— Господи, если это кто-то увидит… — тихо выдохнула Ева.

— Нам конец, — закончил Марк. — Мы не можем подставить Асада, не нарываясь на опасность.

И с его словами было сложно поспорить. Многие пытались подставить Асада. Алекс Риттер был последним из их числа, и теперь за свои старания он превратился в изысканный предмет интерьера. Подобная участь совершенно не устраивала Еву.

— Что ты предлагаешь? — поинтересовалась она.

Дауэл лишь откинулся на спинку кресла и совершенно будничным тоном сказал:

— Нужно убить его.

Перспектива стать предметом интерьера, похоже, была не худшим, что ждало их впереди.

***

Он совершал ошибку — именно так говорила логика, что теперь подозрительно напоминала голос его покойного брата. Филип Клеман поступал, как идиот, пытаясь убежать от неизбежного, спасая собственную шкуру и бросая других на линию огня с чужим безумием. Он был эгоистом, трусливо сбегающим от проблем. Отец бы сказал ему то, что он всегда повторял Филипу, когда он облажался: «Ты вновь доказал, что ни на что не способен». Грозный взор бывшего главы четы Клеманов каждый день прожигал его с семейного портрета, который висел в кабинете. Филип уже не помнит, почему не снял эту безвкусную пародию на искусство. Даже сейчас, когда половина вещей из его дома была расфасована по коробкам, это чудовище смотрело на него своими мёртвыми глазами, и в какой-то момент Филип не выдержал. Он сжал в руке стакан с двадцатилетним виски, который он цедил словно воду в последние несколько дней, попутно разбавляя сигарами из личных запасов, и запустил им в место между отцовским плечом и головой Джулса. Гранёный стакан с грохотом разбился о картину и разлетелся мелкими осколками по дубовому полу. Легче не стало.

За дверью его кабинета послышались шаги. Филип знал — это не горничная. Слишком уж поздний час для уборки. Дверь приоткрылась и из-за неё выглянул глава его охраны. Его высокий силуэт проник в комнату, и вот грузный чернокожий мужчина за сорок с армейской выправкой и отменной реакцией стоял перед ним, нервно поглядывая на сверкающие осколки стакана, устилающие пол.

— Чего тебе, Ксавье? — безразлично поинтересовался Филип.

— Джеймс Мориарти здесь, — ответил Ксавье своим низким басом.

Филип словно очнулся ото сна, услышав до боли знакомое имя. Он выпрямился на своём стуле, судорожно расправил складки на помятом пиджаке и громко приказал:

— Веди его сюда.

Ксавье в очередной раз покосился на погром, что творился в кабинете, но, ощущая раздражение, исходящее от его начальника, так и не решился что-то сказать. Он лишь послушно кивнул и тихо удалился из тёмной комнаты. Филип смотрел ему вслед с нарастающим волнением. Отцовский голос в голове твердил: «Трус!». Джулс же лишь тихо нашёптывал вдогонку: «Тебе конец, братец!». Филип сорвёт этот чёртов портрет — в этом он был уверен на все сто процентов.

Когда Мориарти вошёл в его кабинет, окружающая атмосфера переменилась — повисшее в воздухе отчаяние сменилось невыносимым напряжением. Джеймс выглядел по-прежнему угрожающе опасно — облачённый в темно-синий наряд, он казался зловещей тенью, что взирала на Филипа своими пустыми глазами из тьмы ночного кабинета. Мориарти был немногословен, обойдясь коротким приветствием. Он без лишних вопросов занял место напротив Клемана — не то, что обычно занимали его гости, нет, Джеймс подсел так близко, что он, хозяин этого дома на какое-то мгновение почувствовал себя гостем. Мориарти были безразличны самобичевания Филипа. Этот человек пришёл за фактами.

— Рад видеть тебя, Джеймс, — с мнимой учтивостью сказал Филип. — Как дорога?

— Может, опустим формальности и перейдём сразу к сути, — не вопрос — приказ, что полоснул по Филипу, словно острое лезвие.

— Конечно, — Клеман нервно кивнул. — Я позвал тебя сюда, потому что я принял решение. Я выхожу из игры.

— Сбегаешь, — Мориарти показательно взглянул на горы коробок, что окружали их в полупустом кабинете.

— Спасаюсь.

Джеймс надменно усмехнулся, и этот жест не прошёл мимо Филипа. Он понимал — для принципиального и безбашенного Мориарти то, что он делает, не больше, чем позорное бегство. Но Филип никогда не обращал внимания на чужие упрёки. Наблюдая за медленной смертью отца, которого скосил третий по счету инсульт, и гибелью брата, умершего по причине собственной упрямости, Клеман всецело познал цену жизни.

— Чем тебе так не угодил Асад? — спросил с едкой издёвкой Мориарти.

Филипу вспомнился семейный склеп, тот нелепый разговор, проблемы с «Аресом». Сомнений не осталось…

— Он безумец.

— Все мы немного сумасшедшие, Филип. Тебя это никогда не пугало в людях.

Клеман нервно хмыкнул. До встречи с Асадом Филипу казалось, что он повидал безумцев. В юности ему доводилось видеть, как отцовские друзья размахивают друг перед другом заряженными боевыми пистолетами, споря о вещах, прежде непостижимых для неопытного мальчишки. Время от времени их виллой даже разносились устрашающие звуки выстрелов, после всего все звуки утопали в мёртвой тишине.

Совсем скоро и Филип мог брать в руки оружие, он стал старше, начал носить с собой карманный револьвер и завёл двух личных охранников. С тех пор безумцы стали неотъемлемой частью его жизни. Филип встречал их в окружении Джулса, видел на очередных светских приёмах, устраиваемых Луизой, спал с ними, работал с ними — и вот он уже сам стал немного безумцем. Он был способен на большее, чем разочаровывать своего покойного папашу. Но даже этого безумия недостаточно, чтобы понять сумасшедшую натуру Зейда Асада.

— Ты видел, что он творит, — вздохнул Филип. — Папа, тот парень Нассау, Женева… — Клеман потёр уставшие глаза. — Чёрт, он подорвал Совет ЕС! Это новые грани безумства.

— И всё же ты работал с ним, — справедливо заметил Мориарти.

Филип в ответ лишь нервно пожал плечами и тихо заговорил, пытаясь не превратить свою речь в очередное оправдание перед собственной совестью:

— Сперва он казался мне разумным, мудрым в какой-то своеобразной манере. Он был жестоким, да, но в его руках была такая власть, которая нам и не снилась, — сотни тысяч людей, готовых по одному звонку начать хаос. Это был целый мир новых возможностей. Джеймс, я стал миллиардером, когда фирма Джулса едва вылезла из долгов…

— Но потом что-то пошло не так, — закончил Мориарти, глядя на сверкающие осколки разбитого стакана.

— Он изменился, — продолжил Клеман, — вбил себе в голову глупую идею выйти на Сирию и забрать весь местный рынок. А потом поползли слухи о том саммите, и у Зейда снесло крышу. Тогда же появился Риттер. Зейд называл его реформатором, но на проверку он оказался обычной секретаршей — как ты и говорил. Тем временем, наши долги росли, фирма не выдерживала таких объемов, и продажи стали проседать. Если подумать, то сейчас всё в разы хуже. После того, как Асад потерял свой основной капитал из-за смерти матери, у нас не осталось ничего.