Коллин лишь пожал плечами и просто ответил:

— Тогда делай так, как говорит охрана.

— А что мне сказать Эбигейл?

— Придумай что-нибудь, — бросил Коллин, выглядывая в окно.

Чёрный Бентли стоял припаркованным у парадных ворот, и одного взгляда на его затонированные окна было достаточно, чтобы понять — Тадвеллу пора поторопиться. Он наспех набросил на шею шарф и, схватив кейс с документами, направился к двери.

Уже у выхода его настиг голос жены:

— Ты вернёшься завтра?

— Не знаю, — выдохнул Тадвелл. — Смотря, как всё пройдёт с тем чёртовым саммитом.

Его слова едва ли обрадовали Карлу, но Коллин уже не думал об этом, покидая дом. Во дворе он поздоровался с патрульными, что дежурили у его дома, и, бросив последний взгляд на небольшой коттедж в сердце Белгравии, сел в машину.

На заднем сидении его уже ждал Марк Дауэл, который по привычке смерил Тадвелла пристальным взглядом, после чего сдержанно поздоровался и приказал водителю трогать. Странный он был человек, этот Дауэл. Они познакомились с месяц назад на очередной правительственной сходке. Майкрофт Холмс отрекомендовал Дауэла как его нового консультанта в вопросах саммита. Они обменялись рукопожатиями и перекинулись парой слов о Женеве, после чего Марк словно растворился в толпе, уходя куда-то со своим помощником — Себастьяном, кажется. Тогда он показался ему слишком скрытной личностью — немногословен, слегка надменный, Дауэл не старался расположить к себе. И Тадвелл его понимал — после того, что произошло с репутацией Марка Дауэла в последние полгода, у него есть множество причин не проявлять напускную учтивость.

Коллин не любил сплетни, но даже до него доходили слухи о фантастической драме, что развернулась вокруг главы MI-6. И по сей день, когда он, казалось бы, подтвердил свою благонадёжность и восстановился в должности, шлейф из былых грехов всё ещё преследовал его. «Предатель», — шептали ему в спину в Парламенте. «Исламистская подстилка», — говорили в министерстве. «Враг», — заключил Премьер-министр на одной из неформальных встреч. На проверку же Дауэл не вызывал ничего, кроме лёгкого раздражения, которое перекрывало собой чувство невероятного спокойствия, что возникало в его присутствии.

Странно говорить, но Коллин доверял Дауэлу. Он видел, как тот спорил с Холмсом по поводу невозможности компромисса в вопросах обороны, как выгрызал лишние минуты для его речи, как отправлял своих лучших агентов на охрану его, Коллина, семьи — и в такие моменты Тадвелл восхищался личностью Марка Дауэла. Он мог воровать на госзакупках, мог сбывать списанное в утиль оружие, но за всей своей сволочной натурой этот человек имел кое-что важнее любой репутации, и это — стальные принципы. Во всяком случае, так казалось Тадвеллу.

— Как Карла? — спросил вдруг Дауэл, когда они въехали в Хауслоу.

— Спокойна, как всегда, — соврал Тадвелл. Марку едва ли нужны были детали их семейных склок.

— В отличие от тебя, — заключил Дауэл.

— Меня всё ещё не отпускают те угрозы…

— Забудь о них, мои люди уже обо всём позаботились, — перебил его Марк. — Лучше сосредоточься на саммите. Тебе пришли те бумаги…

И Тадвелл забыл, отдавшись мыслям о работе.

Их дорога к Хитроу, а затем и весь двухчасовой перелёт до Женевы прошёл в долгих беседах о саммите. Дауэл всё проходился по деталям той длинной речи, что Коллину предстояло произнести перед Советом ЕС и целым миром через каких-то три часа. Это был доклад, который они подготовили совместно с фондом Терезы Нассау, что должен был, как говорил сам Марк, буквально сменить парадигму мышления тех напуганных, закостенелых идиотов, сидящих в Совете. В нём имелось огромное количество сравнительных данных, что оправдывали надобность новой реформы военной промышленности, пара показательных примеров и неплохое вступление, которое написал лично Дауэл.

Сама речь была достаточно эмоциональной и заканчивалась словами, которые, впоследствии, стали определяющими в их позиции. «Мы не можем строить мир с автоматом в руках», — говорилось там, и Коллин Тадвелл искренне верил в эту истину.

***

20 минут до саммита

«Б-беги», — прорычал хриплый голос Морана в наушнике, и Ева с ужасом отпрянула от ноутбука. Она слышала щелчок — тихий, практически неуловимый для тех, кто не знаком с огнестрельным оружием. Но Ева распознала этот звук. Выстрел был точным — в этом нет никаких сомнений.

— Себ? — тихо позвала она, но ответа так и не последовало. — Себастьян, ты слышишь меня? — и вновь тишина.

Ева замерла. Она не верила, нет, такого просто не могло случиться. Они пережили Глазго, Ливерпуль, даже чёртов Ирак, когда опасность не скрывалась, — она восседала десятками снайперов на крышах зданий, поджидая удобного момента, чтобы нанести свой смертельный удар. И вот теперь, когда до заветной цели оставалось несколько шагов, всё полетело в бездну. Моран не отвечал, даже когда Ева набрала его сотовый, что было весьма опрометчивым действием, а всё, что она слышала в наушнике, — это бездушный белый шум.

Осознать случившееся было сложно. Брэдфорд ещё с минуту неподвижно сидела перед экраном ноутбука, ожидая увидеть, как из двери уборной выйдет Моран, — целый и невредимый. Она всё ждала, когда сквозь помехи в наушнике раздастся его хриплый голос и станет легче, ведь он в порядке. Ей уже было плевать на бомбу и на людей, что находились в посольстве. В какой-то миг всё это стало несущественным. Ева просто смотрела на изображения из камер и ждала, как наивный ребёнок, что всё вдруг наладится.

Спустя несколько долгих минут, дверь уборной отворилась, и из неё вышел высокий мужчина — на камере не было видно его лица, но Ева узнала его. Этот темноволосый худощавый парень в мешковатой куртке был никем иным, как Гасаном Асадом. Еву словно прошибло слабым разрядом. Она резко вскочила с места и стала судорожно собирать вещи. Из глаз катились запоздалые слёзы, и Брэдфорд мельком смахивала их, запихивая своё оборудование в сумку. Вся эта суматоха отняла у неё приличное количество времени, и в тот миг, когда где-то внизу послышался громкий хлопок входной двери, она просто сдалась.

Схватив пистолет, сотовый и ключи от Ауди, Ева выбежала из комнаты и помчалась к лестнице, минуя узкий коридор. В голове раз за разом прокручивался один момент — грохот борьбы, хриплый голос Морана, щелчок — и шипение помех, что поглотило собой все окружающие звуки. Её передёрнуло. Грудь сжимало от боли, а слёзы всё катились из глаз, словно перманентное напоминание о том, что случилось несколькими минутами ранее.

Поворачивая за угол этого старого здания-колодца, Ева вышла к лестничной клетке. Замедлив шаг, она осторожно заглянула через перила, дабы проверить периметр. Хватило мгновения, чтобы она узрела на одном из пролётов тёмную тень, что быстрыми шагами двигалась вверх. Стараясь не создавать лишнего шума, Ева ринулась обратно, попутно осматриваясь по сторонам. Единственным выходом, что у неё имелся, являлась пожарная лестница. Здание, в котором она находилась, хоть и было свиду старым, но общая конструкция напоминала сороковые или пятидесятые. В таких обычно использовали наружную металлическую конструкцию, вроде внешнего смежного балкона, по которому можно было спуститься вниз.