— Не более бесполезно, чем заливать в себя всю эту дрянь, — она указала на полупустую бутылку виски, которую Дауэл только что достал из шкафа.

Марк лишь криво усмехнулся и философски изрёк:

— Каждый справляется с горем по-своему.

Его слова в очередной раз заставили Еву ощутить невозможное омерзение к этому человеку. В какой-то мере ей было даже досадно видеть, как прежде могущественный столб общества теперь походил на беспробудного пьяницу, что оправдывал собственную слабость чужими ошибками.

— Какое, к чёрту, горе тебя настигло? — спросила с презрением Ева. — О чём ты жалеешь, Марк? О том, что утратил должность своей мечты? Или о том, что твой статус в вашем пижонском обществе теперь ниже портовой шлюхи?

Марк сделал несколько шагов навстречу Еве и остановился на расстоянии не более ярда от того, чтобы эта близость стала критичной.

— Я жалею о том, что доверил жизнь единственного сносного человека в этой дыре такой дуре, как ты, — сказал он.

И вновь Ева слышала одно и тоже — оправдания, попытки задеть её, упрёки, что пробуждали старые страхи. Она уже могла уловить зловещее шипение безликого белого шума, могла ощутить взгляд, что прожигал её из тьмы коридоров. Взглянув на Дауэла, Ева поняла одно — она не может позволить этому маразму прогрессировать. Марк в своей обычной манере перекладывал ответственность за собственные действия на других. Он делал всё, чтобы избежать вины, и лучшим лекарством от этого было познакомить его с жестокой реальностью.

— Думаешь, Моран бы оценил это? — заговорила без тени былых сомнений Ева. — Джеймс говорил о твоей привязанности к нему. Неужели нажираться вусмерть — это лучший способ скорбеть?

Дауэл сделал шаг вперёд. Расстояние между ними сократилось ещё на фут.

— Лучше бы тебе заткнуться, — прошипел он сквозь хмельное дыхание.

— А то, что? — Ева встала с дивана и поравнялась с ним. — Убьешь меня? — она окинула его оценивающим взглядом и хмыкнула. — Посмотри на себя — ты ведь калека, едва ноги за собой волочишь. Раньше ты бы мог прикончить меня одним звонком, а теперь ты даже стоять уверенно не можешь.

Ещё один шаг вперёд — и его дыхание, пропитанное запахом дорогого виски, уже практически касалось её лица. Дауэл был в ярости, и всё, что он мог делать в таком случае, — нарушать границы личного пространства и сыпать теперь уже пустыми угрозами.

— Ещё одно слово — и я разобью эту бутылку об твою голову.

— Не стоит, — Ева отрицательно мотнула головой. — Не переводи алкоголь, Дауэл. Он тебе ещё понадобится, чтобы утопить собственную жалкую натуру, — она взяла со стола ноутбук и, обогнув диван, направилась к лестнице. Уже стоя на ступенях, она взглянула на застывшего на месте Дауэла и тихо произнесла:

— А, когда твои шрамы начнут гнить, и ты будешь задыхаться от болевого шока в своей конуре, помни — никто: ни я, ни Джеймс, ни Майкрофт Холмс, ни Себастьян не виноваты в этом. Всё это -только твоя вина.

И она ушла, оставляя Марка Дауэла наедине с собственными демонами. Уже сидя в своей комнате, Ева ощутила, как стало легче дышать, а безликий белый шум, преследующий её в тишине, умолк. Впервые за последние несколько дней она просто наслаждалась одиночеством, забыв об обременяющих мыслях.

Время приближалось к четырём часам, когда дверь Евиной комнаты со скрипом открылась. На пороге стоял Джеймс. Облачённый в тёмно-синий костюм от Westwood, он излучал привычный угрожающий флёр. Ева поняла без слов — он уходил.

— Что-то случилось? — спросила она, закрывая ноутбук с открытой статьей об Асаде.

— Мне написал Филип Клеман. Нам нужно будет встретиться.

Упоминание Клемана на миг выбило Еву из колеи. Она уже и не ожидала услышать об этом человеке после их не самого приятного расставания. В памяти ещё свежи были воспоминания о той длинной альпийской дороге, когда её горло раздирало от боли, а сердце стучало с такой скоростью, словно готово было вырваться из груди. Она знала, что после её исчезновения с радаров Филип не раз встречался с Мориарти — и встречи эти всегда диктовались одним человеком.

— Ты уверен, что это безопасно? — спросила встревоженно Ева. — Он в последние месяцы почти не отходил от Асада.

Мориарти лишь натянуто усмехнулся в ответ на её волнения.

— Филип Клеман никогда бы не написал мне, если бы хотел убить, — заверил он. — Ему страшно. Он боится, что Асад окончательно сошёл с ума, и я бы не стал исключать такой исход.

Слова Джеймса звучали убедительно, и в какой-то мере Ева даже разделяла его точку зрения, но ей всё ещё было не по себе от сложившейся ситуации. Зудящее чувство тревоги заставило её спросить:

— Мне стоит пойти с тобой?

— Нет. Оставайся здесь. У меня есть для тебя одно задание, — Джеймс выудил из внутреннего кармана пиджака небольшой лист бумаги и протянул его Еве.

На нём ручкой был выведен длинный номер, совершенно не похожий ни на один из мобильных.

— Что это? — спросила Брэдфорд, глядя на странный набор цифр.

— Это номер накладной, по которой на этот адрес пришла посылка из Будапешта, — пояснил Джеймс. — Забери её с местной почты и изучи содержимое.

— Что там?

— Вещи, которые мы нашли в том месте, где тебя держали.

Ева какое-то время рассматривала витиеватые цифры, думая о том, что же такого можно было найти в той тюрьме, после чего сложила бумагу вдвое и сунула её в карман.

— Хорошо, я заберу её, — сказала она.

Зудящее чувство тревоги не отступило. Ева не была уверена, что сейчас делает. Она поднесла руку к лицу Мориарти и осторожно провела по щеке, обращая его взор на себя. Глядя в его глубокие чёрные глаза, она видела всё — его прошлое, полное разочарований, будущее, пугающее своей неопределённостью, и настоящее, в котором он больше не казался ей той безликой машиной, что предстала перед ней полгода назад в одном из скверов Солсбери. Джеймс Мориарти был живым, таким же, как и она. Ева провела большим пальцем по острой скуле и, подавшись вперёд, оставила лёгкий поцелуй на его губах.

— Будь осторожен, — прошептала она, прежде чем отпустить его.

За Мориарти захлопнулась дверь, и Ева медленно попятилась обратно в объятия одиночества. Из окна она могла наблюдать, как его машина выезжает за пределы поместья и удаляется за поворотом горного серпантина. Погода стояла пасмурная — иной, похоже, и не было в этой местности. Ева взглянула на настенные часы, что показывали половину пятого, и поняла, что до закрытия почты у неё осталось не больше полутора часа. Собираться пришлось в спешке.

В Шеврье Ева бывала редко — только когда в доме заканчивались продукты и иссякали запасы кофе. В город вела всего одна дорога, пересекающая скалистый горный массив. «Им повезло застрять в этом месте летом, — думала Ева, выезжая на извилистую трассу, — зимой бы здесь было невозможно проехать». От поместья до города — каких-то двадцать минут на средней скорости, поэтому Ева не спеша тянулась крутыми горными склонами, стараясь не пропустить очередной резкий поворот. По радио вновь крутили утренний выпуск новостей, изредка прерываясь на очередной попсовый хит.