Марка.

Однако сейчас эти далёкие времена обоюдной ненависти были в прошлом. Они по-прежнему держались на разумном расстоянии друг от друга — никаких пустых обещаний и громких заявлений, никакого общего будущего, только цель — уничтожить Зейда Асада. И что-то странное — непонятное и совершенно не рациональное чувство любопытства — заставило Джеймса всё же спросить:

— И что именно ты хотел мне сказать?

Дауэл взглянул на него со слегка сконфуженным выражением. Он сомневался. Будь это кто-то другой — любая другая личность, — Джим бы сказал, что заметил страх в его глазах. Но это был Марк Дауэл — и страх никогда не был присущим ему.

— Мне жаль, — на одном дыхании произнёс Марк.

Джеймсу показалось, что он ослышался.

— Что, прости?

— Я сказал, мне жаль, что всё так закончилось, — повторил куда громче Дауэл.

Мориарти был в исступлении. Он глядел на брата через неплотную дымку и впервые не верил тому, что слышит. Слова, сказанные Марком, казались скорее шуткой — нелепым розыгрышем, который предназначен для того, чтобы ещё больше запутать его, Джеймса.

— С чего бы тебе было жаль? — поинтересовался с долей цинизма Мориарти.

Дауэл взглянул на него — на этот раз без доли сомнений — и с не присущей ему искренностью ответил:

— Потому что я твой старший брат, Джеймс. И это я должен вытаскивать тебя из дерьма -точно так же, как это было в Каллагане.

Упоминание их родного города было жестоким трюком — оно пробуждало давние истории, томящиеся под слоем из многолетних воспоминаний. Каллаган — призрачный портовый город, прячущийся в густых туманах сурового ирландского севера, — не вызывал у Джеймса ничего, кроме искренней и незабвенной ненависти, что сохранилась в нём ещё с детства. Всё, что он сумел вспомнить из того времени, — свечение маяка, озаряющее округу тёмной ночью, а внутри — две фигуры — высокий парень семнадцати лет и совсем уж щуплый мальчишка на две головы ниже него, стоящие напротив большого маячного излучателя. Джеймс опустил взгляд и заметил, что вот уже несколько минут его руки крепко вцепились в подлокотники старого кресла.