Они шли молча какое-то время. Нечто тяжелое, обременяющее было в этом молчании. Асад глядел вперёд, Клеман же чаще смотрел под ноги, мельком поглядывая на самого Зейда. Он не знал, что стоит говорить в таких случаях. Его семья никогда не была для Филипа чем-то столь сакральным, как «Эла Илат». Он почти не помнил матери, что умерла, когда ему едва исполнилось пять, не плакал на похоронах отца, когда тот скончался от очередного инсульта, его не зацепила смерть Джулса, пусть он и догадывался о личности его убийцы, ну, а Луиза… ей суждено было уйти вслед за мужем.

Все представления Клемана о счастливой семье основывались на нелепых мыльных операх и рассказах его недалёких пассий.

Что там сказала Хлоя, когда умер Джулс?

— Зейд, мне… — «очень жаль» — хотел было сказать он. Банально, глупо — но по-другому Филип не умел. Он не знал, как утешать одного из самых опасных людей в этом чёртовом мире, и был несказанно рад, когда его перебили.

— Через неделю я собираюсь устроить званый ужин для нескольких важных гостей, — сказал Зейд. — Мне нужно, чтобы ты был там. После этого всё изменится.

— Что за ужин?

— Встреча с новыми клиентами.

Расплывчатый ответ Зейда не привнёс ясности в ситуацию для ошарашенного Филипа. Клеману всё ещё казалось, что ему знатно недоговаривают.

— И кто там будет? — поинтересовался он как можно более непринуждённо.

— Пара-тройка политиков, бизнесмены, филантропы, несколько кардиналов из папского престола — все, кто готов платить.

Всё было куда хуже, чем Филип мог предположить. Он прекрасно понимал, что «пара-тройка политиков» — это, как минимум, канцлер Австрии, с которым он позавчера встречался на заседании Европейского совета в Вене, к числу бизнесменов принадлежат несколько синдикатов из Восточной Европы, а филантропами наверняка являются его друзья по фонду Терезы Нассау. И если это всё собрать в одном месте, то они получат лишь ещё одну дозу излишней публичности и, ровным счетом, никаких гарантий.

— Не думаю, что это разумно… — заговорил Филип.

— А я и не спрашивал твоего мнения, — отрезал Асад. — Просто постарайся быть там в своём лучшем амплуа. Мы должны, наконец, покончить с этим континентом.

Филип остановился у входа в усадьбу и лишь смотрел вслед уходящему Асаду. Хотелось бы ему знать, что творится в голове этого безумца и как туда попадают настолько абсурдные мысли. Он и до этого был слегка импульсивным, но теперь, после Женевы, Асад словно уверовал в собственную неприкосновенность. Он и вправду был ослеплён собственными победами, и это делало его уязвимым.

Находиться вблизи Асада становилось небезопасно — именно так подумал Филип, набирая сообщение одному старому контакту.

***

Новости о закрытом ужине, устроенном в честь начала проекта «Баал», разлетелись Европой со скоростью света, и за считанные часы после официального заявления все крупные СМИ трубили о том, что ждёт ЕС после этого исторического события. Детали встречи не разглашались — не было известно ни места встречи, ни списка гостей, ни повестки дня на этом закрытом светском сборище. Вход для журналистов был заказан, а потому оставалось только догадываться, что именно Асад замышлял, устраивая весь этот ужин.

Тем временем, атмосфера в доме под Шеврье накалилась до такой степени, что постепенно переросла в перманентное раздражение, повисшее в воздухе и схватившее своей цепкой хваткой каждого его обитателя. Ева чувствовала опустошённость после их последнего разговора с Марком. «Ты облажалась», — вторило её сознание, и от этого становилось невыносимо больно. Она могла говорить Джеймсу, что всё в порядке, могла молча делать свою работу, прочёсывая информативное поле в поисках новостей об ужине, могла в сотый раз пререкаться с Дауэлом из-за его невыносимого нрава, но внутри неё засела досада, что затмевала все проблески надежды. Это дикое, непривычное для неё чувство заставляло подолгу всматриваться в собственное отражение в поисках новых шрамов, оно приходило к ней ночью, когда свет луны озарял холодную спальню, и смотрело из тьмы своим пристальным взглядом карих глаз. Оно будило её ранним утром, нашёптывая тихое «Беги». Лёжа в своей постели, Ева пыталась не вслушиваться в тишину, ведь теперь она слишком сильно напоминала безликий белый шум. Она и вправду облажалась.

Новости об ужине отвлекли её. И, пусть это была лишь иллюзия действия, ведь никаких продвижений в этом деле у них с Джеймсом всё ещё не было, это неплохо помогало заглушить назойливые мысли. Ева подолгу сидела в гостиной, просматривая десятки новостных сюжетов на местном ТВ, затем шла в комнату и продолжала прочёсывать интернет в поисках новых заметок об Асаде, Клемане, «Аресе» и всём, что с ними связано. Иногда она засыпала сама, иногда усталость скашивала её быстрее, чем Ева успела дочитать очередную статью. Но ей нравился такой ритм жизни — она устала от бездействия, устала созерцать, как Асад скалится ей из сюжетов центральных каналов; устала видеть, как этот мир на всех парах мчится в бездну хаоса, устала слушать белый шум.

С Джеймсом они общались мало — он проводил большую часть времени в своём кабинете, изредка давая Еве какие-то указания по поводу поисков. Все старые вырезки из газет полетели в мусор, а телевизор теперь работал, не выключаясь. Всё приходилось начинать сначала.

Что до Дауэла, то он словно прирос к собственной комнате. К завтраку он не спускался, обед филигранно пропускал, а на ужин предпочитал очередную порцию бурбона. Он выходил из своей обители редко — раз в несколько дней, если повезёт, да и то — только для того, чтобы пополнить свои запасы алкоголя. Марк пил много, и это не лучшим образом сказывалось на его состоянии. Шрамы всё ещё кровоточили, вероятнее всего, из-за того, что он забывал их обработать, а нога по-прежнему адски болела, исходя из того, как тяжело он поднимался по лестнице. Когда Ева попыталась с ним заговорить — не из жалости или безграничной заботы, а, скорее, из-за невыносимого омерзения к тому, что творил Марк, он послал её к чёрту, сказав, что плевал он на её мнение. После этого Дауэл не выходил из комнаты ещё пять дней.

Сегодня же Ева переживала всё тот же рутинный день, наполненный бесконечными новостными сводками об Асаде и гробовой тишиной в поместье. Мориарти с самого утра был занят в кабинете, а Дауэл… он даже не показывался до самого обеда. В этот день Ева решила поискать информацию на «ARES inc.». Неделю назад они официально стали открытым акционерным обществом с государственным капиталом, а это значит, что информация о них должна была всплыть в официальных источниках. Просмотрев австрийский госреестр и покопавшись на официальном сайте компании, Ева не нашла ничего нового, кроме пары заметок о проекте «Баал» и недавнем аудите. От отчаяния она даже решила глянуть новости, прибавив громкости на телевизоре. И в этот миг позади послышались чьи-то медленные шаги. Ева узнала бы этот звук из тысячи — Дауэл всё ещё хромал, его ногу знатно покалечили при допросе, и Брэдфорд была уверена — если приглядеться, можно увидеть свежие пятна крови, что просачивались сквозь тонкую материю брюк.

— Ты ведь понимаешь, что это всё бесполезно?! — прохрипел он своим низким голосом. В нём слышались, как минимум, три порции тридцатилетнего кальвадоса — неплохо для часа дня.