— Чудно. Присаживайся, — Зейд указал на стул напротив.
Мориарти покосился на напрягшегося Клемана, который, похоже, был не в восторге от его компании, и без лишних слов занял предложенное место.
— Чем обязан? — спросил он, намереваясь упустить лишние условности.
Асад лишь откинулся на спинку стула и с улыбкой протянул:
— Расслабься, Джеймс. Чаю? — он кивнул парню с подносом, что стоял у двери, и тот мигом принялся раскладывать сервиз.
— Пожалуй, нет, — Джеймс осторожно отодвинул чашку с чаем.
Мориарти не был параноиком, но, вспоминая, чем закончился последний обед в компании Асада, он решил упустить часть с напитками.
— Не волнуйся, — хохотнул Асад. — Я не собираюсь тебя травить. Попробуй, Джим. Мой знакомый прислал мне его из Непала.
К чаю Джеймс так и не решился притронуться, но вот занятный дизайн чашки его заинтересовал. Форма у неё была слегка кривоватой, даже ассиметричной, что, впрочем, не убавляло её изящности, а сам желтоватый материал, из которого она была выполнена, казался прочнее камня. Он чем-то напоминал слоновую кость, только немного жестче… Осознание пришло к нему практически мгновенно.
— Какой занятный сервиз, — сказал Джеймс, покручивая в руках свою «чашку».
— Нравится? — Асад горделиво улыбнулся. — Никогда не думал, что из такого дерьма, как Риттер, может выйти нечто столь утончённое.
Мориарти тихо засмеялся. Делать из врагов столовую утварь — как это, всё-таки, поэтично… и даже немного, самую малость, практично. Клеман же, похоже, не разделял всеобщего веселья. Филип нервно закашлялся, брезгливо отбрасывая свою чашку на стол. Лицо его стало бледным, как у мертвеца, а глаза были на выкате. Джеймсу казалось, ещё чуть-чуть, и у него случится сердечный приступ.
— Это… — слово «кость» утонуло в его громком дыхании.
— Ты прав, Зейд, — ухмыльнулся Мориарти, отпивая немного из чашки. — Замечательный чай.
— Я же говорил, — сказал Асад с нескрываемым наслаждением. Совсем скоро тон его стал гораздо жестче. — Итак, вернёмся к делу. Как долго ты намерен это делать?
— Что именно? — спросил с лёгким замешательством Джеймс.
— Играть у меня за спиной. Втайне переставлять фигуры на шахматной доске.
Мориарти хмыкнул. Было слегка нелепо слушать жалобы о собственной подпольной игре от человека, который всё это время творил истинную анархию, попутно пытаясь его прикончить.
— Тебе претит мысль, что кто-то может быть на шаг впереди? — поддел его Мориарти. — В этой игре не я установил правила, Зейд, а ты. Если бы ты хотел играть по-честному, то не устроил бы этот цирк с убийствами и погонями.
В ответ Зейд понимающе закивал.
— Все печешься о своей Еве? — спросил он с пренебрежением, и от его слов внутри Мориарти что-то оборвалось. На миг он ощутил собственную слабость, почувствовал, как незримые тиски сжали грудную клетку. Но это была лишь блажь, которую он сумел отогнать. — Это славно, Джеймс, — продолжил Асад. — Преданность нынче на вес золота, особенно, когда на кону твоя собственная жизнь, — он отпил немного чая, вызывая очередную бурную реакцию у Клемана, после чего задумчиво произнёс:
— Знаешь, у меня к тебе вопрос: Зачем ты здесь?
— Ты сам меня позвал, — ответил Мориарти.
Асад всё смотрел на него с лёгким прищуром и загадочно улыбался. Джеймс видел, как под этим пристальным взглядом тушевались его верные подопечные, ведь он внушал им страх, он доказывал Асаду, что тот выше остальных, поскольку даже без слов может заставлять человеческие сердца замирать в ужасе. Джеймс его не боялся, и это, похоже, стало камнем преткновения в их беседе.
— Лицом к лицу с врагом, который в любой момент может нажать на спусковой рычаг и снести тебе голову, — проговорил он в патетичной манере. — Что же такого должно быть в этой барышне, чтобы ты согласился прийти навстречу со смертью?
Попытки манипуляции в исполнении Зейда были весьма занятными, но Мориарти они не цепляли. Этот человек слишком глубоко погряз в собственном болоте из принципов, чтобы суметь давить на чьи-то чувства.
— Почему ты полагаешь, что дело в ней? — поинтересовался Джеймс.
— Я видел, как изменился твой взгляд после упоминания Евы Брэдфорд, — Асад взглянул ему в глаза, словно ища там остатки того мимолётного чувства, что давно уже утонуло в омуте безразличия. — Занятно, наверное, я единственный в этом мире, кто действительно лицезрел твоё волнение, Джеймс.
— Ты путаешь волнение с удивлением, — спокойно отрицал Джеймс. — Мимолетная сконфуженность, не более. Волнение гораздо тоньше, его тональность чуть выше, интонация надорванная, дыхание — чаще всего, сбитое из-за нарушенного сердечного ритма. У гипертоников, вроде тебя, и вовсе дар речи пропадает. Буквально, — он сделал небольшую паузу и показательно взглянул на часы. — О, кажется, должно было подействовать.
— Что? — удивлённо спросил Зейд.
— Вчера я наведывался к твоей матери. Мы с ней немного поболтали, и под конец я оказал ей кое-какую услугу — избавил от страданий, так сказать. Щепотка стрихнина в чай уже должна была сделать своё дело.
Вот оно — волнение в своём истинном обличии. Руки Зейда потряхивало в лёгком треморе, глаза расширились, а дыхание сбилось. Он едва смог выдавить из себя тихое надрывное рычание:
— Ты…
Джеймс опустил руку на стол, резко подался вперёд и, не разрывая зрительного контакта с ошеломлённым Зейдом, прошипел:
— Я знаю, что ты хочешь показать мне, Зейд. Прошу, — он театрально скривился. — Но не думай, что мне не будет, чем тебе ответить.
Слова Джеймса немного отрезвили Асада. Он сумел совладать с собственными эмоциями, и на смену всепоглощающему волнению пришла подавленная злость. Мориарти мог поклясться, что практически ощущал её терпкие флюиды, витающие в воздухе.
— Думаешь, я убил ее? — спросил Асад. — Я бы не поступил так глупо, ведь это бы развязало тебе руки. А мне гораздо спокойнее, пока они находятся цепях. Дамир! — окрикнул он своего помощника. — Покажи ему.
Спустя считанные мгновения, к ним подбежал молодой худощавый парень, который всё это время словно ждал своего выхода. Он поставил на стол планшет таким образом, чтобы все трое: Асад, Мориарти и Клеман могли видеть то, что происходило на экране. Несколько секунд — и зияющая чернота сменяется помехами, из-за которых медленно проявляются очертания какой-то комнаты. Посреди неё на стуле сидела девушка — её взгляд был устремлён к объективу, и совсем скоро среди пёстрой ряби проявилось лицо. То самое лицо.
— Ева, — обратился к ней Асад. — Рад видеть тебя.
Он ещё говорил ей что-то, и Мориарти не стал вмешиваться в их беседу. Пусть этот псих насладится долей власти, что у него ещё осталась. Джеймс всё всматривался в Евино лицо, отмечая каждый шрам, каждую вмятину и гематому, что рассекали бледную кожу. Он словно смотрел на другого человека — тощую, едва проступающую тень былой, хорошо знакомой ему личности. И всё, чего ему сейчас хотелось, — это всадить в Асада всю обойму своего Вальтера — по пуле за каждый удар, что его приемный сынок нанёс Еве.