— Я вынашивал эту идею последние полтора года, — продолжал он свою торжественную речь, — с тех пор, как ситуация на Востоке усугубилась, а поток беженцев через наши границы стал превышать пятьдесят тысяч человек в год. Участившиеся случаи взрывов в местах массового скопления людей, как это было в конце прошлого года в Италии, а затем и женевские события только укрепили мою веру в то, что пришло время перемен. Проект Баал, который представил мой коллега, будет новой вехой в истории современной Европы. В рамках этой инициативы мы планируем не просто усилить оборонную мощь нашего региона, но и сделать нечто революционное. В наших планах создание единых европейских войск, которые обеспечат нам безопасность в случае непредвиденной внутренней или внешней агрессии. Как единоличный руководитель холдинга ARES inc. могу сказать, что наши эксперты совместно с французскими и итальянскими партнёрами уже ведут работы по составлению предварительного проекта в рамках этой инициативы, и уже вскоре мы сможем представить его на ваш суд…

На этом прямое включение прервалось, и изображение парадного входа в Бундестаг сменилось яркой студией утренних новостей. Видео всё шло дальше, но Ева больше не вслушивалась в слова диктора. Она молча смотрела на экран, силясь осознать всё произошедшее. Начать стоило с того факта, что самый опасный человек во всей Европе теперь заправляет её безопасностью, а закончить вероятнее тем, что «Проект Баал» — это смертный приговор всей европейской демократии. Но мысли Евы словно не хотели складывать всё случившееся в единую, цельную картину. Перед глазами маячило лицо Асада, а в голове творился форменный коллапс. Ева даже не заметила, как видео на экране было поставлено на паузу.

— Что скажешь? — спросил спокойным голосом Мориарти.

— Это — пиздец, — сухо изрекла Ева. — У меня больше нет слов. Ты знал, что он планирует сделать?

Мориарти отрицательно мотнул головой.

— Нет. Но я догадывался, что подполье ему быстро надоест. Такие, как Зейд, не привыкли прятаться по углам и тихо творить анархию. Собственная неприкосновенность делает их идиотами. Им нужно внимание. Как говорил один мой враг: слабость гения — нужда в аудитории.

Ева окинула взглядом бесчисленное количество заметок, что занимали всё пространство кофейного столика. Каждая из них знаменовала собой какой-то шаг со стороны Асада, но нигде — ни в одной статье или короткой заметке не значилось его собственное имя. Всё это время он оставался персоной без лица и имени — грозной тенью, что нависла над Европой. И это защищало его, делало Зейда Асада неприкосновенным перед суровой буквой закона или ещё более суровыми конкурентами. Сейчас эта спасительная ширма пала.

— И ради всего этого он решил послать к чёрту всю анонимность? — с недоверием спросила Ева.

— Отчасти, — ответил Джеймс. — Предполагаю, ещё одной куда более важной причиной стали деньги. Ты ведь слышала, что говорил наш «единоличный владелец ARES inc.»?

Она слышала всё до последнего слова, но только сейчас — когда перед ней нет его лица, нет мерзкой ухмылки и пронзительного взгляда карих глаз, она смогла уловить суть сказанного.

— Так у него больше не осталось партнёров, — заключила Ева.

— Половину из них он прикончил на вилле у Риттера, во время того ужина, а остальных — пустил на столовую утварь в последующие несколько месяцев. Часть его счетов обнулилась после смерти Ханны Асад. Поставки на Восток тормозят судебные иски, которые курировала ещё покойная Тереза Нассау. Если у него и остались какие-то средства, то этого вряд ли хватит до конца лета.

Слова Джеймса могли прозвучать ободряюще, но только не при сложившихся обстоятельствах. Они объясняли мотив, что двигал Зейдом, но не давали понять, что им стоит делать дальше.

— С этой инициативой денег у него будет достаточно, чтобы не иметь никаких партнёров на стороне. Вся Европа будет платить ему за содержание их бесполезной армии. И тогда эта чёртова война будет неизбежной… — её речь оборвал тихий стук в дверь. — Кто это? — спросила Ева, глядя на Джеймса.

Тот в ответ лишь пожал плечами, и Еве вдруг резко стало не по себе. Она почувствовала себя уязвимой, не имея под рукой никакого оружия. Пистолет остался в комнате, а карманный нож она никогда не носила с собой. И пусть это была всего лишь превентивная мера, пусть она не собиралась палить в этом доме, ведь понимала, что ни один убийца не станет стучать, прежде чем вломиться вовнутрь, нездоровая паранойя заставила Еву схватить лежащие на столе острые ножницы — для перестраховки.

Мориарти подошёл к парадному входу и, заглянув в зрачок, едва ли не мгновенно отворил дверь. Ева стояла позади него, сжимая в руке сверкающие отполированным металлом ножницы, и ощущала, как былое волнение перерастает в приступ лёгкого шока. На пороге стоял Марк Дауэл, но Ева едва узнала его. Вид у него был такой, словно его только что вытащили из-под завалов горящего дома — костюм-двойка свисал хаотичными лоскутами с широких плеч, сквозь белую рубашку просачивались яркие пятна крови, а на вспотевшем лице красовалось несколько свежих ссадин. Стоит ли говорить, что от былого лоска осталась лишь пара сверкающих платиной запонок, что болтались на расстёгнутых рукавах.

— Ну, здравствуй, братец, Ева, — Марк отсалютовал ей окровавленной ладонью. — Может, впустите?

Джеймс отступился, позволяя ему медленно войти в дом. Взгляд у Мориарти был сосредоточенным — он размеренно рассматривал всё то хаотичное полотно из ран, расцветших багровыми пятнами на теле у Марка, пока сам Дауэл хромой, но бодрой походкой проходил вглубь гостиной. Ева же лишь растерянно стояла в сторонке, пытаясь понять, правильно ли она расслышала то, что сказал Марк.

— Как ты… — слегка озадаченный вопрос Джеймса был прерван лёгким смешком.

— …выжил? — закончил Марк. — Это довольно долгая история. Давай оставим её на то время, когда от меня перестанет нести, как от полуразложившегося трупа.

— Ты ничего не хочешь объяснить? — в вопросе Мориарти слышались нотки раздражения.

Ева молча смотрела на то, как эмоции сменяют друг друга на лице Джеймса, пробивая броню из привычной отрешенности, после чего мельком поглядывала на спокойного Дауэла, ощущая странное чувство дежавю. Зоркий взгляд выцеплял все мелкие детали: изящные черты лица, чёрные как смоль волосы, нервные подёргивания пальцев — словно в ритме какой-то старинной сонаты — и глаза — тёмные, точно сама ночь. Казалось бы, если поставить этих двух людей друг напротив друга, они будут напоминать искривлённое отражение друг друга, в котором совершенно чётко проглядывается один общий знаменатель — пустой, пропитанный безразличием ко всему окружающему взгляд.

— Позже, Джеймс, — ответил Дауэл, скидывая с себя потрёпанный пиджак. — Сперва мне нужно привести себя в подобающий вид.

Он удалился раньше, чем Ева успела осознать сам факт — константу — его присутствия. Вдали скрипела деревянная лестница. Раздавались тяжелые шаги. Её бывший палач пошёл смывать последствия своей собственной казни, и у Евы это едва не вызвало нервный приступ смеха. Но почти сразу мысли о Дауэле вернули её на несколько мгновений в прошлое, где из всего обилия реплик, сказанных Марком, Брэдфорд вспомнила ту, которая не давала ей покоя последние десять минут.