— И да, Ева, — окликнул он её. — У тебя кровь на лице.

И прежде, чем Брэдфорд успела осознать смысл сказанных им слов, он вышел из спальни.

***

Наблюдая, как за Марком закрываются двери, Ева машинально поднесла руку к лицу. Она и вправду не чувствовала, как, казалось бы, неглубокая царапина стала вновь кровоточить. И только увидев красные капли крови на своих пальцах, Ева ощутила жжение в районе переносицы. Эта рана осталась от сильных ударов того головореза Асада, который пытался прикончить её на заправке, и может Ева бы даже ощутила её, если бы имела хоть одну свободную минуту, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Но весь её прошедший день заняла дорога из Болони в это богом забытое место на окраине регионального природного парка.

Коснувшись осторожно краёв раны, Ева вновь поморщилась от боли. Ей нужно было остановить кровь, иначе все их бесценные бумаги, с которыми Дауэл носился последние несколько дней, будут укрыты красными пятнами и утратят всю свою ценность. С Брэдфорд больше не было её заветной аптечки, которая кочевала с ней от одного европейского города к другому во время их с Мориарти затяжной поездки. Единственное, что ей оставалось, — это пойти в здешнюю ванную в надежде найти там хоть что-то похожее на антисептик.

К своему счастью, Ева смогла отыскать в местных закромах куда больше, чем банальный раствор спирта. В аптечке, которую им услужливо оставил местный персонал, завалялось несколько мотков бинта и упаковка медицинской ваты, а также пара прозрачных пластырей, которые пусть и выглядели достаточно дико на её лице, всё же были лучше открытого шрама, что время от времени продолжал кровоточить.

Глядя на себя в зеркало, Ева всё больше переставала узнавать личность, что смотрела на неё из отражения. И дело было вовсе не в шраме на переносице или паре царапин на скуле, нет. К боевым ранениям Ева уже привыкла. Но этот взгляд, эти заострившиеся черты лица и отросшие русые волосы — всё это было отпечатком времени, в котором она жила. Медленно, но верно Ева Брэдфорд проходила метаморфозы, которые превращали её в иную личность — жестче, отчаянее, сильнее в каком-то смысле. Она больше не была той мёртвой девушкой, что обитала в полупустой квартире на окраине Ричмонда. Её не мучили кошмары о прошлом. Их всех затмили ужасы настоящего — толпы головорезов, что жаждали её смерти, и их главарь, который стремился к вечному хаосу и анархии. Воспоминания о Британии теперь казались далёким сном, навеянным тишиной французской глубинки.

Ева вновь поморщилась. Антисептик продолжал больно жечь даже после того, как она припечатала его пластырем. Руки машинально потянулись к переносице, но Брэдфорд так и застыла в статичной позе, не успев сделать очередную глупость. Позади скрипнула дверь и на пороге оказался Джеймс. Они слишком часто встречались в ванной, — подумалось Еве, и эта мысль заставила её глупо улыбнуться. Мориарти осмотрел её со слегка сконфуженным выражением, после чего потянулся к двери, чтобы закрыть её, но Ева остановила его. Её взгляд был прикован к его плечу, где белоснежная ткань рубашки оказалась грубо разорвана, оголяя глубокую рваную рану, очевидно, оставленную какой-то мелкокалиберной пулей. В тот самый миг Ева отвесила себе мысленно пощёчину за то, что не заметила этого раньше. Они провели в тесном салоне машины несколько часов — за это время рана успела изрядно покраснеть по краям, где вполне закономерно образовался отёк.

— Какого чёрта? — спросила Брэдфорд, указывая на растекающееся по рубашке пятно крови. — Ты всё это время ехал с открытой раной?

— Это пустяк, — отмахнулся Мориарти.

Его безразличие медленно, но верно выводило Еву из себя. Сложно было сдержаться, чтобы не послать этого фривольного идиота к чёрту, но что-то внутри неё так и не позволило ей этого сделать. Это было странное чувство, отдававшее чем-то из её далёкого британского прошлого, когда позади ещё не было пропасти из собственных ошибок, а впереди не маячила вполне себе реальная перспектива скорой кончины.

— Пустяк, который бы обеспечил тебе, по меньшей мере, сепсис, — сказала раздражённо Ева.

Она не верила, что сумеет пробудить в Мориарти чувство самосохранения, но это не мешало ей продолжать свои тщетные попытки.

— Ты, как всегда, невероятно оптимистична, — усмехнулся Джеймс, чем вызвал у неё очередную волну злости.

— Заходи, — сказала Ева, хватая Мориарти за здоровую руку, — это нужно обработать.

Она не стала ждать, пока в этом мужчине проснётся здравый смысл, а потому втолкнула его в ванную, захлопнув позади дверь, чтобы отрезать любые пути для отступления, и посадила его на край керамической ванны.

— Я могу справиться… — говорил Мориарти, пока Ева доставала из аптечки всё необходимое для того, чтобы обеззаразить его рану.

Вылив изрядное количество антисептика на вату, она повернулась к Джеймсу и приподняла край надорванной рубашки.

— Лучше просто заткнись, — сказала Ева, приставляя к ране самодельный компресс.

Пока спирт обеззараживал неровные края раны, а Мориарти тихо шипел от жгучей боли, Ева принялась вытирать засохшую кровь. Как оказалось позже, шрам был вовсе не таким глубоким, как могло показаться на первый взгляд — Джеймсу повезло вовремя увернуться от летящей в него пули, и она едва коснулась его плеча, задевая верхние слои кожи. Будь он менее удачливым, снаряд мог проникнуть глубже или того хуже — пройти навылет, оставляя его со сквозной раной. Но этого не случилось. А поэтому Еве не пришлось пережимать руку, чтобы остановить кровь — она осторожно обработала края раны, смывая всю грязь, что скопилась там, и слегка прошлась по отёкшим участкам.

Ей однозначно не хватало во всём этом какой-то человеческой мази и стерильной повязки, но в сложившихся обстоятельствах Брэдфорд должна была обходиться тем, что есть под рукой. А в быстром доступе у неё были несколько мотков бинта и медицинская вата, которые вполне неплохо справлялись с ролью повязки. Однако имелась одна проблема, которую Ева так и не смогла решить самостоятельно, а потому спустя долгие минуты молчания заговорила:

— Мне нужно перевязать тебе плечо.

— И в чём проблема? — спросил Джеймс.

Брэдфорд замялась. Она впервые за долгое время ощущала совершенно неуместное чувство неловкости, которое не позволяло ей внятно выразить свои мысли. Слова спотыкались о невидимый барьер из собственных сомнений, и Брэдфорд понадобилось несколько лишних секунд, чтобы, наконец, заговорить.

— Рубашка, — осторожно начала Ева, — она грязная от крови и я боюсь, что могу занести тебе что-то в рану, если…

— Если я её не сниму, — закончил привычно размеренным тоном Мориарти.

— Да.

Он без лишних слов стал расстегивать пуговицы на своей рубашке, что, стоит сказать, выглядело немного нескладно, ведь Джеймс больше не мог двигать своей левой рукой. Ева какое-то время наблюдала за его напрасными попытками совладать с пуговицами, но, в конце концов не сдержалась и медленно отодвинула его ладонь. Она не чувствовала ничего, кроме лёгкого раздражения, расстёгивая его рубашку. Былая скованность ушла, и всё, о чём могла думать Ева в этот миг, — это пульсирующая рана, которая только-только перестала кровоточить. Она наспех сняла с Джеймса потрёпанную рубашку, обнажая раненое плечо, и невольно выдохнула: «Чёрт!».