— Честно говоря, я хотел побыстрее закончить с тобой. На эту ночь у меня ещё есть планы. Но твоя решительность мне определённо нравится, — Грубер широко улыбнулся, рассматривая Мориарти, прижатого к той самой стене, куда ранее сам был нагло впечатан. — Хочешь прокатиться, Ричард?

И у Джеймса больше не было никаких причин сказать «нет».

***

Покидать клуб пришлось окольными путями. Грубер не хотел, чтобы кто-то заметил их, — лишние слухи были действующему мэру ни к чему. Мориарти даже не удивился, когда на выходе их встретила Аделаида. Кое-что в её виде, правда, заставило Джеймса насторожиться: былая злость сошла на нет, и теперь эта убийственная девушка напряжённо мялась перед боссом, что явно намеревался сегодня натворить целую гору глупостей, которую ей ещё долго придётся разгребать.

— Ты что-то хотела, Аделаида? — спросил Грубер, подходя к машине.

— У нас осталось незаконченное дело.

— Дело? — переспросил Эрнст.

— Тот парень, что приходил ко мне вчера. Вы так и не сказали, что с ним делать. Я полагала, вы хотите с ним поговорить.

— Не вижу надобности. Если он крот — то он, в любом случае, ни черта не нарыл. Не думаю, что он скажет мне что-то новое, — Грубер громко вздохнул, открывая дверцу водительского места. Он бросил короткий взгляд на сидящего в салоне Мориарти, после чего сказал:

— Просто позаботься о том, чтобы я его больше не видел, и можешь быть свободна.

Джеймс слышал их диалог предельно хорошо и уже успел сделать некоторые выводы. Исходя из его последних предположений, сегодня Аделаида должна будет покончить с Норманом, и он, увы, не сможет этому препятствовать. Джеймс не цеплялся за людей, особенно в делах, касающихся работы. Но упускать ценные кадры он не любил, а потому в благодарность за проделанную Норманом работу он поклялся себе покончить с этим городом и его надменным мэром самым изощрённым путём.

***

Машина Грубера прорезала тьму ночного Хайдельберга на поистине опасной скорости. За окном, сливаясь в единый беспрерывный поток очертаний, проносились многоквартирные дома какого-то захудалого жилого района. И лишь яркие вспышки встречных машин, что выплывали из тьмы, освещали эту часть Хайдельберга. Судя по указателям, они были крайне близки к черте города, когда Эрнст резко выкрутил руль вправо и съехал на узкую подъездную дорогу. На подъеме он больше не пытался нестись, как угорелый, медленно проезжая редкие дома закрытого частного сектора. Совсем скоро исчезли и они — эти славные двухэтажные пристанища для прогнившей местной знати, сменившись густой лесополосой. Чуть меньше полумили — и они оказались на подъезде к громадным кованым вратам, что скрывали за собой конечную цель Мориарти на эту ночь.

Усадьба Асада оказалась гораздо больше всех здешних домов. В ней было сконцентрировано всё то, за что Джеймс ненавидел её обладателя — алчность, мнимое величие и чрезмерное желание угождать своему собственному раздутому эго. Не удивительно, что Грубер облюбовал это место. Со всей своей готической красотой снаружи, внутри усадьба была крайне схожа с обстановкой его клуба — такая же тёмная и чересчур вычурная. В доме было пусто — ни прислуги, ни ожидаемой охраны там не оказалось, что слегка насторожило Мориарти. Спросить об этом у Грубера было бы слишком странно и компрометирующе, а потому Джеймс продолжил молча шагать за Эрнстом, прислушиваясь к каждому шороху, доносящемуся до него из тёмных углов усадьбы.

Они прошли большой холл и, миновав широкую мраморную лестницу, оказались в тёмном коридоре, ведущем к высокой двустворчатой двери. Сперва Джеймс подумал, что за ней его ждёт очередная тесная спальня, где Грубер хотел бы продолжить их общение. Однако дверь скрывала за собой ни что иное, как широкий светлый кабинет. Вдоль стен там тянулись бесконечные книжные полки, забитые под завязку разномастной классической литературой. Их разделяли несколько декоративных колонн, на которых были выставлены разного рода артефакты, вроде старинных ваз и каких-то древнегреческих статуэток. По правую сторону от входа горел недавно растопленный камин, а рядом с ним располагалась пара больших старинных кресел и низкий журнальный столик.

— Хочешь выпить? — предложил Грубер, направляясь к серванту с алкоголем.

Джим на миг замер, пытаясь примириться с осознанием того, что сейчас должен будет сделать. Впрочем, это было не так уж и сложно — компания местного мэра (ровно как и роль его эскорта) уже успели ему осточертеть за весь прошедший вечер. Недолго думая, Джеймс схватил стоящую на небольшой декоративной колонне вазу и, подойдя со спины, нанёс Груберу точный удар по затылку. Тот без единого писка повалился на пол, роняя попутно стакан с налитым виски.

Перетащить тощее тело к ближайшему стулу и на нём же крепко-накрепко связать было не сложно. В бессознательном состоянии Грубер оказался куда более притягательной и сговорчивой личностью — не сыпал пошлыми шутками, не пытался в открытую приставать и, в общем-то, сдавался милейшим человеком. И даже тонкая струя крови, спускающаяся по его шее из открытой раны, не портила этот умиротворённый образ.

Стоя у связанного Грубера, Джеймс громко, натужно вздохнул. Он понимал, что на поиски чего-то действительно стоящего его внимания в этом доме может уйти вечность — Асад пусть и кретин, но далеко не глупый, и он прекрасно осознавал, что рано или поздно сюда кто-то проберётся, а потому, наверняка, хорошо припрятал все свои секреты. Времени на то, чтобы медлить, у него уже не было, а потому Джеймс, недолго думая, приподнял склонённую голову Грубера и влепил ему несколько звонких пощёчин. Удар был не сильным, поэтому минут через двадцать он бы и сам очнулся, но ждать, пока этот нарцисс оклемается, Мориарти хотелось в последнюю очередь. Ещё пара пощёчин — и в кабинете послышался тихий, вымученный стон. Грубер открыл глаза и, глядя на склонившегося над ним Мориарти, промычал нечто не совсем вразумительное.

— Проснись и пой, Эрнст, — проскандировал с улыбкой Мориарти, садясь на подлокотник одного из кресел.

— Ты… — Грубер смотрел на него исподлобья, морщась от пульсирующей боли в затылке.

Сложившаяся картина вызывала у Джеймса истинное наслаждение. Корчащийся от боли Эрнст, бессильный в своей слабости, злой, жалкий — именно таким Мориарти мечтал его увидеть. Этот человек, как, впрочем, и сам Джеймс был далеко не безгрешен — убивал невинных в угоду собственным амбициям, подставлял конкурентов и партнёров для сохранения безупречной репутации. Эрнста Грубера поглотило пьянящее безумие власти, безумие, которое он, в отличие от Мориарти, намеренно скрывал под маской добродетели. Сейчас, связанный по рукам и ногам, он выглядел куда более искренне.

— Кто тебя прислал? — прохрипел Грубер.

— Никто, — просто ответил Джеймс, сцепив руки в замок.

— Бред…

— Я привык сам делать грязную работу, — пожал плечами Мориарти.

Взгляд, с которым смотрел на него Эрнст, был преисполнен страха и нарастающей злобы. Его образ надменного пижона из числа местной богемы поистрепался, и теперь Грубер больше не мог похвастаться ни идеальной причёской, ведь его волосы больше напоминали бесформенную копну, ни безупречно выглаженным, накрахмаленным нарядом, что успел весь измяться, пока Мориарти усаживал его на стул, ни чистым, не тронутым временем лицом, на котором теперь алели следы от пощёчин.