— Как вы? — спросил рослый мужчина, стоявший всё это время у стены небольшой гостинной, где сидела Ева.

— Свободнее, — ответила без особой охоты Брэдфорд, подходя к приоткрытому окну. Впервые войдя в эту комнату, она приметила на столе забытую кем-то пачку сигарет. Внутри услужливо оказалась зажигалка, и Ева без особых церемоний решила воспользоваться такой редкой, но нужной возможностью отвлечься. Вдыхая горький дым, она ощущала, как из головы одна за другой испаряются назойливые мысли о прошлом. С каждой затяжкой смотреть на окружающий мир становилось чуточку легче, зудящее чувство вины ослабевало, а грусть о потерянном времени уже не казалась столь существенной. Парень позади ничего не сказал в ответ на Евину бесцеремонность. Он созерцал её последние несколько часов и наверняка внутри своего пропитанного солдафонской честью мозга понимал, что ей это нужно.

Минуты тянулись непростительно долго. Там, за окном конспиративной квартиры уже зажигался рассвет, громадный котёл жизни вскипал под лучами восходящего солнца, люди выплывали из своих тесных домов, заполняя узкие улицы однообразных кварталов старого Будапешта. Мимо проносились колонны серых легковушек, вдали слышались полицейские сирены, а на другой стороне улицы зажглась яркая вывеска новомодного тату-салона. Эта шумная суматоха казалась Еве самым прекрасным зрелищем. За месяц с лишним вдали от цивилизации она уже успела забыть, что где-то за стенами альпийского коттеджа, где-то вдали от камер заброшенной тюрьмы ещё остались семь миллиардов человеческих душ, которые каждое утро её затянувшегося аскетизма просыпались и шли исполнять свою ежедневную рутину. И, даже если бы она умерла, если бы расшиблась в той аварии или выпила цианид — ничего бы не поменялось. Эти люди бы всё ещё просыпались, всё ещё целовали на прощание близких и шли в одним им известном направлении. Каждый день. Пока этот мир не покатится в бездну.

Позади послышался хлопок двери. Кто-то вновь ушёл. И Ева бы даже не обратила внимания на этот простой факт, если бы не чей-то голос, доносящийся из коридора, — далёкий, но всё ещё слишком знакомый, просивший оставить их одних на какое-то время. Вторая докуренная сигарета полетела в пепельницу. Брэдфорд замерла, услышав медленные шаги.

— Ева, — от этих слов внутри неё что-то оборвалось.

Она обернулась, пытаясь совладать с нарастающей в теле дрожью и, казалось бы, на миг забыла, что нуждается в воздухе. Весь мир с его торопливой суматохой на миг застыл и сузился до тесной комнаты конспиративной квартиры в сердце Будапешта. Перед ней стоял самый непостоянный человек в этой чёртовой вселенной. Он был тем, кто стал причиной многих совершенных ею ошибок (о чём он не перенимал возможности упомянуть), тем, кто разрушал её принципы задолго до того, как с ними покончил Асад. Но в то же время он был и остаётся тем, кто продолжает спасать её из бездны замочной скважины, раз за разом выхватывая из цепких лап смерти… даже если это вкорне противоречит всем его устоявшимся взглядам. И если это не причина для любви, то что же тогда?!

— Привет, Джеймс, — выдохнула Ева с улыбкой.

Она знала — Джеймс не был особо сентиментальным человеком, он презирал любое излишнее проявление эмоций, считая это слишком ненужной формальностью, чтобы придерживаться её. Но в этот миг Еве было как-то по-особенному плевать на все его высокопарные речи о человеческих слабостях. Она в несколько шагов преодолела расстояние между ними и осторожно обвила руки вокруг его шеи, не давая шанса на возражения. Это обьятие — долгое, приятное, правильное — стало чем-то на подобии катарсиса в их погоне за жизнью. Оно не было похоже на те наигранные жесты, что они делали для поддержания легенды о собственном браке; нет, это было что-то настолько настоящее, что осознать его смысл практически невозможно. Всего лишь взаимный, спонтанный жест, в котором отпечатались все накопившиеся страхи и тревоги; порыв, который должен был закончиться куда раньше, чем это случилось на самом деле.

— Я полагала, мы встретимся в совсем другом месте, — усмехнулась Ева, обрывая эту долгую близость, но так и не остранившись достаточно далеко.

— Я тоже, — ответил задумчиво Джеймс. — Но обстоятельства слегка поменялись.

— Да, совсем немного, — Ева тихо засмеялась, пытаясь осознать, насколько теперь нереально звучат услышанные месяц назад слова. «Прага, полдень, часовая башня» плавно превратилось в ту искажённую реальность, в которой они сейчас существовали. И это было по-своему прекрасно. На миг Брэдфорд задержала свой взгляд на лице Джеймса — всё таком же задумчивом, с парой-тройкой новых шрамов, которые отчего-то его совершенно не портили. — Спасибо, — сказала она, подразумевая всё то, что случилось в интервале последнего дня. — Ты знаешь, за что.

Слова Евы вызвали лёгкую тень улыбки на лице Джеймса. Брэдфорд понимала, в этот месяц ему пришлось пройти через многое, и её спасение было лишь промежуточной точкой в этой адовой круговерти. Она ещё помнила свои заметки, которые остались на стене в доме Байеров, и прекрасно осознавала, что все прошедшие события не произошли без его непосредственного участия. Всё это время, пока она находилась во власти обстоятельств, этот человек лез в самое сердце бури, пытаясь противостоять одному из опаснейших террористов в мировом масштабе. В какой-то момент она даже пожалела, что не осталась в том чёртовом отеле и не придумала способ получше для их спасения. Но другого выхода не было, и Брэдфорд это знала.

— Ты удивительно глупый человек, Ева, — сказал с привычной долей укора Джеймс.

— Я спасла тебе жизнь, — парировала с улыбкой Брэдфорд.

— И я отплатил тебе тем же.

— Ну, получается, мы квиты, — заключила Ева.

— До тех пор, пока ты в очередной раз не сотворишь нечто подобное.

И от его слов Ева искренне рассмеялась. Она смотрела на Джеймса, который, казалось, утратил часть своей привычной прагматичности, и вспоминала такие далёкие мгновения умиротворения между ними. Кажется, это был Виннергоф. В том тесном отельном номере осталась часть её сентиментальной души, которую уже не вернуть. Она умерла под хриплое пение Синатры и развеялась вместе с холодным альпийским ветром, проникающим сквозь старые оконные рамы. Ева бы отдала всё, чтобы то мгновение обернулось иным, лучшим для них, но, к чему страдания о прошлом, когда есть странное, но приятное настоящее, объятое лёгкой, однако совсем не пугающей пеленой неизвестности.

— Это твоё бремя, — заявила с сияющей улыбкой Ева. — Ты сам меня нанял.

— Иногда я начинаю об этом жалеть, — и это могло бы прозвучать грубо, если бы Ева не знала одного простого факта — Джеймс никогда не жалел о содеяном.

— О, прошу тебя, просто заткнисть, — с этими словами Ева медленно подалась вперёд и вовлекла Джеймса в долгий — почти такой же долгий, как их недавние объятия, — поцелуй.

Пришло время создавать новые мгновения.

Комментарий к P.S. Прага, полдень, часовая башня

В общем и целом, этот эпилог к последним 4 главам - мой небольшой (даже слишком небольшой) подарок всем тем, кто ждал воссоединение этих двоих. Пусть где-то на фоне твориться полный пиздец, эти ребята заслуживают хоть немного времени чисто для себя. Я бы не назвала это ни зарисовкой, ни полноценной главой - пусть это просто будет мгновение - одно из немногих, которые меркнут в тени основных событий но всё ещё важны для меня, как часть сюжетной линии конкретных персонажей.